В наших краях июнь обычно начинается пеклом. Неожиданно солнце словно спохватывается о лете и открывает заслонки, поддавая жара без меры: немного, и потечет асфальт. А дождь случается теплый и ласковый, и нередко слепой.

В то утро, ближе к полудню, я каталась на велосипеде как раз во время такого дождя. Через раскаленные кромки серебряных облаков лились солнечные потоки вперемешку с радужными каплями. Казалось, будто сыпались с неба драгоценные камушки! Я отыскала необычную лужу, усыпанную стразами только наполовину и загадала желание: ведь вчера мне исполнилось тринадцать лет. Мама подарила оранжевый велосипед с женской рамой и голубое платье с кружевной оторочкой по юбочке и крыльям. Пусть и дождик теперь что-нибудь красивое наколдует!

Надо ли рассказывать, как чудесно цеплялись тугие шины за шепелявый асфальт! Как ловко, почти невесомо, я, нет, не сжимала, а уверенно, и будто бы даже небрежно держала руки, а то и только одну, на блестящем руле! Как виражами объезжала лужи или неслась по ним, рассекая упругое «море» на две бурлящие клином волны! Как проворно вскакивала на бордюры, вовремя приподняв руль и следом заднее колесо!

Я каталась уже с часок, исколесив ближайшие дворы и лужи. Жалко, что в одиночестве. Подружки давно разъехались на каникулы, а я всегда оставалась в городе, среди панельных пятиэтажек спального района. Но зато дом наш стоял на самой окраине города, недалеко от настоящего леса — сибирской тайги. Как хотелось гулять по лесу, словно я — Красная Шапочка! Конечно, это мечты. Такое бывает лишь в сказке, чтобы девочка шла одна, никого не боясь, по темному лесу. Да и не с кем мне было гулять по этому самому лесу. Но нынче, вне всяких сомнений, я ждала от лета чудес. Ведь теперь у меня свой велосипед — с ним обязательно встречу новых друзей!

Дождь то начинался, то прекращался: воробьи не уставали купаться в теплых лужах и тут же обсыхали, забавно ероша перья. Я тоже успела вымокнуть и опять «обмахать» на скорости свой наряд. Лишь локоны светлых волос крутились колечками, подвитые небесной водой. Мелкие лужи исчезали, испаряясь на глазах. Вокруг, под раскидистыми ранетами, усыпанными завязями плодов, золотились на газонах россыпи одуванчиков. Если смотреть только на изумрудные ковры, золоченые купы деревьев на фоне голубого неба с пышными облаками как на картину, рисованную гуашью, красота открывалась необыкновенная! Потому что на шоссе, по которому с глухим ревом неслись автомобили, я просто не обращала внимания.

И вот, под впечатлением обновок и начала лета, с ослепительным солнцем за спиной, я проезжаю в очередной раз мимо нашего дома. Быть может, появится кто-нибудь?! Потому что в такой замечательный день хочется поделиться настроением — летняя радость переполняет меня! И тут из подъезда вышла мама с пятилетней сестренкой Светой.

Конечно, поддав скорости, я рванула навстречу, лихо затормозив возле них. С приятным шипением занесло заднее колесо! Разгоряченная, уже готова была спросить маму, куда это они собрались? Но не успела перевести дух, как меня, словно магнитом, притянул восхищенный взгляд сестренки, точно увидела она что-то совсем небывалое. Я, улыбаясь, с интересом гляжу на нее, и хочу уже оглянуться, не подошел ли кто сзади, так привлекший внимание, как вдруг она восклицает: «Оля! Какая ты красивая!»

И мир... Неожиданно погрузился в чарующую тишину... В которой звучат лишь хрустальные переливы волшебных слов: «Оля, какая ты красивая!» Они серебрятся на все лады, долетают до облаков, до самого солнца, стремительно рассыпаются голубями по крышам, вспархивают бабочками среди золотых одуванчиков. Чудесным образом растворяюсь я во внезапно открывшейся прелести, касаясь всего одновременно, глядя в яркие, почти черные, глаза сестренки — маленькой моей феи. В одно мгновение передо мной распахнулся незнакомый мир, в котором все сияет, переливается радугой, плывет на качелях... О, счастье, я успела в него влететь!

И вдруг качнулась обратно, наткнувшись на испуганный мамин взгляд. Качнулись в ушах ее «слезки». Нет, показалось... Ведь они всегда дрожат, всегда как живые. Это туча резко, словно сачком, накрыла солнце, но оно проворно отыскало лучами дырку и упрямо выбралось наружу. Потому что мама опять улыбалась и говорила, что они идут за булочками и молоком. А сестренка так и продолжала мною любоваться, ничего не замечая. Я осторожно наклонила на асфальт велосипед, подошла и обняла ее. «Светик, какая ты хорошая!» И, чувствуя маленькое живое тепло, вновь упорхнула в мир, который запомнила и успела полюбить навсегда. А сестра, вцепившись в меня ручонками, никак не хотела отпускать. «Ну, давайте, девочки, расставайтесь, пора в магазин, а то молоко разберут», — и мама, заторопившись, увела сестру за собой. А она, она совсем не хотела идти, все оглядывалась, будто видела меня впервые и никак не могла наглядеться.

Потом, много лет скучая о сестре, первое, что всплывало в памяти, это тот самый почти полдень, в котором вижу... себя, счастливую! Словно в зеркало заглянула, да так и запомнила навсегда: огромные глаза цвета неба, золотой ореол вокруг головы еще не знающих модной прически волос, уложенных дождиком, солнцем и ветром. Помню, одна прядка прилипла к щеке, я все пыталась ее сдуть, да куда там, она же мокрая! И вдруг слова сестренки опять и опять говорят, что сдувать ничего не надо! Все так, что лучше и не бывает! И солнце, оно не вокруг — оно во мне, из меня, из меня — для всех!

Еще вспоминаю круглые, темные глаза сестры — агатовые смородины. Она, чудо, как прелестна. И вспоминаю «слезки», что где-то над ней качаются и дрожат... Горящие огнем небольшие бриллиантовые сережки, которые мама никогда не снимала. Наследство бабушки, остатки былой роскоши — шутили в нашей женской семье. Неистовые огоньки, которым всегда было тесно в их прозрачном сетчатом тельце. «Слезками» их звала еще бабушка, за нею мама. А мне так хотелось, чтобы сережки стали каплями беззаботного летнего дождика, который люблю! Но все это я вспоминала, уже будучи взрослой.

А пока... «Оля, какая ты красивая!» — весь день, без устали, звучало в ушах. Конечно, глаза мои сияли, ореол светился не только вокруг головы — я вся излучала свет! Подозреваю, даже велосипед был охвачен небесным огнем.

Именно в тот день, после слов Светы, я впервые, без всякого стеснения, подъехала к малознакомым мальчикам из соседнего двора, у которых тоже были велосипеды и еще умная собака. И запросто сказала: «Привет! Меня зовут Оля! А вас? Чья это овчарка? А как ее звать? Можно погладить? Поехали вместе кататься!»

Ни на мгновение я не сомневалась, что они согласятся! Страх и стеснение исчезли, как не бывали. Громадная овчарка с угольным чепраком на спине, махая толстым черным хвостом, положила лапы на руль и облизала мне щеку. С восторгом гладила я ее по выпуклому лбу, почесывала за ушами, ласково трепала холку. И до самого вечера мы наперегонки носились на велосипедах, а потом и все лето. И ветер мне пел: «Оля, какая ты красивая!»

С того дня помню первые восхищенные взгляды мужчин, тогда еще мальчиков: они видели во мне девочку, кататься с которой было сущим удовольствием! Я смеялась как колокольчик! Я и теперь звонко смеюсь, но тогда, в детстве, причины для радости не иссякали. И я смеялась с друзьями дни напролет!

Жара в то лето была не страшна. С утра по тенистым тополиным аллеям мы уезжали до самого леса. А там на большой поляне оставляли велосипеды и носились наперегонки с овчаркой, играя с ней палочками и мячиком, который она таскала в зубах. До сих пор помню: ее звали Ирма. А имена мальчиков время стерло из памяти.

В тот день случилось чудо: я впервые влетела в мир бесконечного счастья! Потому что маленькая сестренка сказала заветные слова, и были они чистейшей воды. И через много-много лет, в стихах, их повторил мужчина, такой же веселый, как те далекие мальчики. А ведь у меня уже появилась внучка. Но знаю, что слов его хватит теперь навсегда! Потому что они поднялись из такой глубины, из такого колодца, что не узнать и не запомнить их невозможно! Потому что если поэт написал стихи женщине, она не могла не быть счастливой! Потому что на самом деле я никогда не была красавицей: вокруг много эффектных женщин и девушек. Но я всегда смеюсь звонче всех, с удовольствием катаюсь на велосипеде, до сих пор небо для меня яркое, мир добрый, а дождик теплый! Просто сестренка еще не знала слова «счастье». По ее разумению все счастливые непременно красивые. И еще. Красавицей в нашей семье была именно сестренка: она походила на маму, была даже красивее, но это меня лишь восхищало.

То лето оборвалось неожиданно. В конце августа мы поехали всей компанией и с Ирмой на небольшую речку, сплошь поросшую смородиной, угоститься ягодами. Но как мало нам перепало! Оказывается, спелая лесная смородина осыпается, стоит тронуть веточку рукой или ветру пробежать по кустам. Мы пособирали ягоды с земли, а на обратном пути грузовик сбил Ирму. Домой я вернулась, обливаясь слезами. И так защемило сердце от той смородины, что забросила велосипед, насилу дождалась школы, и, окунувшись в уроки, книги, постаралась перелистнуть страницу. Только заветные слова питали надеждой, что все еще будет, лето наступит, слепой дождь обязательно вернется.

И было лето. И был дождь. Всякое было, хорошее и плохое. Неожиданно, через тринадцать лет, ушла из жизни мама. Мы с сестрой перебирали ее вещи, но так и не отыскали «слезки». Где они? Быть может, в ломбарде или даже скупке? Квитанцию не нашли, но в самый разгар юности нас закрутило друзьями, учебой, планами на будущее, любовью, в конце концов. А мама просто была рядом, после работы всегда оставалась дома. Мы же возвращались туда разве только поспать. Да и привыкли, что все более-менее ценные вещи в случае необходимости быстро менялись на живые деньги, и особо по этому поводу не печалились. Но никак не удавалось нам вспомнить, как ни старались, когда же в последний раз видели "слезки" на маме? Казалось, она их никогда не снимала. Как и не могли припомнить, в каком же платье последнее время ходила она на работу.

А вскоре я покинула дом, жалея, что сестра не захотела уехать со мной. Так случилось, что мы не виделись почти четверть века. Но я увезла с собой ее слова, никогда их не забывала и щедро ими делилась. Люди верят мне, иногда до слез. А еще все эти годы я помнила совсем другие слова.

Среди небольшой стопки маминых бумаг мы обнаружили желтоватый невскрытый конверт с пометкой «указан несуществующий адрес». Аккуратно разрезали: внутри лежало небольшое письмо человеку, которого мама, видимо, сильно любила в юности. Один абзац, слово в слово, запомнился навсегда: «Не хочу тебя видеть! Ребенка воспитаю сама. Довольно любви — налюбилась... До конца дней теперь хватит. Будь проклята моя красота, от которой одни страдания... Слишком многие, видно, завидуют бриллиантовым слезкам». Замуж мама так никогда и не вышла. Помню, одно время она неожиданно повеселела, даже напевала на кухне. И как мне было хорошо тогда рядом с ней! Но счастье продолжалось недолго. А потом родилась сестренка — моя фея.

И когда мы, в аэропорту, после разлуки впервые встретились, я узнала в сестре ...маму из того дня, со «слезками» в ушах! Оказывается, мама незадолго до кончины, видимо, что-то предчувствуя, оставила их у подруги, но та через несколько лет вернула сережки сестре. И, глядя на дрожащие камни, в которых бился свет, любой свет, они умеют взять свет даже от звезд, меня ослепила мысль: да лучше бы они ...пропали!

Я смотрела на сестру, держа ее за руки, не веря глазам: так она была похожа на маму. Нет, красивее. А сердце стучало: почему, почему, почему? Как вдруг Света, онемевшая от встречи, чуть слышно сказала: «Оля! Какая ты ...красивая!» И мы, наконец, обнялись и расплакались.

Слезы текли, а я пыталась понять: зачем, почему она осталась в доме, насквозь пропитанным женской тоской? И в то же время понимала: мое безудержное солнце слепило ее агатовые глаза, она, как и мама, не успевала дышать в стремительном моем полете с бесконечными виражами. Но она, она умеет мною любоваться. Хотя ей спокойнее в родном доме, каким бы он ни был, лишь бы оставался как есть. И дело не в слабости, и не в страхе, а в том, что мы, родные сестры, разные, как день и ночь. Как те лужи, что любила найти в детстве: наполовину освещенные солнцем, а в другую брызгает дождь. Так устроено, что для кого-то жизнь — слезки, а для кого-то — капли ...дождя, меда, росы, крови, солнца. Разные капли, которых не сосчитать.

Конечно, после сестренки эти слова мне говорили многие. Но все это было не то, недолго оно держалось. Наверное, те, кто говорил, не были также по-детски потрясены до глубины души. Не было в их словах той чистоты, тех зеркальных граней, что отразили бы напасти, отогнали бы беды, оказались сильнее всех других слов, вместе взятых.

Помню людей, которые глубоко чувствовали, но сказать так и не получалось. Не знаю, почему, они хотели, но не умели поднять. Да, красноречивы были их глаза, но... Ведь всегда хочется именно слышать! Чтобы зачаровать! Себя! И мир вокруг! И после сестренки, мне, всю жизнь счастливой женщине, из самого сердца их сказал только один мужчина. Наверное, это немало.

Чудесно увидеть вдруг: человек прекрасен, так прекрасен, что светится! И я тоже начинаю светиться светом из таинственной глубины. Мои крылья привычно набирают высоту. Я говорю ему волшебные слова, его подхватываю, и мир расцветает! Мы растворяемся и улетаем. И нет нам предела!

Это и есть счастье. Оттуда, из детства. До самого неба. Счастье, в котором любой человек бесконечно красив!

 

2015