Я вышел из метро на станции «Чернышевская» в хмурый июньский день и тихо побрёл в сторону Тавриги. Крытый ледовый каток Таврического сада - это как раз то место, где мне больше всего хотелось бы сейчас оказаться. И меньше всего – тоже. Я всячески оттягивал момент встречи с той самой любимой и единственной. Наверное, она всё такая же стройная и красивая. Но её изумительные голубые глаза и каштановые густые волосы теперь не для меня. Я случайно увидел своё отражение в витрине магазина и поскучнел. Гладко выбритые щёки ввалились, под глазами мешки. Да и мой боксёрский, ни один раз ремонтированный нос не придавал очарования. Накануне сизая питерская ночь не давала мне спать, впрочем, причём здесь ночь. Это мысли, как холодные ядовитые змеи, душили и не давали заснуть. Что только я не передумал, вернувшись в город после трёхлетнего отсутствия.

Это ж надо - так просадить свою жизнь. А ведь было всё: и слава, и деньги, и любимая жена, и очаровательная малышка-дочка. Да уж, что имеем – не храним, потерявши – плачем. Квартира встретила меня пылью и запустением. Апофеозом разрушенной жизни на окне торчал засохший суккулент. Этот кактус когда-то подарила мне Алёна. Он не требовал особого ухода. Я его поливал раз в три-четыре месяца, а он только матерел, наливаясь жизненными соками. Сейчас же на него было больно смотреть.

Вспомнилось, как я приехал в Питер из маленького городка в Краснодарском крае по приглашению известного тренера. Он меня заметил на соревнованиях юниоров. Сначала - общежитие при спортшколе. Когда начал выступать, купил в рассрочку небольшую квартирку в Купчино. Алёну я в первый раз увидел на показательных выступлениях по фигурному катанию, где мы оказались с её братом случайно после тренировки. Помню, как провожал её до дома и всё во мне пело. Конфетно-букетный период пришлось сократить до минимума: то она на сборах, то я. Зато каждая наша встреча превращалась в волшебный праздник. У меня тогда ещё не имелось больших денег, зато было огромное, ни с чем не сравнимое счастье. Официоз ничего не изменил в наших отношениях. Мы всё так же редко виделись, как и до свадьбы, и так же считали дни и часы до встреч.

Мы вместе приняли решение, что Алёна уйдёт из большого спорта. Я очень хотел дочку. Сонька родилась – загляденье, крепенькая брюнетка – вся в меня, а глаза голубые, как у матери. Казалось, столько счастья не может вместить наша маленькая квартирка, а праздник не кончится никогда. Куда всё делось? А… что это я… известно, куда. Заболел. Моя болезнь подтачивала меня изнутри. Кому-то удаётся с ней справиться. Я же оказался слаб: раскрылся, а звёздная болезнь, когда кажется, что достиг всех высот, нанесла мне апперкот. Пожалуй, счастье кончилось, как только я регулярно начал занимать призовые места на разных чемпионатах России и Европы. Появились деньги – большие деньги. И так называемые друзья, которые образуются при больших деньгах и мимолётной славе. И алкоголь, которым раньше не увлекался вовсе, ведь мне надо было достичь этой самой славы. Первый звоночек прозвучал, когда меня не взяли в команду на олимпиаду в Пекин за нарушение спортивного режима. Это немного протрезвило, я снова взялся за тренировки, а в дом вернулось счастье, которое обвивало меня маленькими ручонками Соньки и ласковыми руками Алёны. Казалось, пришло исцеление. Тогда Алёна подарила мне кактус и сказала: «Будь таким же, как это растение, стойким и мощным, когда надо, колючим».

Я держался, когда завоевал первое место на чемпионате России среди полутяжей. Выстоял на пьедестале почёта в Европе. И сломался, когда проиграл полуфинал на первенство мира. Алёна терпела мои загулы изо всех сил. А тренер терпеть не стал, и мне пришлось попрощаться со звёздной карьерой.

Я растерялся: кроме как махать кулаками, я ничего не умел. А деньги имеют такое неприятное свойство – испаряться. Алёна нашла мне место тренера в детско-юношеской спортивной школе, и я уж почти было согласился. Но в этот момент в моей жизни появился Гурий. Помню, как рядом со мной остановилась крутая тачка, и ребята вежливо попросили проехать с ними. Место с вывеской «Спортивный клуб» было довольно интересным, и попасть сюда мог далеко не каждый. Хозяин встретил меня радушно. Я его сразу узнал – когда-то он тоже был чемпионом.

- Перейдём сразу к делу, Старцев. Вижу, узнал, - Гурий говорил вкрадчиво и немного в нос. – Я заинтересован в таких парнях, как ты.

- Бои без правил? – встрял я. – На такое не подписываюсь.

- Погоди, дослушай. У меня вполне легальный спортивный клуб. Всё по правилам. Ко мне приходят любители бокса, которым интересна игра. Согласишься – будешь получать хорошие деньги. Пойдём, посмотришь ринг.

Мы прошли в полутёмный зал. Вдоль стен стояли столики, над ними – светильники в виде боксёрских груш, на стенах висели боксёрские перчатки. В центре зала находился ринг – самый настоящий, как в лучших дворцах спорта Европы. Сейчас здесь стояла тишина, но я уже представил гул толпы, гонг, суетящихся секундантов, отсчёт рефери, будто попал домой после долгого отсутствия.

- Ты боксёр, Олег. Настоящий боксёр. Я тебе предлагаю заниматься боксом, только и всего. Ну, так как?

- Погоди, Гурий. Мест в зале не так уж много – на билетах не заработаешь. Как я понимаю, федерация тебя не поддерживает. А в чём фишка? Откуда деньги, Зин?

- Ставки, друг мой. Обычный тотализатор. Люди ко мне ходят не бедные, играют по-крупному.

- Недоговариваешь чего-то, Гурий, печёнкой чую.

- Да ты и сам всё понял, Олег. Хочешь хорошо жить, иногда нужно поступиться принципами. Усёк?

- И как часто надо сдавать игру? – ох, как мне это не нравилось, но иначе не видать хорошего бокса – тогда планка не выше, чем тренером у детишек за скудную зарплату.

- Не парься, иногда придётся. Я дам знать. Только сдать сумей так, чтобы все поверили в технический нокаут. Это твоя задача. И запомни, ставки слишком высоки.

Так я стал работать на Гурия. Иногда случались бои, которые доставляли истинное наслаждение, до настоящего нокаута, как когда-то в большом спорте. Реже – просто драчка, такие сдавать было не обидно, намеренно допускал какую-либо ошибку, и рефери засчитывал победу сопернику по очкам. У Гурия всё было продумано до мелочей.

И опять «друзья», лёгкие деньги, виски и девочки. Алёна тренировала юных фигуристок, часто уезжала. Как-то раз она раньше вернулась со сборов, Сонька была у бабушки, а у меня зависла какая-то бабёнка из группы поддержки. Видимо, это было последней каплей. Алёна развернулась, бросила на пол ключи и ушла со словами:

- Наши вещи привезёшь к маме.

- Катись! Подумаешь, фифа, много вас таких, - рассудок, затуманенный алкоголем, не понимал, кого я теряю.

После ухода Алёны тормозов совсем не стало. Уже Гурий стал мне выговаривать, что теряю форму. Я бесился, но остановиться не мог. Накануне того рокового дня разбил тачку, на которую занимал полтора лимона у Гурия. Что-то надломилось во мне.

В тот день на ринг я вышел в крепком подпитии, обычно позволял себе надраться лишь после боя. А тут, словно бес в меня вселился. Эту игру я должен был сдать. Начал вяло держать оборону, к тому же соперник, пожалуй, ближе к легковесу. Толпа визжала и подзуживала, но я помнил: на кону большие деньги. И тут мой визави, этот говнюк, применил запрещённый приём – удар ниже пояса. Сначала я скрючился от боли, толпа заревела: «Дай ему, Старцев!», а рефери как будто не заметил. И такая злость меня взяла. Как бешеный, я стал наносить удары этому сопляку. Сначала он закрывался, но мой напор нарушил его реакцию, а я бил без разбору в лицо, в солнечное сплетение, в голову… «Брэк, брэк!» – орал рефери, но я ничего не слышал, как на груше продолжая отрабатывать удары: хук, апперкот, свинг. И в каждый удар вкладывал всю злость, накопившуюся во мне. Он упал. Когда рефери начал отсчёт, я вдруг чётко осознал, что наделал, даже боялся посмотреть в сторону хозяина – не сдал бой, значит, Гурий потерпит значительные убытки, и мне долго придётся отрабатывать долги из-за этого нокаута.

Однако всё оказалось значительно хуже. После аута соперник не встал, ему плеснули водой в лицо, но он не шевельнулся. Подбежал врач. И констатировал летальный исход. Один из моих неконтролируемых ударов угодил парню прямо в висок. У меня всё слилось перед глазами и только показалось, что в толпе мелькнуло алое платье Алёны. Я потерял сознание.

Потом был суд. Гурий не потратился на адвокатов, злопамятный, зараза. Мне дали три года за убийство по неосторожности. Отсидел от звонка до звонка в этом аду, что называется колонией общего режима. Спасало только боксёрское прошлое. Ну да это другая история.

А несколько дней назад я вернулся в Питер. Ещё не успел почувствовать себя на воле, как явился Гурий. Сам пришёл, прямо на квартиру.

- Как рассчитываться будешь, Олег? Ты хотя бы понимаешь, сколько мне должен? Кроме убытков за тот бой, представляешь, сколько мне пришлось вложить бабок, чтобы не прикрыли клуб?

- Я квартиру продам, Гурий. Уеду в родной город к сеструхе.

- А о дочери ты подумал? Ты же знаешь, в каких условиях они живут. В хрущёвской «двушке» родители и семья брата. По идее, ты им должен жильё оставить, а сам свалить в свою тьмутаракань. К тому же твоя берлога от силы на три лимона потянет.

- А сколько нужно?

- В общей сложности десять, - я обалдел: мне точно негде было взять такие деньги. – Что думаешь делать, Старцев?

- А что ты предлагаешь?

- Отдай Алёну, тогда прощу долг.

- Гурий, ты о чём? Знаешь ведь, что мы развелись ещё до отсидки. Она не приехала и даже не написала ни разу. А ты бы попробовал подкатиться со своими деньжищами, - поддел я и усмехнулся: Алёну не купить.

- Даже пытаться бесполезно, - Гурий вздохнул. - Я вообще-то пробовал. И ведь точно знаю – нет у неё мужика. Но зато у тебя есть один рычажок – Сонька. Пригрози, что отсудишь ребёнка. Наймём лучших адвокатов. У тебя с зоны самые хорошие характеристики, а у неё своего жилья нет. Припугни, мол, увезёшь дочку заграницу. Она ведь понимает, что деньги многое могут сделать. Если будет Алёна моей - я всё для неё сделаю. И о тебе позабочусь – пристрою в один клубешник в Польше. Замкнуло меня на ней, Олег. И не отпускает. Соглашайся. У тебя всё равно нет другого выхода.

- Гурий, мне три года мысль покоя не давала: была Алёна в клубе в тот день?

- Приходила, да. Тогда мы и познакомились. Что с ней было – не передать. Но я чётко понял: с того дня ты для неё умер.

Гурий ушёл. А я остался со своими мыслями в сизой июньской ночи. И вот теперь шёл сказать Алёне, что отниму у неё дочку, если она не согласится стать женой Гурия.

 

Я увидел её сразу, как только зашёл под своды катка. Девочка-подросток выделывала замысловатые движения под команды Алёны:

- Держись увереннее, Аня. Давай перебежкой назад. Скорость, скорость прибавь. Ещё быстрее. Толчок левой – и на тулуп, - девчонка приземлилась на пятую точку. – Аня, соберись, у тебя же получалось. Ещё разок. Соблюдай последовательность. Перебежка, скорость, на заходе левая рука спереди, правая – сзади, толчок жёстче, прыжок. Уже лучше. Иди, отдохни. Потом ещё отработаешь тулуп.

Слава богу, Алёна меня не видела в полутёмном зале. Девчонка откатилась к бортику, а на лёд скользнула хорошенькая малышка лет пяти-шести. И Алёна засветилась, заулыбалась.

- Мама, мама, а меня тётя Юля похвалила, сказала, что я делаю успехи. Вот посмотри!

Я сначала даже не узнал Соньку. Как она выросла! Сердце защемило, в носу защипало, а к глазам подступили слёзы. Никогда бы не подумал, что способен на такое. А дочка тем временем разогналась, закружилась волчком, потом прогнулась, подняла ножку, взяла в руку конёк и подтянула его к хорошенькой головке. И шлёпнулась. Но тут же поднялась и подъехала к матери.

- Молодец, Сонечка! Посиди немного. Я сейчас с Аней закончу и пойдём домой.

- А уточек кормить?

- Хорошо, сначала на пруд, - Алёна потрепала Соньку по голове, потом прижала к себе и поцеловала в розовую щёчку.

Какие же они красивые и славные, мои девчонки! Или не мои уже? Сам, сам всё просрал. Зачем я пришёл сюда? Отдать их Гурию. Наверное, был не в себе, когда соглашался на это. А ведь они счастливы вдвоём. Я всё смотрел, смотрел на них. А потом тихонько, чтобы они не заметили, вышел в Таврический сад. Когда-то мы часто бродили здесь с Алёной и Сонькой, кормили уточек в пруду, фотографировались на живописных мостиках.

Решение пришло само. Пусть девчонки радуются жизни, занимаются любимым делом. Им ни к чему засохший суккулент. Я снял с карточки все имеющиеся деньги. Дома собрал рюкзак. Оставил на столе мобильник, переписав нужные телефоны в записную книжку. В доме Алёниных родителей бросил в почтовый ящик ключи от своей квартиры и поехал на Финляндский вокзал. Буду добираться на электричках, автобусах, автостопом, чтобы Гурий меня не вычислил. В карельских лесах обитает мой армейский друг. На заимке у него и буду жить. Думаю, и работа найдётся. Жена не должна отвечать за мои беспутные ошибки. Пошлёт Алёна Гурия подальше, а рычага давления в виде меня у него не будет.

Прощайте, мои дорогие девочки, прощайте!