Отцы и дети Опустилась ночь на землю, Над рекою ивы дремлют, Всё уснуло до утра… Лишь не спит огонь костра, Да не спит цыганский табор. Гитарист с гитарой старой Песню – диалог ведёт, О своей любви поёт Смотрит на него девица, Глаз не сводит, не стыдится, Что её отец и мать Могут взгляд её понять. Мать, увидев дочки счастье, Чтобы не было ненастья Позвала отца в шатёр, И ведя с ним разговор, Всё поведала про дочку. А потом, поставив точку, Говорит - Исход таков, Жди отец в шатёр сватов. Закурил хозяин трубку, Что - бы скрыть свою улыбку И сказал в ответ жене - Разве дело лишь во мне? Да. Люблю я дочку Азу, И сватам скажу не сразу Да иль нет, а потому, Что лишь сердцу одному Верю я, любовь подвластна. Ну, ответь, ведь ты согласна? Вспомни юности года. Молодые… Мы тогда От людей любовь скрывали… Целоваться убегали В степь из табора с тобой. Против встреч, был брат Борой, Да отец – суровый нравом, Отстояли же мы право На любовь свою. Ужель, Час пришёл, и в ту же дверь Мы с тобой ломиться будем, А про те года забудем? Пусть решает дочь сама. Ведь судьба – же не сума - Надоест, в пути оставишь, А потом другую справишь. С ней поговори ты мать, Чтоб судьбу не поломать. ***** Кончив разговор с женою, Вышел цыган. Под луною, Отливая серебром, Дон струился. Над костром, Что сгорел и еле дышит, Разговор идёт. И слышит, Разволнованный отец Клятву молодых сердец. В клятве той слова от Бога. Мол, одна у нас дорога В счастье, в горе ли, вдвоём Нашу жизнь по ней пройдём. Понесём любовь как вазу… - Как, люблю я, свою Азу - Говорил цыган юнец. - Разрешит ли твой отец? И обвяжут ли нам руки? Как сгораю я от муки, Что мечта моя тщетна… Вот и ты, как та Луна - Вроде близко, вроде рядом, Но ласкать её лишь взглядом, Нам отведено судьбой… Аза молвила - Друг мой, Как моя любовь пылает, Это только сердце знает. Коль придётся, за тобой Я пойду на край земной. Чтя цыганские законы, Я перешагну препоны, Те, что встанут предо мной. Мы дорогою степной Табор навсегда покинем. Свой шатёр в степи раскинем. Я ж цыганка, а свобода - Для меня дороже рода. Тут цыган к костру подходит, И такую речь заводит - Слышал весь ваш разговор. Счастью твоему не вор. Познакомь меня ты с парнем. Может, мы родными станем, Как узнаю кто таков - Засылает пусть сватов. Молодые, молча, встали. Ведь они не ожидали, Что их тайное признанье - Будет чьим - то достояньем. Дочка обняла отца, И представив молодца, В строгие глаза взглянула Тихо на ухо шепнула: - Как я счастлива отец, Всё решилось на конец. Скоро я невестой буду, Твою милость не забуду. До свиданья друг Роман Дорогой ты мой цыган, Спать пойду я. Разрешите. Здесь вы сами всё решите. Знакомство Присел отец, к костру поближе. Нутро его разворотил. И сразу ночь спустилась ниже От, взвившихся к Луне, «светил» Взял уголёк, покрытый пеплом, На жерло трубки положил Ни слова не сказав при этом, Затяжку парню предложил. Тот трубку взял. Она ожила, Кольцом взметнулся сизый дым, И мысль Романа осенила - Мы трубку мира, курим с ним. Сидел цыган, чеша бородку, В костёр задумчиво смотрел… Когда-то, он, вот так, молодку Украсть из табора хотел… А память мысли подхватила, И понесла в тот дальний мир… О, как давно всё это было; Ан погляди ж ты, не забыл… В степи безбрежной, возле Сала, Два табора тогда сошлись. Судьба знать это подгадала, А может кочевая жизнь. Вот также степь тогда звенела, Катились волны ковыля; - Цыганка молодая пела, Чуть на бок голову клоня. Над степью песнь её летала Расправив крылья пустельгой. В ней страсть душевная пылала, Как «ЯГОРИ» огонь большой. В глазах, глубоких словно омут, Таилась девичья мечта. Он, красотою девы тронут Решил тогда - вот это та. Вот это та, что часто снилась, Плывя туманною звездой. Душа мятежная томилась, Терялись разум и покой. Когда отец его Розаны Сватам ответил твёрдо: - Нет. То не было страшнее раны, Померк, растаял белый свет. Одно осталось у «Ромео» Цыганку юную украсть. Украсть ...? Да, это было б смело, Отец над ней терял бы власть. Сама Розана всё решила - Она уверила отца, Что мол, с любимым согрешила, Без разрешенья, без венца. Когда же брат, Розаны милой Чтоб смыть позор, взял в руки нож. Соседи его смяли силой – Барон лишь знал, что это ложь… В любви, в согласье годы мчались, Уж дочь невеста. Есть жених. Вот и в любви ему признались… - Чего же парень ты затих? Мне расскажи, какого рода, Где табор ваш, кто в нём барон? - Наш табор в трёх верстах от брода, Бароном в нём седой Мирон. Отца - Михеем величают, А маму - Розою зовут. О внуках уж давно мечтают, Мечтою этой и живут. Невесту сами мне искали, Но сердцу же, не приказать. Мы все теперь другими стали… И, отступила моя мать. Одно лишь только подсказала, Что табор ваш, нам не чужой. В нём бабушка моя взрастала, Перед Гражданскою войной. А вашу дочь я видел в детстве, С тех пор минуло десять лет. И так она запала в сердце, Что для других, там места нет. И я ей люб. Не загубите Цветок любви в душе моей. Сватов послать мне разрешите. Чтоб породнились мы скорей. К шатру отца на кобылице, Быстрей орла я полечу. Отец позволит мне жениться - Благословенье, получу. Позвольте мне, пред расставаньем, Назвать отцом вас в этот час. Живу, горю одним желаньем Чтоб жизнь соединила нас… Восток окрасился зарёю, Права свои сдавала ночь. Цыган боролся сам с собою… -Вот из шатра уходит дочь… Уходит дочь в семью чужую. Найдёт ли счастье там она? Да и держать её рискую - Сам слышал дочери слова. Она такая, сдержит слово, Тогда позор не избежать… Любовь - коварная особа, Её в узде не удержать… - Ну, что ж Роман, чинить не стану Я счастью вашему, оков. Лети домой к родному стану, Пусть посылают ходоков. Женский разговор Солнце ясное вставало, Азу, мать к себе, призвала. Дочке правду рассказала, Сколько горя испытала Став за милого стеной, Пред цыганскою роднёй… Был рассказ тяжёлый очень. Дочка, опустивши очи, Вспомнила Романа вновь - Юная взыграла кровь. Взгляд на маму подняла, И цыганка поняла – Любит, любит дочка наша, Переполнена знать чаша… Помолчав, сказала строго - Долгой быть должна дорога. Будешь не одна, а с мужем. Коль совет тебе мой нужен Спрашивай, отвечу честно. Знай, в семье порою тесно. Чтоб семья была стеною, Я секрет тебе открою: - Мир семьи, как эта степь; Рядом в ней, и жизнь, и смерть. В той степи – любовь, мимоза, Нет тепла – убьёт морозом. В той степи любовь – родник, «Суховей» подул – он сник. Женщина – родник, огонь. А мужчина – словно конь, Резвость без воды теряет, Без тепла, он замерзает – Это, ты сумей понять, Чтоб любовь не потерять. Дочка очи опустила Помолчала, и спросила: - Мам, я слышала однажды, Что мужчина – лев отважный. Я люблю. Но, вот беда, Страшно с ним мне иногда. Вдруг глаза его вспылают, Мышцы по лицу гуляют. И мне кажется вот, вот Страшный лев меня порвёт. Страшный лев? - смеётся мать – Доченька, сумей понять. Муж в семье - хозяин дома, Лев, он только к не знакомым, Он, покой семьи хранит, Деток, учит и растит. А от ласки женской млеет, Сразу слепнет и немеет. Трётся нежно, как котёнок Для любимой, это львёнок. Сватовство И день, и ночь мечтает Аза, Лишь милого увидит вновь - Спадёт, разлуки, тяжесть сразу… Бушует сердце, гонит кровь, Но нет известий от Романа… Дни, табуном летят вперёд. А ожидание, как рана - Душе покоя не даёт… Прошла неделя, как расстались… И вот, на утренней заре Вдруг звуки музыки раздались И кто-то тихо песню пел. Кибитка по степи скрипела, Гитары звон, будил рассвет. А песня, птицею летела - Для вольных птиц, преграды нет. Вот вышли гости из кибитки, - Чавелла! - слышится кругом, Хозяева несут напитки, Гостей же, приглашают в «дом». Без суеты и прыти ложной Приезжие вошли в шатёр. Вручили дрэвцэ осторожно, Назвались, начав разговор. - Зовут Михей – отец Романа, Со мной друзья и наш барон. А это вот, сестра Розана… Барон представился – Мирон. - Нам принесла ночная птица Благую весть, что здесь живёт, «Неезженая кобылица», И «скакуна красавца», ждёт… У нас «скакун», у вас «кобылка» Мы предлагаем их свести. И чтобы вместе, в «скачке пылкой» Они летели по «степи». Достав из сумки перемётной Пирог, закутанный в платок, На стол положил. Незаметно Сестру свою, толкает в бок. Та, осмотревши всех с улыбкой Рассказ хвалебный повела. - Жених, у нас, уж очень шибкий Была б девицей – увела… И то сказать: силён, нехлипкий – Не выбьешь, в скачке, из седла. Миролюбив, но за родимых, Умеет в драке постоять… А сколько сватали красивых?… Лишь вашу дочку хочет взять. Он, и в работе парень хваткий - Сейчас в подручных кузнеца. Имеет навык, есть задатки – Отец вот - горд за молодца. Он подкуёт коня умело Скуёт узду, и даже нож. За все дела берётся смело Ну чем жених, наш, не пригож. Пирог давайте поломаем, Съедим, и «сладеньким» запьём. Вопрос серьёзный «обыграем», А после, молодых сведём… Ману молчит, дымится трубка, Но надобно ответ, давать. Решенья ждёт его «голубка», Да, и сваты, устанут ждать. Повёл он разговор неспешно, Хоть для себя, давно, решил - Иметь родню такую, лестно Да только надо ли спешить... - А любят ли они друг – друга, Хотят ли жизнь свою связать? Найдёт ли в нём, она, супруга – Потом, не будет ли страдать? Она мне дочь… Душой болею, Как жизнь сложится с молодцом. А будет ли любить, лелеять…? Хорошим будет ли отцом? Детей послушаем, давайте, Пусть сами скажут о любви. Тогда уж, и пирог, ломайте – Жене скажу: «Гостей зови». - Да будет так – сваты сказали - Послушаем и молодых… Отцы детей своих позвали, Чтобы самим услышать их. Роман, гостей окинув взглядом, Сказал, чтоб каждый слышать мог: - Я с ней пойду по жизни рядом! Прими любимая платок. И шаль цветистая поплыла С девичьих плеч, до самых пят… - Хочу, чтоб ты меня любила – Как я тебя. Ты - мой «агат». Смущенье шалью прикрывая, Сказала Аза - Я твоя. Моей любви, не видно края… Но примет ли меня семья? И буду ль в ней, я равноправна Воспримут ли меня, как дочь? В чужой семье и жизнь туманна, Бывает, превратится в ночь. А, я, цыганка. Мне дорога – Путь к истине, смотря на мир, Я понимаю, что свобода - Моя надежда, мой кумир. Кибитка – дом, моё гнездовье… Любимый муж – опора в нём. Родная степь – души раздолье… Ведь там, мы у костра, поём? Согласна стать тебе женою. И говорю о том при всех. Будь только, ты, всегда со мною – В беде, и радости утех. Роман расправил шире, плечи, Родню победно осмотрел. - Отец, ты слышал наши речи? Так знай, что я уж не пострел. Люблю. Прости за то родитель, Уж вырос я, сам с головой. Позволь мы создадим обитель, И будем жить своей семьёй. Переглянулись гости молча. Ману изрёк - Пирог ломай. Пока давайте горло смочим, Гостей, Розана, приглашай. Коль наша сделка состоялась, Обговорим: где и когда… Чтоб их кибитка резво мчалась В любви, на долгие года. Свадьба. Съезжались гости издалёка - Подарки, шутки, песни, смех. Душа цыган, как степь широка – Беда иль радость, но на всех. Там скрипка плачет, сожалея, Что оставляет дева дом. Там песнь, достигнув апогея, Летит в просторе голубом. Стоят шатры. Кибитки кругом – Широк цыганский бивуак… Жених приехал. Кони цугом, Отец, ему, их так запряг. Подруги Азу украшают, Вплетая в локоны цветы Песнь напевают, утешают: - Не плачь, не первая же ты. Любовь цыганская жестока Для сердца мил, или не мил, Найдётся, как всегда, протока…» Она ответила - что б жил… Чтоб для него была любима… Его люблю я, с детских лет… Чтоб наша жизнь, была красива – Как, утренний, в степи рассвет. Застолье… Песни. Танцы. Пляски. И скатерть ломится от блюд. Уже подходит время ласки, И молодых в шатёр ведут. Шагает тётка повитуха, Искусница в делах таких. Доступен для неё лишь, слуха Любовный шёпот молодых. За пологом, закрытым плотно, Что стал шатру замком на час Роману милому охотно, Отдалась Аза в первый раз… А гости ждут любви исхода… Что им расскажет простыня? Насколько здесь чиста «порода», Что «ЯГОРИ» горит не зря. И вот он миг. Крик одобренья, Продолжил скрипок ровный строй. Вновь, водопадом поздравленья… Подарки выросли горой… И с новой силой: песни, пляски… На свадьбе, грусти, места нет. Чтоб, не боясь людской огласки Несли любовь, чрез много лет. Трагедия. Весна над Доном бушевала, Земле дарила благодать. Когда цыганка молодая Была готова мамой стать. Роман с усердием старался Ребёнку делал колыбель. Но в степь донскую вихрь ворвался, Неся свинцовую метель. И хоть цыган на фронт не брали, Решил Роман – фашист силён. И в этот час не до морали, Когда пылает Тихий Дон. С женой прощаясь, для острастки, Ударил плетью – раз и два. Такие у цыган уж ласки, Чтоб верность мужу берегла. Она от плётки не кричала И не царапала лицо. А лишь Романа умоляла, Просила: - Ну, хлестни ещё, Чтоб я тебя не забывала, Дитяти наше берегла. Отцу подобно воспитала, Тебя, безропотно ждала. Сев на коня, призывно гикнув, Помчал Роман на зов трубы. Он знал и верил, громы стихнут, Не мог лишь знать своей судьбы… Не видел первенца. Родился, На третий по прощанью день. Цыган конечно - бы гордился, Была, его, вторая, тень. На фоне летнего заката Тянулся табор по степи. Не слышно песен, как когда то, Понуро лошади брели. И вдруг над ними гул моторов И страшный, страшный вой и свист. Из поднебесья по колонне Слепая смерть валилась вниз. От взрывов кони очумели, Рванулись в ужасе вперёд. В свинцовой бешеной метели Себя давили и народ. Упав на дно своей кибитки Прижав ребёночка к груди, Спастись не делала попытки, Молилась: - Боже, помоги. Но бомбы взрыв, упавшей рядом, Перевернул кибитку ниц. В овраг, затянутый бурьяном Скатилась Аза сверху вниз. И для неё потухли звуки, Но жизни маленькой комок Всё прижимали к сердцу руки, Спасён, её, был ангелок. Он заходился в крике диком И всё людей на помощь звал. Что он один, Что он безликий, Младенец - то не понимал. В бурьяне том, от бомб фашистских Живая пряталась душа. Трагедию, всю, видя близко, С собой забрала малыша. Как своего, его растила И имя русское дала. Всю душу, жизнь – в него вложила, От глаз цыганских берегла. Долгие поиски Война не мать, не приласкает В «калач» старается согнуть. Роман в войне преград не знает – К Берлину продолжает путь. А вот и площадь у рейхстага И шум восторженных друзей И фотографии под флагом У развороченных дверей. Дошли, дошли! Улыбки, слёзы – С Победой брат! С Победой друг! Фашизма, кончились угрозы… Но всё разрушено вокруг. И там, на Родине - разруха, Деревни, сёла, города. Ещё гуляет Смерть-старуха, Когда с ней справимся? Когда!? Под стук колёс, в теплушке тесной, Роман о милых вспоминал. Где их искать? Да… неизвестно… А то, что Азы нет, не знал. Не знал о том, что сын родился Живёт сейчас в семье чужой, Что табор, в общем развалился… Найдёт ли след семьи родной? И вот он Дон. Земля степная, Где рос, мужал и полюбил. Лежит пред ним она без края, Шумят седые ковыли. Вот Пухляковка - старый хутор. Тогда их табор здесь стоял… Здесь расставался с милой утром, Когда на битву уезжал. Места знакомые. Чужие – Всё разворочено войной… Куда ушли «следы» родные? Где, Аза, встретимся с тобой? Исканий долгое мытарство – И наконец-то найден след. - Она ушла в другое «царство» - Сказал знакомого сосед. - Здесь табор был довольно долго, Пока не начали бомбить. И чтоб не подвела дорога Они собрались уходить. Версты четыре отшагали, Быть может боле, как узнать? А тут фашисты залетали, И начали бомбить, стрелять. Потом мы трупы собирали, Друзей, приятелей твоих. В могилу общую собрали – Не досчитались лишь двоих. Это цыганка, Азой звали. А с ней сынок, ещё грудной. Найдёшь ты их теперь едва ли, В могиле не было их той. Желаешь, на могилу сходим, Хоть со своими постоишь. Мы там им памятник возводим… Пойдёшь цыган? Чего молчишь? И вот идут два человека, А степь клубится за спиной. Один хромой - войны калека, Второй, обветренный войной. Встреча. Когда Роман узнал всё это, Не верил, что так может быть. Он обойдёт ещё полсвета, Найдёт, кого не смог забыть. Встречал в пути цыган он часто. Одни знакомы, многи – нет. Кого не спрашивал – напрасно, Никто не дал ему ответ. С собой в дорогу, приглашали Для табора войны герой, Коль грудь медали украшали – С любою справится бедой. И вот на хуторе далёком Увидел как то паренька. Что привлекает в чернооком? Коль к сердцу тянется рука. Чернявый волос завитками От силы лет пяток всего… Большими чёрными глазами, Смотрел парнишка на него. Знакомое до боли что то Роман во взгляде усмотрел. О, как же ты судьба жестока… Лишь только подойти хотел – Мальчишку женщина схватила И быстро забежала в дом. Цыгана это не смутило. Но как он сожалел потом, Что растерявшийся вначале, Не подошёл, не расспросил. Ему, живущему в печали Тогда бы не хватило сил. Он знал, что русские казачки, Скрывали от цыган детей. Они за мелкие подачки Их увозили от плетней. А если проще – воровали Вот и боялся их народ. И эту суть поймёшь едва ли В послевоенный, первый год, Когда не все отцы вернулись Из огненных, смертельных вьюг… Детишки к мужикам тянулись, Так мало было их вокруг. Решил цыган. Я здесь останусь, Как говорят, свяжу концы. Пойду в правленье, пообщаюсь Нужны ж колхозу кузнецы. Вопросы сыпались с сарказмом: - А ты не будешь воровать? У вас в быту своеобразном, Пред тем не могут устоять. А где ты был в лихие годы? Чем занимался? А? Цыган? Когда советские народы Фашиста били по «зубам»? Во. Глянь ко. У меня раненье, Медаль « За город Сталинград». А о тебе такое мненье, Был услужить фашисту рад. И тут ретивое сыграло Роман неспешно снял пиджак «Иконостасом» засияло, Свидетельство лихих атак. Там были словно на параде, Медали самых разных лент. И златом ордена блистали… - Ого! - Присвистнул старый дед. Он забежал тогда в правленье, Чтобы работу уточнить. Но сел на стул от удивленья, Забывши, что хотел спросить. И отношенье изменилось, К нему, к цыгану, в тот же миг. Всё завертелось, закружилось… Как любит русский наш мужик – Людей унизить и ославить, Пусть даже видит в первый раз. И как легко, его заставить, Их уважать. (Вот, как сейчас.) Работу сразу предложили: - Пойдёшь работать кузнецом? Мы с этим делом запустили… - Давно мечтаю я о том. У наковальни, у горнила Без хвастовства, я с малых лет. Учил меня кузнец Гаврила, Таких, пожалуй, больше нет. Но вот вопрос, где жить не знаю Семью, как вихрь, смела война. - Ну , с этим делом, подгадаю… - Да вон идёт сюда сама. Авдотья! Ты зайди в правленье, Здесь постоялец есть тебе. Какое ж было удивленье, От искромётности в судьбе. Пред ним стояла незнакомка, С косой, закрученной в пучок. Перед глазами встал мальчонка, Которого забыть не мог. Истина Авдотья, осмотрев цыгана, Проговорила чуть дыша. Брать квартирантов слишком рано, Ещё не отошла душа. Другого что ли не найдёте, Старуху там иль старика? Зачем ко мне людей ведёте? Простите, не досуг, пока. Дверь за собою затворила И быстро бросилась бежать. Душа тревожно говорила, Что надо Ванечку спасать. Смотрело вслед с недоуменьем Чрез раскрытое окно За убегающей, правленье, Нет, было что-то здесь не то. А у Романа мысль созрела, Возможно тайна рядом, здесь… - Тогда друзья берусь за дело. А кузня в хуторе то есть? К сараю привели цыгана. - Я всё в порядок приведу, Горно хоть цело, как не странно, Всё остальное сам найду. А жить? Так это не задача, На фронте было и страшней. Коль крыша есть, и в том удача Лишь досок дайте для дверей. И в кузне началась работа. С утра до вечера был стук. Подкова, нож или лопата, Шло на УРА с умелых рук. К нему гурьбою хуторяне, Шли, чтобы что - то подлатать. Порою ехали цыгане, Свою кобылу подковать. И жизнь тянулась незаметно, Так проходил за годом год. Вопрос семейный без ответа. Смотрел, как Ванечка растёт. Авдотья, поспокойней стала, Не отводила больше глаз. И с медным тазом, до цыгана, Послала Ваню, как-то раз. Тогда и разговор случился Что тайны занавес поднял. - Иван, ты хочешь научиться Горячий усмирять металл? Иван давно учился в школе И как ребята той поры, Работал, помогая в поле. Иль в сенокос возил «валы». Над предложением подумал, Задорно крикнул: - А, давай! И на ладошки только плюнув, Команду отдал: - Подавай! Роман спокойно усмехнулся - Да нет. Оформим трудодень. Чтобы кузнец в тебе проснулся, Учиться будем каждый день. Я расскажу тебе основы Этой профессии святой. Пусть Бог огня и Бог металла – Гефест довлеет над тобой. Возьми клещами гвоздь, тот, белый Расплющи в тонкий лист его. А по гвоздю, бей парень смело… Смотри, выходит ничего! Иван клепал, плескал, старался, Рукой со лба стирая пот. Цыган смотрел и улыбался – И он учился, так же вот. Уж ночь легла на хутор спящий, Решил он парня проводить. Он вспомнил случай вдруг вчерашний, Хотел о нём поговорить. Спросить тихонько у Авдотьи. О той могиле без креста. Он мог отдать и денег сотню, Лишь бы узнать - могилка та??? Авдотья долго не хотела О той могиле говорить. Душа страданием горела, А как тогда с Ванюшкой быть? Но видя грустный взгляд цыгана, Где долгий срок тоска живёт, Где кровоточащая рана Душе покоя не даёт – Решила вдруг, и свой груз сброшу, Как на духу, всё расскажу. Он видимо мужик хороший, Как дальше будет, погляжу… Рассказ Авдотьи. - Ну что цыган, зажал ты душу, За кровоточила она. Идти к могиле я не струшу… К той, что оставила война. В тот раз, в овраге я скрывалась От произвола казаков. Слезой горючей умывалась, Знать крест сиротский был таков. Бежать хотела от напастей, Что навалились на меня. Отца то при советской власти Кулак боялся как огня. Когда же горе накатило, Фашист стал к Дону подходить, Казачество гуртом решило, Семейство наше порушить. Мне удалось сбежать из дома И спрятаться в овраге, там. Не видела того содома, Что пролетел по куреням. Как в том далёком, том, двадцатом Опять казачья кровь лилась. Кто был распятый в двадцать пятом, Сегодня мстил, за эту власть. Смотрю, в степи пылят телеги – Кибиток десять, может быть. Мне всё равно: цыгане, греки – А надо ж с кем-то уходить. Вдруг самолёты налетели, И бомбы начали бросать, Я спрятаться успела еле, Чтобы под бомбы не попасть. Ой, что там было, вспомнить страшно, Среди разрывов крики, кровь… Смотреть, и то, было опасно, Я спряталась в овраге вновь. Кибитка рядом пробегала… Взорвалась бомба, громко так. Потом, цыганку, увидала, Она катилась, под овраг. Бежать мне сразу захотелось, Но детский крик, вернул меня… И это так всё в душу въелось, Всё тяжелей, день ото дня. Я сразу стала всех бояться, Бояться потерять его. Шли годы, стало забываться, И, тут тебя, к нам принесло. Когда цыганку хоронила, Блеснуло что-то на груди. Сняла вот, видишь, сохранила. Твоё конечно, забери… Сидел цыган, слеза катилась… Кипело всё в его груди… А Аза, в памяти просила - Сильней, сильней меня лупи. Заключение. И снова жизнь текла рекою Чредой летел за годом год. Авдотья стала не чужою, Иван и сам порой куёт. Друзьями добрыми остались, Решили по соседству жить. Соседи за спиной шептались - Цыган жену не мог забыть. Во снах ночами приходила И будоражила покой: - Роман, ты помнишь, где могила? Ты приходи, побудь со мной. Мне в этом склепе одиноко Простора нет душе моей. Зачем же так судьба жестока. Хоть и лежу среди степей. Решил Роман поправить дело, Решил оградку отковать. Давно в душе мечта сидела, Всё не решался, как начать. Как попросить, помочь Ивана… Что сын, теперь он твёрдо знал. Чтоб не «кусала» эта рана Других, он сам её «кусал». Но жизнь, сумев поставив точку, Внесла поправки в бытиё. И мать поведала сыночку, Про прошлое житьё - бытьё. Ему уже шестнадцать было И поросль по лицу пошла. Она как мать его любила – Но с тайной жить, уж не могла. Душа ночами ей шептала, Всё расскажи сама ему. Я кровоточить перестала, Хранить ту тайну ни к чему. Уж не боялась откровенья, Коль решено, чего скрывать. Всё рассказала, без сомненья … - В могиле старой – твоя мать… Замолкла. Долго ждать ответа, Судьба не позволяла ей. Роману расскажу про это. Кричал Иван, уж от дверей. Роман молчал, не смел тревожить, Он сына пламенный порыв. Лишь предложил оградку строить. Могилу ту, огородить. Колхоз позволил взять металла, Для дела доброго не жаль. Цыган творил добра не мало… Дороже что? Добро иль сталь? Работа дружно закипела И хутор слышал каждый раз, Как песнь цыганская летела. Творил её Романа бас. Среди ударов по железу, Она, то тихла, то росла. Не только помогала делу. Любовь цыгана в ней жила. Пришла пора оградку ставить. Цыган надел все ордена. Хотел жену свою прославить, Мол здесь солдатская жена. Уже закончена работа, Стоит оградка над бугром. Вот только нет, ну нет, чего то, Что говорило бы о том, Что здесь лежит жена цыгана, Одна из жертв, из той войны – Что над страною бушевала. Во имя мирной тишины. Присел цыган на край оврага И вспомнил юности года… Ночной костёр. Реки прохлада – Уж не вернутся никогда. Картины в памяти менялись Одна прекраснее другой… И как с любимой целовались. Разлуку… - уходил на бой. Курил в задумчивости трубку, Туманным взглядом вдаль смотрел. Судьба сыграла злую шутку, Ну разве так он жить хотел? Иван следил за ним украдкой, Свои поделки доставал. И лично кованой лошадкой, Он каждый столбик украшал... Летели кони, ветер гривы Над Доном Тихим развевал… Над одинокою могилой – Души цыганской, дух витал. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
