Мелькали берёзы, поля, полустанки. На окнах вагонных поблёскивал иней. А я твоё имя шептал неустанно, Как знойное «пить» в многогорбой пустыне. Дорога… Дорога… Сомкнутые веки. На уровне Тонком возникли картинки: Спокойные звёзды, туманные реки, Бегущие в вечность пустые тропинки. Я тихо над ними душою, не телом, Парил, озареньем духовным согретый. И полные луны в сиянии белом Размытые образовали портреты. На фоне таинственном цвета полыни Явились ни Пушкин, ни Галич, ни Бродский, – А, будто живой, в беспросветной кручине, Без верной гитары – Владимир Высоцкий. И тёмный тоннель – в мир неведомый шлюзом, – В нём кто-то, стоящий, застыл в изумленье, И в светлом величии лик Иисуса, – Венец чудотворных небесных видений. И – берег. У тихого серого моря Ты как изваяние, в белом, лежала… Скиталец заблудший небесного поля, Что в мареве мглистом и вечном искал я? Сквозь слёзы смотрел я невидящим взглядом В окошко, где парусом солнце всплывало. А девушка в белом, сидящая рядом, Роман про любовь с упоеньем читала. …В раздумьях пронзительных я по Таганке Бродил, и душевной мне не было мочи. «Давай расскажу, – прицеплялась цыганка, – О той, что тебя одурманила порчей…» |