- Добрый вечер, Ирина.

- Добрый.

- Мы завтра гуманитарку везём. Едешь с нами?

- Завтра? У моей дочери завтра… еду. Время?

- Примерно, одиннадцать часов утра. А почему я не слышу вопроса, куда мы едем?

- Ах, да, куда?

- В Горловку.

- Ириш, это не обсуждается. Конечно, еду. Форма одежды спортивная?

- И кроссовки не забудь.

Вот так пообщались мы с Ириной Зосенко по телефону. Что бы ни было, что бы ни случилось, - я еду. Страшно? Понятия не имею. Всё увижу на месте.

 

*

 

Утро было напряжённым. Не потому, что боялась (откуда мне знать обо всех прелестях передвижения?). В Горловке Я была два года тому, ещё до войны. Знаю, что там бомбят регулярно, знаю, что есть убитые и раненые, знаю, что стоят дома без окон, что некоторые мои друзья выехали оттуда в более безопасные города земли нашей. Всё это я знаю из интернета и из личного общения с горловчанами.

Кто-то сказал: «Горловка – горлица». Когда я увидела эту «горлицу», сердце заболело. Но об этом немного позже.

- Ирочка, у нас со временем получилась накладка, и мы не сможем за тобой заехать домой. А не могла бы ты самостоятельно приехать на Черёмушки, к пушке?

- Могу, не подумав ни секунды, ответила я.

То, что не подумав, я поняла, как только водитель маршрутки высадил меня на незнакомом повороте и указал, в каком направлении находится пушка. В этом направлении я не просто двигалась, я шаркала каблучками по асфальту, и мне было всё равно, раздражаю ли я прохожих. А ведь предупреждала меня Ирина о спортивной одежде. Решила выпендриться. Перед кем? Зачем? Но об этом сожалеть было поздно.

 

Подойдя к условленному месту, я тут же отзвонилась Ирине, мол, уже на месте.

- А мы догружаемся. Подожди, пожалуйста, немного. Это «немного» длилось почти час. Я наблюдала за всеми проезжающими мимо меня автомобилями, мало-мальски гружёными коробками. И всякий раз думала, что это за мной подъехали. Всё – не то. Всё – мимо. И тут, через дорогу едет белая иномарка. Я бы не обратила на неё внимания, если бы не красные звёзды на дверях и не надпись «Спасибо деду за победу». Да, многое бы я отдала за одну только возможность постоять рядом с такой патриотической машиной.

- Красава, - не выдержала я. Хотела бы…

- Ирина, мы приехали! – вышла из машины со звёздами Ира и помахала мне рукой. Неужели это меня? Интересно, видит ли кто этот фоантастический фильм?

Мне тут же предложено было место рядом с водителем, так как Ирина с ребёнком сидела по всем правилам на заднем сиденьи. Если это можно было так сказать, потому что малыша я сразу не заметила. Я втиснулась на переднее сиденье и меня загрузили коробками с печеньем. Ни шелохнуться, ни повернуться. И тут я в очередной раз пожалела, что не в кроссовках. Но всё равно это было лучше, чем пешком ходить.

С трудом я пристроила больную ногу между коробок и сумок внизу, но это – ничто, по сравнению с тем адреналином, который я себе придумала.

- А как зовут вашего малявочку? – поинтересовалась я.

- Меня зовут Саша, - тут же отреагировал малыш. – И моего папу тоже зовут Саша.

И тут мы с Ириной поняли, что по этикету не представились никому.

- Саша, - повернулся ко мне водитель, то есть, муж Ирины.

- Подождите, оказывается, в машине сейчас два Саши и две Ирины! – выпалила я.

- Вот это совпадение, - засмеялась Ирина.

- Вы слышали на «Зелёном» прилёты? – вдруг спросил Саша старший.

- Я слышала «бахи», но не разобралась, что это было, - ответила я.

- А здесь и разбираться не надо. Всё и так понятно. Мы за полтора года с Иришей столько наслушались, что как заправские военные разбираемся в выстрелах, залпах и бомбёжках.

- Да, пришлось побывать в пекле, - включилась Ирина.

Я сама себе показалась круглой дуррой. Нет, скорее, квадратной. Два месяца тишины, а я уже не разбираюсь в прилётах и плюсах.

- Ничего страшного, - ответил Саша старший, словно подслушал мои мысли. - Все мы можем путаться в этих особенностях. Здесь – прилёты. Посмотрим, чем нас Горловка встретит.

 

*

 

До первого блокпоста мы ехали без препятствий. Там, только взглянув на машину и лицо водителя, солдаты отпустили нас, не дождавшись, когда же я в конце концов нашарю на дне сумочки свой паспорт. А он, как назло, никак не находился.

- Счастливого пути, - улыбнулся солдат, и мы уехали. А тут и паспорт нашелся.

Блокпостов было пять, или шесть, или десять. Я не считала. Но только с каждым последующим начинало знобить. В машине было тепло и уютно. Я поняла, что забыла снять перчатки, и сама себе улыбнулась. Бывает.

Ирина и Саша наперебой рассказывали о том, как горел дом в Ясиноватой, мимо которого мы сейчас проезжаем. Вон, справа, остался только каркас от церквушки, которая неоднократно подвергалась миномётным обстрелам. А вот и «Красный партизан», о котором только и говорили макеевчане, переживая о том, чтобы солдаты отстояли этот рубеж и не впустили в Макеевку танки укропов. А вот, слева, овощная база. Бывшая база. Теперь от неё остались только стены.

- Здесь с одной стороны дороги стояли укропы, а с другой - наши. Они могли запросто не просто перекрикиваться, а переговариваться. Так близко находились на передовой.

- Как это возможно? – удивилась я.

- Это война. У неё свои законы и прибамбасы. Иногда и не такое увидишь.

- А это блиндаж? – вдруг спросила я, увидев странное сооружение.

- Типа того, - спокойно ответил Александр.

Всю дорогу Ирина и Александр рассказывали мне о том, что видели в этих местах, когда возили гуманитарную помощь, когда вывозили людей из горячих точек, когда спасали мамочек с маленькими детками.

Сразу хочу сказать, что в голове осталась каша. Представьте: едем в перегруженной продуктами и вещами машине, по сторонам мелькают разрушенные, полуразрушенные, побитые снарядами дома, разбитые осколками деревья, снесены крыши домов, повалены заборы. А в машине, у меня за спиной сидел пятилетний малыш и периодически вставлял свои комментарии в рассказы родителей.

- Он многое повидал в своей коротенькой жизни, - сказала Ирина. Ему и по подвалам пришлось прятаться, и на земле лежать, спасаясь от осколков, и довольствоваться кусочком хлебушка.

- Мы хотели еще больше коробок взять с собой, но мы взяли вас, - вдруг выдал Саша младший.

- Не слушайте его, - вступилась Ирина. Всего здесь хватит. В следующий раз больше возьмём.

Не знаю, как у вас со зрительной памятью, но моя вдруг выхватила из всего мелькающего потока Музей миниатюрной книги. Я там была. Мы там были. Макеевка там была. Замечательная поездка была до войны. Замечательные люди там работали. В интернете читала, что некоторые продолжают оставаться на своих местах и бережно хранят историю города.

Мы ехали по городу, я смотрела по сторонам, иногда не успевая остановить взгляд на разбитом балконе, снесённом углу дома, разбитой детской площадки. Наверное, водитель пожалел мои нервы, увидев, как я старалась незаметно приложить руку к груди. Сердце начинало подавать признаки беспокойства.

- Это война, детка, - вдруг произнесла я.

- Ты ещё главного не видела, - тут же отозвалась Ирина. Это всё цветочки.

- Какие цветочки, если мне уже плохо от увиденного, - прошептала я.

 

*

 

По пути следования мы завезли канцтовары какому-то неизвестному человеку. Он долго и мягко благодарил Ирину за помощь. Со стороны он был похож на доктора. Может, эта ассоциация сработала оттого, что мы стояли у больницы, может, оттого, что я слышала интеллигентную речь. Я задала ему несколько вопросов о том, как люди живут все эти полтора года войны. Он был разговорчивым, и было видно, что Ирине и Саше - доверяет. Когда мы распрощались и поехали дальше, Ирина сказала, что канцелярские товары он взял не себе, а живущей по соседству девочке, у который серьезный диагноз заболевания.

 

Я, наверное, ещё долго буду удивляться и восхищаться человечностью людей, зажатых в рамки выживания.

Нога болела. «Рожа» не давала жизни, но не могла же я жаловаться на свои проблемы в этой ситуации. Мои болезни не вязались с увиденным.

Если бы люди знали, что они – настоящие Люди с большой буквы – загордились бы. А так, - живут себе, выживают и надеются, что если выживут – горы свернут.

 

Мы продолжали путь. И тут Саша приостановился, достал фотоаппарат и сделал несколько снимков:

- Это последний блокпост. Больше не будет. Посёлок «Глубокая». Буферная зона.

Мой фотоаппарат при приближении кадра делает снимки мутными. Или я не умею им пользоваться. Я не стала приближать кадр, а тоже пару раз щёлкнула кнопочкой.

- Прячьте аппарат. Этого делать нельзя. Через двести метров сидят украинские снайперы. Я просто рискнул.

Значит, я тоже рискнула, не понимая этого.

Мы подъехали к солдатам. Паспорта не показывали. Все спокойно вышли из автомобиля, посмотрели друг на друга, перекинулись дежурными фразами.

- Эта женщина с нами, - сказала им Ирина. – Мы все вместе привезли гуманитарку.

- Всё нормально. Можете следовать, - услышала я.

- Это буферная зона. От нас ни на шаг, - сказал Саша и снова сел за руль, отгоняя машину во двор двухэтажного дома.

По правую сторону протоптанной и наезженной узкой дороги был забор, по левую – два двухэтажных дома.

- Обратите внимание, слева между домами стоит.

Я посмотрела в сторону и ничего не увидела в двух метрах от себя. Обычные сухие ветки, сваленные в кучу, чтобы между домами никто не мотался. Немного отойдя, увидела танк. Это был замаскированный танк, готовый к бою. Молодцы ребята: если с двух шагов я не увидела махину, то что можно говорить о тех, кто неустанно следит за этим местом.

 

Навстречу нам вышли две женщины. Я, было, подумала, что это мать с дочерью, но позже узнала, что эти две женщины занимаются распространением гуманитарной помощи среди остро нуждающихся. Нас познакомили. Язык не поворачивается назвать их просто по именам, а они засмеялись на мои возражения и сказали, что отчества назовут при условии, что я их тут же забуду.

- Лена Анатольевна, - представилась та, что помоложе.

- Светлана Фридельсовна, - улыбнулась старшая. Она привыкла удивлённому взгляду всех, кто слышал её отчество.

- Можно записать на листочке ваше отчество? – спросила я. - Не запомню.

- Можно, - продолжала улыбаться женщина в стареньком коричневом пальто.

Входя во двор дома, я увидела след от костра.

- Вам разрешено жечь костры? – спросила я.

- Не просто костры, ответила Лена. – Обратите внимание на эти две трубы.

- Но ведь это…

- Да, это отработанные гильзы от снарядов. Мы на них готовим еду, когда нет света. Собираемся три-четыре семьи, разжигаем костёр и готовим.

- У вас нет света?

- Можно сказать, нет. Нам его по часам включают. Практически все провода оборваны после бомбёжек, а ремонтные работы только сейчас начинают производить.

- А вода?

- И вода по желанию. У нас всё по очереди: сначала свет, а потом вода. Стираем вручную.

- Я вижу – практически все окна забиты фанерой и ДСП.

- Полиэтилена нет. Если есть возможность, привезите нам клеёнки. В квартирах и среди бела дня стоит полный мрак. Раньше мы все по три-четыре раза стеклили окна после каждого попадания. Деньги закончились и оставили всё, как есть. У нас ведь не только стёкла по квартирам летали. У нас пули летали над головами. Мы под кроватями и столами прятались. Нет в доме подвала. Не был запланирован. Кто же знал, что война будет?

- А в ваших домах все квартиры заселены?

Нет, ещё год тому люди выехали. Кто временно, а кто навсегда. Но наши дома ещё считаются жилыми. Хотите, покажу другие дома?

- Конечно, хочу.

К соседнему дому было метров пятьдесят тропинкой между кустарниками. Выйдя на открытое пространство, я ужаснулась: передо мной стоял двухэтажный шестнадцатиквартирный дом с пустыми глазницами вместо окон. Подойдя ближе, я увидела на первом этаже мебель в квартире. В серванте была кое-какая грязная посуда, на полу валялись вещи и стол, в углу свален набок телевизор.

- Мародёры? – поинтересовалась я.

- Вы о чём? – удивилась Елена. Это от взрывной волны, да не от одной. Люди бежали, как могли.

- А всё это осталось?

- А кому это надо? Жизнь – важнее. Когда смерть смотрит тебе в глаза, ты не помнишь, в каком месте у тебя спрятаны деньги и на какой полочке лежат документы. Просто из пекла вырываешься в жизнь.

Я решила сфотографировать эту ужасающую картину. Только бы не обиделись на меня люди за эти снимки. Не от злого умысла.

Пока я фотографировала, группа отошла к следующему дому. Я быстро развернулась и уверенным шагом направилась к ним.

- Стойте! – закричала Фридельсовна.

Я резко остановилась, не понимая, что происходит.

- Там могут быть растяжки.

- А как же вы здесь ходите?

- Смотрим под ноги. У нас нельзя расслабляться.

 

Мы поднимались на второй этаж заброшенного полуразрушенного дома. Следом за нами бежал котёнок, а чуть поодаль – Боцман. О нём немного позже.

- Баба Таня, откройте двери. Это Ирина, - громким голосом покричала в двери Ира.

- Иду-иду. Я слышу, - открыла дверь старушка с милой улыбкой.

- Баб Тань, мы вам покушать принесли.

- Спасибо. А кто это с вами?

- А это с нами писатель, - улыбнулась в мою сторону Ирина. Она о войне пишет. И о вас напишет.

- А напишите, что у меня крыша течёт.

- Напишу, - ответила я бабулечке.

Однокомнатная квартира выглядела бедно, но чисто.

- Бабушка, а сколько вам лет?

- Да, уж помирать пора.

- Рано помирать. Вам ещё крышу не отремонтировали. Придётся пожить.

- Я на кладбище место себе приготовила, а нас туда не пускают. И где меня теперь похоронят? – не унималась баба Таня. – Ой, вы с ребёночком приехали! Сейчас я дам ему печенье.

- Бабушка, мы вам привезли покушать, а вы собираетесь отдавать последнее.

- Отчего же последнее? У меня их несколько штучек. Всем хватит.

«Вот такая человеческая натура в нечеловеческих условиях», - подумала я.

- А вы за крышу не забудете? Пусть почитают и отремонтируют.

 

Спускались мы со второго этажа заброшенного дома - молча. Щели – толщиной с ладонь, все окна выбиты, вывалены от взрывной волны двери. А у бабушки течёт крыша…

Кто-то ткнулся в руку чем-то мокрым. Оглянулась, а это пёс. Я резко отняла руку, но он продолжал искать мою ладонь.

- Вы не бойтесь, Ирина. Это Боцман. Это наша дворовая знаменитость. Хотите историю?

- Ещё бы!

- Как-то был у нас страшный бой. Люди спрятались, кто куда успел, а Боцман - под деревом. Там его и зацепило осколком. Он даже не скулил. Из глаз текли слёзы, а из раны – кровь. И тут одна из жительниц увидела, что горит танк, а из него не может выбраться солдат. Она благим матом орала, привлекая внимание соседок. Не глядя на обстрел, мы помчались спасать солдатика. Он был жив. Вытащив его на землю, мы не заметили Боцмана, а солдатик увидел.

- У меня в боковом кармане есть ампула антишокового лекарства. Половина мне, вторая половина – собаке.

- Вы ж не видели, закричала соседка. Другой пёс будет во дворе.

- Я сказал – половина!

Вот так солдат спас жизнь Боцману. Теперь для всех нас Боцман – герой войны. Он добрый и ласковый. Блох, правда, много. Нечем вывести, но он не в обиде.

- А как-то, - вклинилась Лена, - один солдат показал Боцману автомат. Боцман кинулся на него, как на врага. Чудом оттащили собаку. Озверел. Не любит он оружия.

Потихоньку к нам вышли несколько молодых мам с детками на руках. Они тут же начали примерять сапожки малышам. Одному ребёнку сапожки были узкими, не сходились, хоть размер был подходящим.

- Мы не будем брать, сказала молодая мамочка. Может, кому-то нужнее будут эти сапожки.

И снова я увидела милосердное отношение к чужим проблемам. На траве были выставлены коробки, пакеты, ящики с вещами, продуктами, канцтоварами, обувью. Меня удивило то, что никто не вёл описи товара, никто не ставил подписи в получении. Сколько возгласов благодарности получила Ирина за ранцы, привезённые ранее для школьников. А сейчас она привезла школьную форму. Оказывается, в посёлке «Глубокая» есть действующая школа.

 

Пока мы разговаривали, кто-то вскипятил чайник и заварил нам чай. В простой житейской ситуации я бы этого не заметила. Представьте себе, нам, людям из мирной Макеевки, приготовили чай жители буферной зоны.

- Скажите, а укропы далеко отсюда?

- Если фотовспышку увидят – будут рядом, - ответила Таня. – Двести метров.

- Это наша новенькая, - подошла Лена. Она из Дзержинска.

- Я из Дзержинска, - повторила Таня. Год детей не видела. Видите вот эти дачи?

- Вижу. Там кто-то есть?

- Там мины. Вон и таблички с предупреждением.

- Это наши дачи, - вступила в разговор молодая мамочка. – Вы не представляете, сколько ягод и фруктов там сгнило. Нас ведь не пускают туда. Опасно. Не знаю, что там творится. Инвентарь так и остался в огороде. Смотрю сквозь забор, а войти в калитку нельзя.

- А я здесь живу в чужой квартире, - снова продолжила о своём Таня. Мы с мужем воевали в Снежном. Он защищал Саур-Могилу. Там и остался.

- А позывной у него был?

- Майор 76. Там было два Майора. Мой был Майор 76. Я не могу оформить документы о смерти. Он ушел на войну без военного билета и документов. Так и числится живым на шахте в Дзержинске. Я обращалась за помощью, но что у нас могут сделать без документов? Необходимо подтверждение. А как я попаду домой? Расстреляют и меня, и детей, если узнают. Живу в чужой квартире, хожу в чужих вещах, смотрю со второго этажа в сторону Дзержинска и плачу.

- А работу здесь нашли хоть какую-то?

- Нашла. Гуманитарную помощь разгружаю.

- Отлично. Хоть что-то вам дадут.

- Нет. Как они могут? По возрасту не положено.

- Замкнутый круг… а у кого-то течёт крыша…

Чем я могла помочь этим людям? Как я могла их поддержать и утешить? Надо ли им это? Они сильные и стойкие. Их дети не бегают с мячами, не играют в кустарниках, они жмутся к своим мамам.

Домой ехали не молча, - как каждый бы сказал. Эмоции переполняли нас.

- А знаете, Ирина, - отозвался Саша старший, - я знаю здесь одного председателя села, который просто так не раздаёт гуманитарку.

- Как это, не раздаёт?

- Обыкновенно. Вернее, необыкновенно, - улыбнулся Саша. Он заставляет односельчан работать и за это раздаёт продукты. Помог покрыть крышу – получай, подровнял забор – вот и продукты. Люди так приучены, что сами идут предлагать помощь. Вот такой хозяин. Я не знаю, правильно ли это, но то, что это организовывает лодырей – правда.

- А у нас наелись дармовой гуманитарки, - сказала я. Мне говорят, что некоторые капризничают, получая крупы и подсолнечное масло. Пусть бы брали и приносили в центр, а отсюда бы вывозили нуждающимся. Ценности у всех разные. Но многие не понимают, или забыли, что самая главная ценность – человечность.

 

*

На обратном пути Саша маленький уснул. Он ни разу не попросил покушать, не попросил попить. Это был настоящий мужичок, понимающий важность своей миссии. На улице вечерело, а Ире и Саше еще надо было заехать в два места.

- Вы когда-нибудь отдыхаете? – спросила я.

Мы ещё не старые, - засмеялась Ира. Потом отдохнём.

А за окном мелькали разрушенные дома, снесённые крыши, сгоревшая церковь, оборванные провода и поваленные столбы. Мы возвращались в Макеевку. У меня болело сердце. Хотелось домой, в тёплую квартиру, хотелось увидеть свой дом, не тронутый снарядами. Но я была уверена, что снова захочу поехать с Ириной в самые отдалённые точки самого родного Донбасса.

- Ира, можно я назову твоё имя для всех читателей? Хочу, чтобы о тебе узнали.

- Обо мне и так многие знают. Можно, - улыбнулась она.

Знакомьтесь, дорогие друзья: Ирина Зосенко. Макеевка.