На лестничной площадке третьего этажа типовой девятиэтажки,

возле выбитой пожарниками двери в квартиру, гневно шумели жильцы

третьего подъезда. Больше всех возмущалась полнотелая тетка в

махровом халате с накрученными на голове, бигудями:

- Что за безобразие! Третий раз за месяц горим! Надо меры принимать, а то

пропадем, к чертям собачьим! Что делать будем, товарищи? Нельзя так

больше!!! Это ж угроза для всего дома!

Тетке никто не отвечал, каждый из жильцов говорил свое, наболевшее:

- Он че, мля, совсем плохой? Пьяный дрых? Чуть не угробил всех!

- А у меня дети одни дома остаются, если что, и выскочить не успеют,

испугаются…

- Блин, новый год на носу, гостей назвали, а подъезд, что рыба

закопченная, смотреть страшно…

-Товарищи, товарищи! Надо акт составить и в соответствующие

организации…Пусть увозят его от греха подальше…

- Еще раз подпалишь, я тя урою гада!

Виновник переполоха - худющий лысый дед , в прожженной до дыр

рубашке, в черных обтрепанных штанах, сидел на бетонной ступеньке,

смотрел на говоривших впалыми выцветшими глазами и молчал. Лишь

морщил лоб, словно силился вспомнить что-то важное и сказать людям. И не

мог. Только болезненно вздрагивал, задевая не нароком пузыри на

запястьях, да перхал горлом, пытаясь избавиться от вкуса гари.

Молодой пожарник, парень лет двадцати, вышел из пострадавшей

квартиры, подошел к деду. Сев на корточки перед ним, взял в свои руки

дрожащую ладонь старика:

- Слышь, дед…Мы там тебе кухню малость пеной залили…ты не переживай,

высохнет часа через два…протереть только… и окно выбили…починить да

убрать есть кому? Сам - то не сможешь?

Погорелец очнулся, закивал головой:

- Есть…Есть, Клава придет с работы, уберет…Спасибо, сынок…

Парень встал, обернулся к галдящей толпе:

- Хватит орать! Вы бы лучше деду руки перевязали, да воды дали попить.

- Может ему еще в санаторий путевку выдать? Хрен старый! Залил шары,

да уснул! А мы только ремонт сделали! А если б не унюхали вовремя?

Всему дому трандец! Мы тут чуть не сгорели из-за него! А еще и помощь

оказывать!? Нет, уж! - возмутился толстогубый очкарик с пивным животом.

- А кто такая Клава? – вклинилась в разговор тетка – насколько я знаю,

один он живет, и не ходит к нему никто!

Дед, слыша упреки в свой адрес, помотал головой в стороны и прошептал:

-Не пил я сынки…Не пьющий я..- но его никто не услышал.

Пожарник оглядел толпу, махнул рукой:

- Ладно, сами разбирайтесь…Мы свое дело сделали – потушили. А вы бы не

поленились, да в собес сходили, по всему видать, склероз у деда, а может

чего и похуже… Который раз кастрюли на плите тушим…

- Делать мне больше нечего, как по собесам ходить! Своих дел полно! Но

позвонить – позвоню! – заверила тетка и первой ушла в родную квартиру.

Вскоре разошлись и остальные, так и оставив деда в одиночестве и

несчастье.

Через два дня, ближе к вечеру, в дедовскую квартиру, отодвинув в сторону

так никем и не починенную дверь, вошел приятной наружности молодой

человек с кожаной папкой под подмышкой, одетый в дорогую модную

дубленку, с норковой шапкой на голове.

- Здравствуйте Василий Григорьевич! Можно к вам? – громогласно спросил

гость, разбудив старика, мирно спящего на утлом диванчике.

Старик разлепил ресницы, встрепенулся, привстал с дивана, испуганно

озираясь по сторонам:

-А? Что?

- Здравствуйте Василий Григорьевич! – не поленился вторично

поздороваться вошедший. – разрешите представиться: Меня зовут

Анатолий Сергеевич, я уполномоченный из районного собеса. Буду

заниматься вашей проблемой.

Дед сел, более внимательно посмотрел на мужчину. Забинтованной в

старые тряпки рукой, вслепую нашарил очки, что лежали рядом, на

тумбочке, возле диванчика. Надел. Пригладил рукой быстро вспотевшую

лысину и кашлянув, спросил:

- А ты кто?

Незваный гость, что, как известно, хуже татарина, усмехнулся, быстро

скинул дубленку, положил ее на край круглого стола, что стоял посередине

комнаты. Взял колченогую табуретку, присел вплотную к деду и чуть ли

не по слогам повторил:

- Я—из со-бе- са!!!

-А зачем? – поинтересовался дед.

Анатолий Сергеевич вдруг резко встал с табурета, хлопнул ладонью по

краю тумбочки и категорично потребовал:

- Документы на квартиру! Быстро!

Старик вздрогнул, потом что-то пробормотав себе под нос, тяжело встал и

подошел к старому, с облезшим лаком комоду. Открыл первый ящик и

достал из него черный, со сломанным замочком, древний ридикюль, из

которого краешком торчали листки бумаги. Подошел к грубияну, протянул

сумку слабой рукой:

- На, возьми. Вот документы…чего шуметь-то?

-О! Спасибо! – ответил гость, нетерпеливо схватил желаемое и достав из

сумки кипу пожелтевших документов, присев к столу, погрузился в

чтение.

Изредка, мужчина вскидывал голову, мельком смотрел на деда, и вновь

читал ветхие бумажки. Минут через двадцать Анатолий Сергеевич быстро

распределил все бумаги на три кучки.

В первую лег документ подтверждающий право собственности на квартиру,

где полноправными хозяевами числились Попов Василий Григорьевич и

Попова Клавдия Егоровна, датированный далеким 1997 годом. Следом на

стол легло свидетельство о смерти Поповой Клавдии Егоровны от 2003

года по причине обширного инфаркта и еще одно свидетельство о смерти

на Попова Владимира Васильевича, датируемого годом раньше, с длинным

перечнем травм, не совместимых с жизнью. А так же паспорт, пенсионное

удостоверение, заламинированный прямоугольник страхового

свидетельства и лист ИНН.

Во второй стопке очутились различные квитанции на коммунальные

услуги; пачка треугольных писем, перевязанная желтой тесемкой,

потрепанные по краям удостоверения сварщика, плотника, стропальщика

на имя Попова В.Г.

В третью самую большую, равнодушной рукой, были брошены

многочисленные похвальные грамоты, пожухлые от времени фотографии,

поздравительные открытки, разномастные книжечки с гербом СССР.

Василий Григорьевич гостю не мешал. Все время, что чиновник разбирал

бумаги, смирно сидел на диванчике, лишь тяжело вздыхал, да щурясь,

смотрел на фотопортрет молодой пары в свадебном убранстве, что висел на

противоположной стене. К краю рамки на портрет была прикреплена

черная траурная лента.

Анатолий Сергеевич, закончив работу с документами, развернулся к

старику и спросил:

- А что хозяйка-то ваша задерживается? Мне бы с ней переговорить…

Старик дернул кадыком, глянул на ходики и ответил:

- Дак рано еще..Клава после семи придет…в аккурат отработает, да пока в

магазин…ты сынок подожди, если хочешь…часик всего остался…я тебя пока

чаем напою…подождешь?

Мошенник ласково заулыбался, кивнул головой:

- А попью…с удовольствием…вы на кухню идите, а я пока один звонок

сделаю и к вам приду…

Старик, улыбнувшись в ответ, побрел на кухню, откуда через минуту стал

слышен звук льющейся воды, гулко бьющей в дно чайника…

Гость быстро убрал в свою папку документы из первой кучки, потом

вытащил сотовый телефон, набрал знакомый номер, когда ему ответили, не

громко проговорил в трубку:

- Все, готовьте нотариуса. Старик совсем плохой. Ни хрена не помнит. Я

сейчас подъеду, документы привезу. Ждите.

Отключив телефон, мужчина прошел на кухню. Дед сидел возле окна с

перекошенной рамой, два оконных проема были заткнуты подушками в

серых, застиранных наволочках.

-Значит так, Василий Григорьевич! Согласно постановлению

правительства, вам вместе с женой выделена путевка в санаторий…За ваш

многолетний труд…сейчас я уеду, потом вернусь, привезу вам на подпись

документы…как подпишите, сразу и поедем…а вы пока вещички соберите…

ну, мелочевку разную…много не берите, в санатории все есть!

-А Клава? – спросил старик – без нее не поеду.

- Да вы что, Василий Григорьевич! Я ж только что сказал…Клавдия

Егоровна уже там…Я сначала ее отвез, прямо с работы забрал…уставшая

такая…а сейчас обустраивается там, вас ждет…Ну, я поехал! А вы

собирайтесь, не мешкайте!

-Ой, сынок! А как же чай? - огорчился старик.

-Спешу, спешу, дорогой вы наш! В следующий раз, обязательно!!! Все,

ухожу, только плиточку выключу…а чаек вы уж без меня…и собирайтесь,

собирайтесь… Клавдия Егоровна ждет!

Оставив старика посредине кухни, черный риелтор быстро вышел из

квартиры. Чрез два часа, девяносто трехлетнего деда Василия,

подписавшего в присутствии нотариуса акт купли – продажи собственной

квартиры Белкину Анатолию Сергеевичу, с небольшой котомкой в руках,

посадили в машину и повезли на окраину города.

Возле старого, разрушенного клуба, машина остановилась.

-Все, дедуля, приехали…выходи дорогой…там тебя встретят! С оркестром! –

хохотнул Белкин, открыл дверцу, вышел сам, следом вытянул старика из

машины, толкнул его в спину и грязно выругавшись, сел обратно на мягкое

кресло автомобиля, кратко приказав водителю: «Гони!»

Машина уркнула, развернувшись на дороге, быстро поехала в город.

Василий Григорьевич, с трудом встав с накатанной трассы, подобрал

отлетевшую котомку и медленно побрел по снежной тропинке к еле

заметному в ночи, отсвету костра в полуразобранном, с просевшей крышей,

бывшему сельскому клубу…

Бомжиху Чумичку, наглую сорокалетнюю бабцу, с огненно-рыжей

шевелюрой, не боявшейся ни Бога, ни дьявола, отъявленную

матершинницу, имевшую в биографии три отсидки за кражи, сторонилась

и уважала не только местная шпана, но и работники районного участка

полиции. Потому как Чумичка верховодила своими собратьями по

несчастью не хуже заправской атаманши. Порядок и дисциплина среди

кучки отщепенцев был строгий и правильный. Убогих и стариков не

обижали. На промысел – собирать бутылки – с собой не брали, но куском

хлеба не обделяли. Водку пили для поднятия тонуса и для сугрева души и

тела ежедневно, но дебоши не устраивали. Питались и одевались с

помойки и что Бог пошлет. Изредка промышляли на свалке. Но ходили

туда только по приглашению, ибо правил там культяпый Хриплый, и

городских бомжей в свое царство допускал только по великим праздникам.

При таком раскладе, претензий к местной атаманше у полиции не было.

Подопечные Чумички хлопот особых бравым блюстителям порядка не

причиняли, и те в ответ, понапрасну бомжей не тревожили. Все знали –

если что, будет за своих Чумичка горой стоять. Пинаться да кусаться, орать

луженой глоткой матерки на весь отдел, да петь похабные песни, от

которых даже матерые мужики, смущенно краснели.

Около полуночи 9 мая, в отделение, скрипнув дверью, вошла зареванная

Чумичка. Дежурный, уставший от пьяных воплей задержанных дебоширов,

зло глянул на вошедшую:

- А тебе чего? Вот только тебя тут не хватает!

Чумичка шмыгнула носом, вплотную подошла к зарешеченному окошечку:

-Там…деда нашего убили…

-Че плетешь? Какого деда? Кто убил? – окрысился дежурный.

-Там…в парке…палками до смерти забили…лежит…в крови весь…

-Кто убил, знаешь? – спросил полицейский – сообразив, что от вызова

дежурной группы не отвертется. Бомж не бомж, а бригаду на жмурика

вызывать надо.

-Знаю. Фашисты. Эти. Которые бритые, в куртках черных ходят, со

свастикой…они возле пивного бара все ошиваются…Мы на скамеечке

сидели…они подошли к нему… «Воевал, чмо?» - он им –«Воевал, сынки…

За Родину…За Сталина»… тут они его и пошли дубасить…и мне досталось

малость…но вывернулась, убежала….вернулась потом , а он все…не живой

уже…

Через два дня, Чумичка, держа в руках потрепанную котомку, в черном

свитере и черной юбке, пришла в городской морг. Тело старика,

неприкрытое ничем, лежало в коридоре. На большом пальце правой ноги

висела бирка с надписью «неизвестный». Чумичка подошла к трупу,

неумело перекрестилась и пошла дальше, искать начальство.

Патологоанатом, вместе с санитаром, пили чай в маленькой комнате с

большим зарешеченным окном.

-Что надо, мадам? – спросил санитар, отламывая дольку шоколада.

- Тело отдайте. Мы похороним. По людски. Приготовили уже все.- ответила

Чумичка.

-Чье, милейшая?

-Деда нашего…он у вас в коридоре лежит. Следователь сказал – можно

забрать.

-А забирай! – обрадовался санитар. – мне мороки меньше. А одеть –то есть

во что? Я помогу.

-Есть. Я его вещи принесла. Никому котомку свою трогать не давал…И я не

разрешала. А теперь что…можно…

-Ну, доставай, глянем чего он там сторожил. А кто он, хоть знаешь? –

полюбопытствовал патологоанатом.

-Да откуда! Он к нам зимой прибился…все про санаторий какой-то

поминал…Да Клаву звал…бабка его наверное…А кто такой, мы сколь бились

– не отвечал…Совсем плохой на память –то. Путал все…а сказки хорошие

рассказывал…прямо как по книжке шпарил…любили его наши…хороший

был дед, правильный…

И Чумичка вновь зашмыгала, вытерла ладонью вспухшие слезы.

-Мда…Ладно…Давай шмотье свое…посмотрю…- скомандовал санитар.

В котомке нашли завернутые в серую холстину солдатские брюки, образца

сороковых; сорочку, ставшую желтой от времени и гимнастерку, в

нагрудном кармане которой обнаружился военный билет на имя Попова

Василия Григорьевича , 1923 года рождения. В графе «Прохождение

действительной военной службы» была указана 14 отдельная танковая

бригада с июня сорок первого по август сорок пятого, в качестве

механика-водителя. В отдельной тряпице лежали орден «Красной Звезды»,

медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За победу над Германией»…