Отелло Дездемону не душил!

Ударил мавр девчонку ледорубом…

Когда остыл и пыл и … труп остыл,

Он осознал, что был немного грубым.

 

(не Шекспир Уильям)

 

Действие 1 (Венеция)

 

Дездемона:

Мавр, милый, отчего лицо – черно? Обветрило, иль кофию обпился?

С тобой собирались мы давно маман мою проведать. Подана карета.

 

Отелло:

Предчувствия тревожат душу мне, как сумерки окутывают рощу.

И, кажется, здоров я не вполне, когда мы навещаем мою тёщу.

 

Дездемона:

Как видно – нездоровье оттого - боишься ей не угодить, любя,

Подарком.

Не понимая одного, мила и безделушка от тебя.

 

Отелло (пряча глаза):

Да, я маман твою добрейшую любил. Боготворил ее, как дети любят мать,

Теперь же дом ее уныл и мир постыл, как тяжело нам близких потерять.

 

Дездемона (в гневном недоумении):

А, что же твои чувства изменило? И о какой утрате ты твердишь,

Чем мать моя тебе не угодила? Иль ветер чувства гнет твои, как гнет камыш?

 

Отелло:

Мне трудно довести плохую весть, ведь плачет сердце, а тревога мучит,

Несчастная убита на охоте - несчастный случай.

 

Дездемона:

Мою маман убить не сможет даже дьявол. Тем паче на охоте.

Всегда на ней, и каска и жилет из прочного кевлара.

Да и она сама – стрелок отменный.

Служила в разведвзводе в испано-маврских войнах.

Одних наград там столько – закроют грудь от пули и кинжала.

 

Отелло:

Отравлена она. Случайно.

Тогда слона мы в буше подстрелили, и по обычаю охоты,

расположились на поляне, чтоб сей трофей обмыть.

Ты помнишь Яго?

После пятой фляги вина бургундского он стал язвить

и гнусности нести: мол, год уже, как с Дездемоной спит,

с тобою, то есть.

И даже предъявил платок, с тобою вышитою надписью:

«Прекрасны ночи, которые дарил ты мне, о милый Яго.

Не может Мавр испанца лучше быть в любви утехах. Дездемона».

 

Дездемона:

И ты ему поверил?

 

Отелло: Нет, конечно. Я знаю: вышивать ты не умеешь.

 

Но тут твою маман прорвало. Мол, не мужчина я, когда терплю такое.

Другой, давно бы Яго за ноги подвесил, освежевал и вывесил у замка на колу,

как леденец на палочке на обозренье люду.

Я, в это время, пока словами пылала эта валькирия,

подсыпал яд в бокал мерзавцу Яго.

 

Дездемона (в возбуждении):

Что дальше было? Не томи, рассказывай.

 

Отелло:

Твоя маман, в волнении безмерном, у Яго выхватывает бокал.

Враз выпила вино с отравой и … рухнула.

Я зеркальце к губам её поднёс – увы! Мертва!

Поняв, что яду я припас совсем немного, схватил паршивца Яго я

и …задушил его.

 

Дездемона:

О, милый! Какой захватывающий случай!

Так скушно здесь, в провинции.

Теперь я напишу своей кузине из России – Карениной Аннет.

Она скучает, там, в своём имении.

В далёкой северной стране – горячих мавров нет.

А их холодные и бледные мужчины, совсем уж не способны на поступки.

И женщинам приходится самим, на что-нибудь, решаться.

Под поезд, хоть, бросайся. Всё от скуки.

Письмо моё развеселит несчастную. (уходит в почивальню)

 

Отелло (оставшись один):

Смеркается. Садится солнце в море. День прошел.

Обычный день, каких прошло уж много и много впереди.

 

Садится у письменного бюро. Достает из шуфляды длинный список и вычёркивает из него две фамилии. Зевает и уходит спать.

 

ЗАНАВЕС.

 

Действие 2 (Дания)

 

Гамлет:

Быль иль не быть? Вопрос, конечно, интересный.

Ведь сам Шекспир вложил его в мои уста.

Спросить меня забыл.

Меня интересует другой вопрос.

Вчера явился мне папаша-призрак. Бедняга.

О, боже упаси, он беден не деньгами.

Иначе – откуда замок у меня и титул. Теперь я Дании король!

 

Так вот (затягивается сигаретой, лёжа на диване и отпивает из стакана виски),

меня интересует: неужто, яд влила Гертруда в ухо папаше моему?

Какой-то странный способ.

Хотя Гертруда – фантазёрка, каких не сыщешь.

А, ведь, могла овсянкой закормить (смеётся).

Папаша мой мне так и говорил: - как эти англичане едят овсянку?

Это ж – сущий яд.

Да! Надо бы рекомендовать сей метод другу моему Отелло.

Жену свою в измене он заметил.

А так как нравом груб, советуясь со мной, он способы её убийства предлагает

столь варварские, что страдает мой тонкий нрав.

Уж, коли рассуждать: совсем не эстетично душить супругу или топором ударить.

Ведь - женщина она. Имеет право на более изящный способ покинуть этот мир.

 

(Стряхивает пепел в череп бедного Йорика, подходит к телефону, набирает номер)

 

Гамлет:

Алло. Отелло (в сторону) - Складно получилось: «алло-отелло».

 

Здравствуй ниге…, негодник. Принц датский беспокоит.

Хотя, папаша сдох, так значит я – король, принц это - в прошлом.

Надеюсь, я тебя не оторвал от важных дел?

Хочу тебе рекомендовать красивый способ, как извести негодницу жену.

Да, Дездемону, а не одну из шлюх твоих. Что?

Она такая же блудница? И с кем блудила? (Долго слушает и прерывает)

Довольно всех перечислять, похоже

ты зачитал мне список абонентов сети «Билайн».

Мужскую часть. Что? Есть и женская. Ого!

Не знал, что Дездемона… Ну, в общем, мавр,

Тебе на вооруженье: возьми овсянку…. Не перебивай.

Откуда знаю я, где брать её! Спроси у слуг своих.

Берёшь овсянку, варишь на воде. И этой… едою,

(хотя едой её назвать немного странно),

в течение двух месяцев ты кормишь Дездемону.

Что? Есть не будет? Силой накорми.

Коль мачеха моя смогла папаше в ухо

залить того, чего он не хотел (ухмыляется),

то ты уж постарайся и накорми!

Что спрашиваешь ты? Расправлюсь я с Гертрудой?

Подумай, мавр: она мне только благо своим поступком дерзким принесла.

Теперь я и король, и замок у меня. Да и казна была не до конца пропита.

 

ЗАНАВЕС

 

Действие 3 (Мавритания, где-то м/у Испанией и Африкой). Присутствуют Отелло, Дездемона (толстая, два подбородка, заплывшие глазки) и венецианский дворянин Родриго.

 

Отелло:

Скажи мне Дездемона: ты до сих пор, как утверждаешь – девственна?

 

Дездемона:

Ты лучше шлюх спроси своих. Со свадьбы год прошёл,

а ты в опочивальню ко мне ни разу не проник.

 

Отелло:

А, как же тот платок, что предоставил мне покойный Яго?

 

Дездемона:

Что? Яго (презрительно) - импотент.

(Тут же спохватывается)

Так говорили мне, но по нему и видно.

 

Отелло:

Да! Доказательства твоей измены нет. Ведь эта пачка фото

(достаёт из секретера внушительный альбом)

– наверняка искусная подделка. Фотомонтаж.

(Родриго подходит и косит взглядом. Взгляд его возбуждается).

 

Дездемона:

Невинные проказы. Ну были случаи.

Но я люблю тебя. Поэтому – невинна.

 

Отелло:

О коварная! Изменница!

Как мучился ночами, ломая голову, как можно такое вот коварство наказать.

Спасибо есть друзья в далёких странах.

С сегодняшнего дня ты будешь есть ОВСЯНКУ!

 

Дездемона: (Падая в обморок)

О, лучше бы меня четвертовали!!!!.

 

Действие 4 (Спустя два месяца - Мавритания, гд- то м/у Испанией и Африкой).

 

Отелло: (Ходит из угла в угол)

Она – жива!! Два месяца я был в отъезде.

Воюя, жизнь свою подверг опасности смертельной.

А Дездемона, жена неверная – жива! Какое вероломство!

 

(Слугам): Немедленно её мне позовите.

 

(Входит Дездемона. Стройная, похорошевшая. Свежее личико.)

 

Отелло:

О! Неужели ты! Что за существа престранные – порода женская.

Корми их ядом – только хорошеют. Бессмысленно такую убивать.

 

(Кричит слугам): Повесьте Родриго и …, остальных по списку.

 

(Дездемоне):

А ты, прекрасное созданье, теперь моя и ночи все твоими будут.

Да! Не забывай овсянку есть.

 

Дездемона: (Падая в обморок)

О, лучше бы меня четвертовали!!!!.

 

ЗАНАВЕС.

***

БУКИНГЕМ

Длинный коридор третьего этажа Букингемского дворца не блистал чистотой и порядком. Управдом, старый лорд Стемплтон, обходил здание, цепляясь о велосипеды, корыта, дверцы платяных шкафов, и другую всячину, присущую коммунальным квартирам. Одышка, а так же ругань, из глубины коридора, заставили его остановиться.

 

- Да как вы смеете. Вернется лорд Оливер с работы, я пожалуюсь, что вы лезете со своими грязными предложениями и не менее грязными руками, - слышался хрипловато-прокуренный голос леди Анны Оливер.

 

- Анжелочка! Я же не просто так. Смотри, какие серьги, - бархатился мужской голос с кавказским акцентом.

 

Граф Фентон, или – Фархадов Мамед-Оглы, купивший титул и заодно комнату в Букингемском дворце. Говорят - ему благоволит сама Королева.

 

- Отстаньте граф. Я не на работе. Днём у меня – кухня, стирка, уборка. И поспать, хотя бы часов пять. Каково мне придется, когда прибудет лорд Оливер, а овсянка не будет приготовлена. После восьми, пожалуйста. Вы знаете, где найти моих суте … агентов. В общем порядке, граф. Никаких скидок. Я – девушка приличная.

 

Такие диалоги, и обычные кухонные склоки, по поводу примусов и кастрюль, лорд слышал ежедневно. Признаться, они ему порядком поднадоели. Да, что там! «Новые англичане», их сленг, манеры, как одеваются, просто коробят старого лорда.

 

А как они принимают пищу?! Можно простить опоздание к завтраку, ужину и прочее. С этим старик давно смирился. Но жутко наблюдать за самим процессом. Эти дикари не умеют пользоваться столовыми приборами, могут черпать ложкой из кастрюли, одновременно листая пошлый журнал, болтая и выкуривая сигарету.

 

А какой у них - «английский»! У старика Бернарда Шоу мог родиться не один «Пигмалион», а целая серия. С одним «но». В пьесе – юная цветочница, с пошлым жаргоном, превращалась в настоящую леди, с изящными манерами и говорящую, как истинная леди. В этом Вавилоне процесс двигался обратно. В Альбионе и, в частности, а может и именно здесь, в Лондоне - рождался новый язык. Он смешивал в себе среднеазиатские, славянские, молдавские и чисто уголовные фразы, словечки и жаргонизмы.

 

Лорд долго не решался узнать, что означает слово «бабло», то и дело звучавшее из уст большинства обитателей Букингема. Ощущалось, что слово имеет важное, основополагающее значение в жизни каждого из «New Englishman». Интуитивно, зная, как русские называют своих женщин, связывал это слово с ними. Но, желая приблизиться к этому люду (с ними жить) выяснил, что это деньги. Только деньги. Всего лишь деньги.

 

- Неужели, - думал старик, - Неужели это главное в их жизни. Неужели «бабло» - выше общечеловеческих ценностей, таких как дружба, любовь, семья.

 

- Может Россия специально избавляется от такой части социума, создавая условия, когда с корабля бегут крысы. Но, бог мой! Почему – мы! За, что напасть эдакая! Может старушка Англия заслужила, своими интригами, лживыми политиками, коварством.

 

- Жри, я тебе сказала! - послышался из общей кухни сварливый голос мадам Сидорчук. Наталья воспитывала своего двенадцатилетнего отпрыска.

 

- Жри. Все здесь жрут овсянку.

 

- Наверное бедные. А мой папа купил новую тачку и сказал, что мне такую же купит, когда этот чёртов араб, вернёт ему долги. Я га-а-амбугер хочу, - заныл паренёк.

 

- Как же, вернёт ему Ахмедка долги, если ему твой папаша магазин сжёг.

 

Лорд Стемплтон поплёлся дальше. Двигаться по этажам становилось всё труднее с возрастом. Пенсии, которую платило правительство, не хватало. Лекарства и лечение становились всё дороже. Вот и пришлось наниматься в управдомы и наблюдать, как прекрасное здание приходило в упадок год от года.

 

Королева сдавала комнаты в наём не от хорошей жизни. Бедная-бедная королева! Бедная-бедная Англия!

 

Задача лорда на сегодня - собрать достаточно средств от жильцов, и привести в порядок эти обшарпанные коридоры, засаленные кухни и дурно пахнущие туалеты. Через час – собрание жильцов. Конечно, ремонт сделают молдаване. Дешевле. Теперь гастарбайтеры – основное население Лондона.

 

Букингемский дворец нуждался не в ремонте, а в перестройке.

 

ПЕРЕСТРОЙКА! Он ненавидел это слово! Привезли его те, кто, сбежав из Восточной Европы, скупал квартиры, дома и дворцы, скупив, в конце концов, весь Лондон, всю Англию. Как ошибались власти, отказываясь выдавать их по запросам правоохранительных органов восточных государств.

 

Прозвучав в парламенте, СЛОВО проникло в палату лордов.

 

Вспомнив о старой Англии, лорд заплакал. Затем, поборов одышку, вскинул голову и шаркая ногами, поплелся готовиться к общему собранию жильцов огромной коммунальной квартиры, под названием – Букингемский Дворец.