На Центральный Командный пункт Морской Авиации я пришёл в 1970 году, когда командующим морской авиации был Герой Советского Союза Борзов Иван Иванович, тогда ещё генерал-полковник авиации.Представлялся он к этому званию неоднократно, но на каких-то инстанциях представление тормозилось. Это доставляло Ивану Ивановичу лишних переживаний, он явно подразумевал источник этих торможений, непрерывно курил в своём кабинете, уединившись и не желая принимать, кого бы то ни было. Этап развития Морской Авиации в бытность командования ею И. Борзовым был сложным и многотрудным. Это был переходный период от Великой отечественной войны через холодную войну к реактивной авиации. И этим всё сказано. Стиль руководства наследовался от стиля И. Сталина, вся служба И.И. Борзова прошла под знаком крутого властвования вождя. Служба в органах Управления Морской авиацией была жёсткой, здесь служили только проверенные в суровых буднях авиационных частей и соединений люди, знающие оперативно тактические искусы боевого применения Морской Авиации. Особенно это касалось Оперативного отдела и Центрального Командного Пункта. Малейшие огрехи в знаниях и в действиях офицеров выявлялись самой практикой службы. Естественный отбор работал в этих подразделениях «хозяйства» И.И.Борзова безжалостно и неуклонно. Потому и образовался крепкий слаженный коллектив специалистов высокого класса, работающий без единого сбоя, застрахованный от ошибок и огрехов. Споткнувшегося или неуверенного в решениях учили жёстко или просто удаляли из коллектива. На этом уровне руководства ошибок быть не должно.

После войны крупные военные начальники были под пристальным вниманием вождя, подозревавшего заговоры. Подслушивания телефонных разговоров было обычным делом.

Начальником штаба Морской авиации был генерал-лейтенант авиации Хохлов Пётр Ильич, бывший в годы войны, конкретно, в период берлинской эпопеи, штурманом экипажа И. Борзова, бомбившего одним из первых Берлин. За бомбёжку Берлина они были удостоены звания Героев Советского Союза.

С одной стороны и Борзов, и Хохлов были жёсткими, даже жестокими руководителями. Они могли перешагнуть, отдавая приказания, через человеческое достоинство подчинённых, растоптать любого за малейшую задержку в исполнении кем-либо своих функций, не вникая в причины и обстоятельства. С другой стороны это были люди необычайно крепкого боевого братства. Они могли простить не только оплошности, но и значительные недостатки (по мнению окружающих) людей, прошедших войну.

В одном из расчётов Командного пункта был дежурным по связи майор Иванов. Обязанности свои связисты выполняли, так сказать, на автомате. Всё их хозяйство работало по налаженному годами порядку, надо было лишь контролировать и подправлять отклонения. То есть, связист был в смене наиболее свободным человеком, его функция заключалась в наблюдении и реагировании. Так вот, Иванов, бывший в годы войны стрелком-радистом в экипаже Борзова, на дежурстве, убедившись, что всё идёт гладко, позволял себе расслабиться и принять спиртное. После окончания рабочего дня, когда в штабе оставался только дежурный расчёт КП и службы обеспечения, Иванов начинал названивать по телефону друзьям-товарищам, в том числе и Командующему.

-Иван Иваныч? Что делаешь?

Иван Иванович терпеливо слушал и звонил тут же оперативному дежурному:

- Успокойте Иванова и уложите его спать.

И - ни намёка на непорядок, ни последствий.

В составе Отдела боевой подготовки была должность начальника парашютно-десантной службы. Позже, с началом космической эры, её переименовали в поисково-спасательную службу. Исполнял эту должность в 70-е годы один полковник, герой советского Союза, осетин Александр Максимович Гагиев Топивший на Балтике траспорты и суда противника водоизмещением больше 18500тоннавиационными торпедами и топмачтовым бомбометанием с предельно малых высот, уничтоживший подводную лодку, поставивший множество мин, Александр Максимович последние годы своей службы проходил в штабе Морской Авиации. Как-то новый начальник ЦКП полковник Корнован высказал мнение, что неплохо было бы эту должность, за малым содержания работы, ликвидировать, используя штатную единицу для другой, злободневной для штаба, службы. Командующий резко оборвал начальника ЦКП:

- Гагиев – единственный герой своего народа – лётчик Морской Авиации. Он будет служить, пока работает его сердце, и ходят его ноги. Я скорее уберу вас, полковник.

Командующий чувствовал, что его телефоны прослушивают соответствующие службы: в момент подключения прослушки уменьшалась громкость. В такие моменты он тихо и корректно говорил в трубку: «Не мешайте! Любопытным и так расскажу, лично, в присутствии или с глазу на глаз».

На службу И.Борзов приходил к 12 часам. (Такой режим работы сохранился со времён И.Сталина, работавшего, как известно, по ночам.). К этому времени начальник штаба Пётр Ильич Хохлов, выслушав утренний доклад Оперативного дежурного ЦКП в присутствии заместителей, своих и командующего, а также начальников отделов и служб, шёл с докладом к Командующему.

Утренний доклад Оперативного дежурного в то время называли КВН – клуб весёлых и находчивых, настолько непредсказуемыми и неожиданными могли быть поставленные там вопросы. Слушая о событиях и утверждая План работы Авиации флотов, начальник штаба, видимо уточняя обоснованность какой-либо запланированной задачи, мог, указывая пальцем на любого присутствующего из состава дежурного расчёта КП или любого начальника, задать вопрос, содержание которого заранее не предугадать. Заминка с ответом хотя бы на десять секунд чревата отстранением или «опусканием» в высоком присутствии.

Пётр Ильич читает План перелётов:

- Ан-24. Войтенко, минимум 60х1. Москва – Севастополь. Перевозка адмирала Сидорова. Корнован (начальник ЦКП), адмирал-то говённый, не выделяйте ему самолёт, и поездом доедет.

Пётр Ильич не выговаривал букву «л». Он произносил её как «в». Закончился доклад, Пётр Ильич сидит в кресле Оперативного дежурного, только что закончив разговор по «кремлёвке». Звонок прямого телефона от ОД ВВС Московского военного округа, Пётр Ильич берёт трубку, слышен голос:

- Я просил разрешение на приём нашего самолёта Ан-24 на ваш аэродром Скульте. Принимаете?

Оперативный дежурный полковник Лапин, стоящий рядом, слыша вопрос, говорит:

- Принимаем.

Пётр Ильич повторил уже в трубку.

- Принимаем.

Снова запрос: - Кто принимает? Фамилия?

Пётр Ильич называет фамилию Лапина:

- Вапин.

- Кто? Повторите?!

Вапин!

- Не понял! Кто?!

- Да не Вапин, Ё…...ь!!! А Вапин!!!

И в сердцах бросает трубку, от которой разлетаются осколки.

А, в общем, начальник штаба был мягким, душевным собеседником. С просьбами решить какие-нибудь семейные или бытовые проблемы шли именно к нему.

Дежурному штурману ЦКП, как и штурману самолёта, расслабиться было невозможно. На стадии планирования готовились карты дальних полётов в океан на боевую службу авиацией всех флотов. Морская авиация летала «за угол» - над Норвежским морем, огибая Великобританию, к входу в Гибралтар со стороны Атлантического океана. Наши самолёты выполняли многочасовые полёты над океанами с посадками на зарубежные аэродромы Кубы, Анголы, Рабата, Адена, Эфиопии, Вьетнама. Все инженерно-штурманские обоснования и тактические вопросы их применения были в ведении дежурного штурмана. Он вёл карты обнаружения и слежения за иностранными подводными лодками. И такие эпизоды были очень частыми. Штурман был в постоянной готовности докладов об объективности расчётов данных полётов на боевое применение и на перелёты. Все его расчёты, карты и графические документы докладывались Командующему Авиацией для утверждения.

Помню, заходит в зал ЦКП Начштаба, возбуждённый и возмущённый: «Штурман, к Командующему!» Захожу: «Товарищ Командующий, по вашему приказанию дежурный штурман майор Бычков прибыл». Вокруг стола Командующего стоят генералы – начальники отделов и служб. Перед Командующим лежит подготовленная мною карта района поиска пропавшего в Атлантическом океане после взлёта из Рейкьявика Антея нашей Военно-транспортной авиации. Эти многотонные самолёты доставляли в Чили гуманитарную помощь после случившегося там мощного землетрясения. На поиск в предполагаемом месте его падения летали экипажи Ту-95 Авиации Северного флота. Взлетали из аэродрома Оленья на Кольском полуострове, огибали в полёте над океаном Скандинавский полуостров, шли мимо Исландии в назначенный район поиска. В районе поиска важно было оказаться в светлое время. Время полёта в район большое, важно было правильно рассчитать время вылета. Утром Борзов получил по телефону доклад командующего авиацией Северного флота о вылете первой пары наших самолётов и усомнился в верности определения северянами момента вылета.

- Бычков, вы готовили вот эти расчёты?

- Так точно!

- Вы уверены в их правильности?

- Так точно!

Главный штурман, проверить. Если ошибка Бычкова, гнать его немедля и подальше»

Мои расчёты были верны. Об этом Глав штурман Авиации доложил Борзову.

- Армашёв, - остановил Командующий направляющегося после доклада к двери глав штурмана, - найди способ отметить Бычкова. И пусть не сердится на своего Командующего.

Лобачёв – Смиренский – Бычков, в таком составе дежурной смены ЦКП я начал свою службу на новом месте.

Василий Васильевич Лобачёв – опытнейший управленец авиации. Говорил медленно, тихо, делая паузы. Создавалось впечатление, что он несколько «под шафэ». Со стороны – неподвижная, застывшая в одной позе, фигура. Задаёшься вопросом: спит, что ли? На деле в его голове идёт непрерывный процесс накопления, раскладывания по полочкам и сохранения информации, которую он непрерывно впитывает, слушая доклады участников расчёта и которая в нужный момент выдаётся чётким, точным, без излишеств, решением, единственно нужным и верным, без вариантов.

Наш Ан-24 везёт из Остафьево (аэродром под Москвой) в Калининград группу адмиралов с инспекцией. Аэродром Балтфлота Чкаловский принимает, погода не совсем благоприятная, но в пределах минимума лётчика. По маршруту полёта грозовой фронт, сильные ветры до земли. Диспетчеры промежуточных зон разрешают пролёт. Причин задержки вылета нет. И Остафьево запрашивает нас: «Прошу добро на вылет». ОД ЦКП, получив все перечисленные «добро», разрешает вылет.

Василий Васильевич, будто очнувшись от спячки:

- Вылет перенести на два часа.

Адмиралы жалуются. Идут звонки Командующему.

- Почему не выпускаете?

- Товарищ Командующий, грозы по маршруту, обширный холодный фронт, не пройдут. Ожидаю улучшение через два часа.

- Утверждаю. Успокойте адмиралов. Распорядитесь угостить их чаем.

Всё подтверждается. Самолёты, вылетевшие на запад из района Москвы, вынуждены были по погоде вернуться или сесть на запасные аэродромы.

Звонок Командующего в середине ночи:

- Пусть мне позвонит Петров Иван Сергеевич.

И положил трубку. Никаких данных: кто такой этот Петров, где живёт, номер телефона. Уточнять у Командующего – дурной тон. Неприемлемо. Исключено. Означает показать некомпетентность

Василий Васильевич застывает в обычной своей позе. Через пять минут нажимает кнопку прямого телефона междугородней телефонной станции:

- Девушка, «по-самолету», Ленинград, наберите телефон …

Ещё через минуту (запрос «по-самолету» означает немедленное соединение) Петров на проводе:

- Иван Сергеевич, Я – начальник смены ЦКП Морской Авиации, вас просит позвонить Борзов Иван Иванович. Ничего, что полночь. Он ждёт вашего звонка.

Понимать с полуслова, с полунамёка и непременно исполнить в полном объёме приказание – стиль Василия Васильевича Лобачёва. И норма для службы на ЦКП, к которой должен стремиться каждый.

Исполняя длительное время полковничью должность, будучи ассом своего дела, Василий Васильевич так и не был при службе удостоен полковничьего звания, потому что не получил в своё время высшего военного образования. Положенное по должности звание он получил вместе с приказом об увольнении по возрасту.

Высшие звания военачальникам присваивали, как правило, к новому году. Ивану Ивановичу представления на звание маршала авиации отсылались несколько раз. Мы все, служащие под его началом, конечно же знали об этих представлениях и с нетерпением ждали, когда же оно пройдёт все инстанции. Случилось это в декабре 1972 года. По Уставу при обращении к офицеру называют его звание. Мы же обращались к своему Командующему по должности: «Товарищ Командующий». Но после присвоения высшего звания, вернулись к уставной форме, гордо называя его Товарищ Маршал».

Последние годы Иван Иванович болел раком лёгких. Этому способствовала и его привычка много курить. После его смерти кабинет Ивана Ивановича ещё долго не могли проветрить, не помогали и капитальные ремонты. Последние дни жизни Командующий лежал в госпитале. Каждое утро и по несколько раз в день он звонил нам на ЦКП, мы докладывали ему обстановку, стараясь обходить нежелательные для его настроения нюансы. Врачи, успокаивая Ивана Ивановича, говорили, что самочувствие его плохое от того, что атмосферное давление не в норме. Вот и последний его звонок был: «Здравствуй, какое сейчас давление?» Данные погоды всегда на табло перед глазами оперативного дежурного, я доложил, как обычно приблизив, по просьбе начальника штаба, давление к норме. Через пол часа позвонили из госпиталя: «Маршал скончался!

Хоронили нашего Командующего на Новодевичьем кладбище, в маршальском его уголке. Гроб с его телом, истощённым раком лёгких, был необычайно лёгок. Ежегодно 9 мая мы несли букеты цветов к подножию памятника прославленному маршалу авиации. Сейчас уже нет Управления Командующего Морской Авиацией. Но, оставшиеся в живых соратники маршала приходят на день Победы в Маршальский угол Новодевичьего и молча вспоминают его и свои боевые дела.