Повесть опубликована в журнале "День и ночь" 2015, 5

 

Не устаю восхищаться, насколько узнаваемы и притягательны женские образы нашего замечательного писателя Александра Ивановича Астраханцева. Для своих произведений он выбирает современниц двадцатого столетия и новейшего времени в классическом русском масштабе. Тех самых, что коня на скаку остановят и в горящую избу войдут. И хотя коней сегодня еще поискать, а избы городские героини видели, зачастую, только в кино, но что-что, а смотреть жизни в глаза эти женщины не боятся. Витальность и непосредственность, желание и умение двигаться вперед, нередко на грани фола, истовый поиск себя, своего предназначения, способность любить и быть любимыми, и, в то же время, стандартный набор грехов делают их настолько близкими, что кажется — это сестры мои. Потому что женщина женщине, в первую очередь, сестра. И со страниц А. И. Астраханцева неизменно приходит ко мне та, что поймет и поддержит, та, что никогда не осудит. Та, что прошла огонь, воду и медные трубы, а это значит — и я смогу тоже.

Не на сталеварах, шахтёрах, или строителях(...) И не на вдохновляющем мифе о грядущем коммунизме, Советская власть держалась тогда только на миллионах простых советских женщин. Но не спешите. Это не сводки передовиц и с полей, и не записанные в цехах и у подъездов рассказы советского века. Нисколько. Это повесть о любви. О большой любви, о любви невозможной, такой, от которой лезут даже в петлю, но... Героиня хотела любить и она любила. Как умела, как ей было дано.

Эта повесть — мое читательское открытие. Как может женщина всю жизнь любить «свободного» мужчину-творца? Каково ей с ним живется? Почему она не уходит? Почему, если уходит, то возвращается? Почему не может забыть? Ведь значит, чем-то он дорог! Чем-то незаменим! Но чем же, Господи, чем? Конечно, любовью, которая рядом с ним, вопреки все и вся, не только не угасает, но, единственно, светит и греет! Только рядом с ним в этой женщине любовь и живет! «Любовь, что движет солнце и светила», а меньшую ей не надобно! Более того, именно она и привела ее к Богу, к ее Богу — «как мне кажется иногда, солнце и есть Бог», — говорит героиня. Воистину, даже уверовав искренне, русская женщина нередко остается язычницей, ведьмой, доброй феей из сказки.

Не хотелось бы впадать в русофильство, но что-то подсказывает, что именно русским женщинам свойственно любить вовсе не за мошну и регалии, а просто за то, что мужчина в жизни ее появился как солнце. Нередко совсем ненадолго. Но сердце пленил навсегда. Не на этой ли непостижимой любви, которой приказать невозможно, и держится исконно Русь? И не потому ли русские женщины столь желанны в любом уголке ойкумены, что так дано любить только им?

Судьбою отмечен не каждый. Той, которая — песня. Многие про себя скажут, мол, их жизнь, не иначе, роман. А на поверку нечего вспомнить. Поездки, покупки и встречи нередко лишь галочки в календаре. Наполняют годы исключительно чувства, их объем, от уныния до ликования. Нашей героине, обобщающей образ советской женщины по А. И. Астраханцеву, даровано все, чтобы ее воспел поэт и картину создал художник. «И хоть с каждой пиши жития святых», — утверждает писатель. Однако в «Житии советской женщины» мы читаем не про изнурительное выживание с атрибутами времени — безденежьем, очередями, трудностями с жильем, но борьбу за семью, за свои чувства, за ребенка, за будущее. Не очередн(ую) мелодраматическ(ую) слезлив(ую) «клюкв(у)» предлагает нам А. И. Астраханцев, а очень правдивый документальный рассказ. От себя скажу: который читается упоительно. Потому что желание жить всегда читается упоительно.

Главная героиня, Ирина Петровна Митрофанова, святой себя не считает — жила, как на сердце ложилось. Да и как без греха, коль ты не в могиле. Но грехи эти, скорей, того сорта, которые соль земли, те самые, что принимаются по счетам на том свете. Потому что ожить можно, только открывшись любви. А жить героиня хочет. Хотя из петли ее тоже вынимали — и ее, солнцем пропитанную оптимистку, безысходность чуть не сгубила.

Но меня, как читательницу, до глубины души поразило следующее: совершенно очаровала картина маслом счастливой семьи, писанная в начале повести, в авторском вступлении. Какие, всем на зависть, талантливые и увлеченные у героини супруг и сын! Шесть замечательных внуков. Как повезло этой женщине!!! Как ей интересно в семье, где все друг друга поддерживают и любят! Какая она счастливая!!!

И вдруг ошарашивающий рассказ Ирины... Взгляд изнутри. Ведро... Нет, ведра ледяной воды! ...Воды? Кислоты на холстину! Кажется, вынести кошмар отношений с супругом нет никакой возможности. Никто бы не стал терпеть, никто бы не справился! История жизни и любви героини предстает то в жанре сказки, то авантюрного романа, а то взрывается хоррором, и все это сдобрено густыми порциями реализма. Который заставляет верить каждому ее слову. Понятному и простому, незатейливо вещающему о бесконечно сложном. О поисках и страстях «свободного» супруга. О ней, связанной по рукам и ногам: ребенка надо растить, деньги — зарабатывать, ведь надо питаться, одеваться — Сибирь(!), платить за кооперативную квартиру, отдавать долги. На самом деле, Бог есть. И под конец мы в этом убедимся: семья воссоединилась, мир восторжествовал.

Нас ожидает хэппи-энд? Слишком не похоже на А. И. Астраханцева, ведь не клюква была нам обещана, а суровая проза жизни.

Так любовь это или мне лишь привиделось? Может, женщина просто боялась остаться одна? Не привиделось, и ничего она не боялась. Потому что финал открытый, и каждый прочтет по вере его. «Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? … я покажу тебе такую любовь!»

 

После рассудительного авторского слова мы, словно с его утеса, ныряем в океан чувств — в повествование героини, которое не прервется уже до конца, в эмоциональную разговорную речь — ее слушаешь, забыв обо всем. Повесть я прочла, не отрываясь, за пять часов, обнаружив, что наступила глубокая ночь.

Житие советской женщины начинается от детства и девичества — мелькают кадры становления страны на примере обычной советской семьи выходцев из деревни. Спали на полу, вповалку, на старых папиных шубах. Родители и пятеро детей в однокомнатной квартире. Туалет на улице, вода за три квартала в колонке, очереди за хлебом. Муку давали раз в год, в одни руки по три килограмма. В родителях героине больше всего нравилось, что они православные и венчанные. Семья до гробовой доски! Лишь так ей семья и мыслилась, иного и быть не могло.

Но неисповедимы пути. И хочется подробно остановиться на самом начале, проследить, как начиналась большая ее любовь.

Семнадцатилетняя девушка парней сводила с ума — стоило раз на глаза показаться. На детской летней даче (она воспитательница) начинаются ее первые умопомрачительные знакомства. Потому что герои пройдут через всю ее жизнь, и уйдут даже не плохо, а страшно... Бурные драматические отношения с мужчинами у Ирины в роду. «У меня,— говорит (мама),— была старшая сестра, Ульяна. Её выдали замуж за нелюбимого, так она пошла и утопилась прямо в свадебном наряде. Как вы думаете, хочу я своей дочери такого же? Они друзья и пусть пока остаются друзьями...» Так мама Ирины объясняет маме Славы, который никак не дождется от девушки взаимности. Он так никогда и не сможет заменить ее другой.

Но Ирина вскоре знакомится с Борей, влюбляется, вот и день свадьбы назначен, вдруг за неделю жених исчезает. Когда отыскали — сказался женатым.

Я днями напролёт хожу и плачу: вот скамеечка, где сидели,— плачу; вот дерево, под которым стояли,— плачу; дорожка, по которой ходили,— плачу, просто слезами вся заливаюсь. Ревела, ревела...

Через два месяца, вся в печали, героиня, того не желая, знакомится на танцах в Доме культуры со своей судьбой — Вениамином, только она об этом, конечно, еще не знает. Он пригласил на последний и единственный ее в тот вечер танец и вызвался проводить. Но Ирина не может забыть женатого Борю. Называет Вене свое имя, говорит, что работает на заводе. И все. Никакого к нему интереса. Не обернувшись, уходит. Завод огромный. Веня оказался художником и придумал искать ее, как принц свою Золушку. Только у принца была туфелька, а у Вени — умение рисовать.

Но Ирина неумолима. Тогда Веня стал писать письма, которые она даже не распечатывала. В это самое время выясняется, что Боря вовсе не женатый, это разлучница его хитроумно отбила, сказав, что Ира больна туберкулезом. Рассказ просто как громом поразил: какой страшной бывает подлость! Я всю ночь проревела.

У нашей заводской девчонки страсти, не менее, шекспировские!

Конечно же, я ему всё простила, и мы снова задружили. Но он меня целует — а будто трава: ничего не чувствую; исплакала я свою любовь.

Со своим Веней она вскоре встретилась зимой, замороженная и голодная.

Так бурно началась у Ирины взрослая жизнь и не менее бурно до самой пенсии продолжалась.

И мы можем лишь догадываться, как пересказал бы ту же историю ее супруг. На самом деле, сколь интересно было бы увидеть его чувство: что для него любовь?! Для человека, гордыня которого запредельна! Какую женщину он бы любил всю жизнь? И возможно ли это? Или истинная его любовь, избранница навсегда — единственно, живопись? А земной женщине вход заказан? Он убежден, что его одиночество разделить невозможно? И любовь — не более, физиология или временное помутнение сознания? Что же для него женщина? Она нужна только затем, чтобы у него были еда, чистая рубашка и чтобы дома было убрано? Поговорить с ним о чём-то, хотя бы просто отвести душу (ей с ним) невозможно. Так женщина — необходимость или, все-таки, солнышко? Ведь он жене говорит, что (его пассия, лесбиянка) Лена для меня — солнышко. В чем она ему — солнышко? Узнать интересно безумно!!!

Ясно одно: существуют женщины, которые тянутся только к мужчинам, рожденным для творчества. Их избранникам редко дано уложиться в прокрустово ложе общепринятых норм. Так и женщины, которых они выбирают. Либо женщины эти, служа высокому, способны принять все чудеса и отчаяние (Мне и жалко-то его: столько всего перенёс), либо, будоража собою, оригинальные, гордые и непокорные, они сами идут вперед, оставаясь недостижимыми. Ясно и то, что Ирина создала и сохранила Вениамину дом вовсе не с привидениями, а со своей любовью, с сыном и внуками, в который он, в конечном итоге, вернулся. Ведь если бы не я, Веня точно погиб бы. Значит, я ему тоже пригодилась?..

Я знала, что любовь бывает только раз в жизни. (...) И когда я любила Борю, а ничего у меня с ним не вышло, то решила, что больше уже любви не будет; и когда стала встречаться с Веней — подумала: ну и ничего, что не будет,— зато буду просто служить ему всю жизнь. Но свято место пусто не бывает, конечно, без любви то служение, которое несла Ирина своему мужу, было бы невозможным изначально.

Однако сказка лубочной видится только со стороны: в ее доме он словно родственник. Но это ее выбор, ее мужчина и ее судьба. Тем не менее, лишь в служении упрямая героиня себя растворять не желает. Но я не хочу быть всего лишь служанкой у мужа, если даже он художник! Ведь я же не машина для исполнения чужих желаний (...) я живой человек, и у меня есть свои желания, планы, мечты, мне тоже хочется иметь занятия для души!

Кто знает, быть может, только рядом с ним она и может оставаться собой? Во внутренней борьбе с его сосредоточен(ием) лишь на себе она и реализуется как личность?

Повесть открывает необыкновенный простор для осмысления, потому что любовь — вечная тема, и каждый ее понимает по-своему. У родных душ об одном тоскует душа, и вместе ищут они выход из тисков одиночества и сомнений. Казалось бы, дружба дает очень многое. Но так уж устроен человек, что только в любви открывается доступ к источнику, к глубоко упакованным внутренним ресурсам, только в ней вырастают крылья и несут вперед, невзирая на трудности. Образы, которыми любящие, вдохновляясь, наделяют друг друга, не знают предела, нередко стремясь к обожествлению. Но только Бог читает в душах людей. В человеке сильны инерция и гордыня, удел его — бездна материальных проблем, а соответствие чаяниям любимого человека требуют непрерывных и взаимных усилий. Более того, лишь равным дана любовь, а не слуге и хозяину. Так что неисчислимо пропастей на пути взаимной любви. Искреннее восхищение-притяжение на всю жизнь редко, как пурпурный единорог, но, конечно же, не заказано. Хотя обитает, все больше, в мифах. Размышления о чуде любви не только отрезвляют (в конечном итоге она уникальна и непознаваема), но дают шанс для развития, для более счастливой жизни. А наша героиня, в контексте воспитания детей, приводит в эту тему слова Николая Рериха: «Для того чтобы лодка, пересекая реку, доплыла до цели, нужно грести выше цели».

 

В повести много всего. Удивительно, сколько неожиданных перипетий ожидает нас. Читаешь, и не догадываешься, что там, за поворотом, в новом абзаце. Тут и безжалостная констатация советского быта: когда сейчас говорят, что в советское время жили лучше,— это неправда. Может, кто-то и жил лучше, но я таких там не видела — все вокруг постоянно считали копейки и еле-еле сводили концы с концами. И философские, простые до гениальности истины, к каждой из которых герои приходят после такого катарсиса, что всякий раз едва ли не гибнут: когда он заболел туберкулёзом, то очень боялся умереть, а когда выжил — стал так радоваться жизни, что всё, что бы он ни рисовал, получалось прекрасно. Тут и страшные судьбы мужчин, которые всю жизнь Ирину любили (Слава, Эдуард), емкие и яркие рассказы о хороших людях, которых в жизни героини встречалось немало. Тут и как снег на голову болезни мужа (открытая форма туберкулеза с тяжелейшими осложнениями через много лет). И сама героиня с юности получила отравление свинцом на заводе, сказалась работа в химцехе, все вместе вылилось в постоянные госпитализации, операцию, инвалидность. Но и здесь оптимизм не знает предела — она искренне верит, что болезни посылаются нам затем, чтобы мы благодаря им духовно очищались. Тут и ее решение выбирать работу по душе, теряя так необходимые ей деньги, будь они прокляты! Но героиня никогда никого не проклинает, наоборот, не устает благодарить. Это читатель от беспокойства сходит с ума, в то время как она продолжает рассказывать историю своей жизни, своей любви. Одно от другого неотделимо.

Ее способность из самого факта жизни извлекать радости впечатляет. Более того, повествуя о том, что куда ни кинь, везде клин, текст насквозь пропитан неиссякаемым оптимизмом, но никак не бравадой. В раннем детстве радость — кукольный театр в глухой деревне, устроенный мамой для пяти детей. Теперь мы с моей сестрой Галей рассуждаем так: несмотря на многие беды, вся наша жизнь была сплошной радостью; заселились в кооперативную квартиру — радовались, (...) выплатили через пятнадцать лет кооператив — опять радость!

Жизнь Ирины полна чудесами и тайнами. Чудес не будет, если не будет тайн. Ее любовь к мужу так и останется неразгаданной. Но как бы ни было сильно возмущение его «увлечениями», его самолюбием, но им, его талантом и душевными качествам, она восхищается неизменно: он великий труженик, и я благодарна ему за то, что он полюбил меня — а ведь я тоже не идеал.

Конечно, сохранить семью в конечном итоге помогло их взаимное уважение и доверительное отношение друг к другу. Кредит доверия в этом месте не знает меры — верный признак любви, мудрый удел которой — прощать. Когда пришло время пережить любовь жены к Эдуарду, тоже иррациональную, несущую мук много больше, чем радостей, но которой суждено было перешагнуть даже смерть, Вениамин на высоте оказался тоже недосягаемой. Редкая женщина не оценит такого бережного к себе отношения, как бы кощунственно в данном контексте «бережность» не звучала. Но так уж устроено: лишь через личные страдания дано познать не только себя, но мировую скорбь.

Ирина из тех женщин, которые не предают любовь, просто в ее большом сердце много места, ведь она тоже творческий человек. Имея с детства сильнейшую тягу к музыке, ей так и не суждено было выучиться играть. Но она слушала. Всю жизнь.

Красивая повесть, повесть как музыка о любви, о русской женщине, которую судьба провела через советское время, не дав ей в наследство ничего, кроме чувства. Остальное добывалось в поте лица своего, с перерывами на сон в несколько часов.

 

Ушел в прошлое советский период. Мы все помним огромные панно и барельефы с изображением советской женщины: босая великанша в косынке и платье, серп — аксессуар неизменный. И художественно-модернистские вариации образа, скорее, бабы, не женщины. А в быту она вечно с авоськами, в битком набитом автобусе, электричке. Нет, никогда не в автомобиле, не в самолете — в них передвигались дамы из какого-то другого мира, из другой жизни, словно бы не советской. В городе днем — на конвейере, вечером — в огород, поливать морковь-огурцы. Выходные у большинства — огород неизменно, потому что ягоды-овощи нарастить надо, картошку выкопать, капусту насолить, варенье наварить. Ничего не поделать, жизнь есть жизнь, в условиях безденежья и дефицита она диктует свое. Впрочем, от земли русские люди никогда не отрывались.

Однако А. И. Астраханцев в своей повести камня на камне не оставляет от расхожего архетипа. Который и баба, и бык, и лошадь, и мужик. Которому, кроме работы, казалось бы, ничего и не надо. И рожает она между сменами. А детей воспитывают школа и детская комната милиции. А еще дети растут, по русской традиции, как трава подзаборная.

Нет, нет и нет! Потому что это все не более, чем взгляд на улицу, но не в сердце. Да, советская женщина всегда болела за коллектив, как за семью, но никогда в массе своей не выносила на люди страдания души. Той, что тянется к красоте и гармонии, и к простому женскому счастью — к любви и согласию в семье. Ее внутренний мир, несмотря на отсутствие так желанного образования, негасим и богат. И самая большая ценность в этой жизни для нее, конечно, любовь. Она живет, пока любит сердце. Пусть мужчина терзается в поисках смысла, ловит удачу и вдохновение — женщина просто любит своего «небесного ангела», бережет для него дом, воспитывает детей. И другого не надо. Его крылья ей радость, свет и тепло. Так она для себя решила.

 

2016