«Надя, надо! Надо, Надя!» – я шепчу, чуть заикаясь и на твой бюстгальтер глядя, и соломинкой касаясь чуда – вишенки-сосочка. Он зазывно выпирает и во мне инстинкт порочный просто дико возбуждает. Ты себя чуть охладила, в море бархатном поплавав. Мне ж не встать: моё удило выпирает из-под плавок. Я зову тебя в палату, там мы сможем разгрузиться. Слыша: «Нет. Сейчас не надо», – начинаю просто злиться. Не соломинку, а руки я в атаку посылаю. Издаёшь уже ты звуки, скоро я уже залаю. А кругом живые люди! Хоть и заняты все делом, но мораль!… И мы не будем заниматься беспределом. Ты сама зовёшь в палату, подгоняешь: «Поскорее…» Вот она пришла расплата, что не слушалась еврея! Но об этом промолчал я. Полотенцем обмотался, чтобы мой хорей случайно, неприличным не казался. А в палате… Нет, об этом я рассказывать стесняюсь. Этот грех случился летом, и нисколько я не каюсь. 70-е годы |