...И кто-то приказал мне: - Говори! Припомни все. Припомни, что ты видел. - Не знаю. Это было в темноте. Толкают... Чьи-то локти и колени... И непонятно - держат или валят. Все происходит в темноте... - Потом? Рассказывай! - ...Выходим из пролома навстречу снам... И медленно крадемся притихшими задворками кошмаров... - Ты видел их? Какими они были? - Не знаю... Словно траурные реки в султанах черной пены... и плюмажах. Нет, черные кладбищенские кони, бегущие, бегущие с рыданьем... - Рыданьем ли? Рыданьем или ржаньем? - Кто знает... И вбегающие в море... Одно я знаю точно - все кошмары приводят к морю. - К морю? - К огромной раковине в горьких отголосках, где эхо выкликает имена - и все поочередно исчезают. И ты идешь один... из тени в сон. от сна - к рыданью, из рыданья - в эхо... И остается эхо. - Лишь оно? - Мне показалось: мир - одно лишь эхо, а человек - какой-то всхлип... - И все? И это все? Какой-то всхлип - и только? - В конце уже я слышал только всхлип. - Но всхлип ли это был? Откуда шел он? Быть может, это были пузыри? Толчок трясины? Ветер над трясиной? - Не знаю... Все свершалось в темноте! Перевод А. Гелескула 15 февраля 1965 года Анна Ахматова писала Иосифу Бродскому:«Хочу поделиться с Вами моей новой бедой. Я умираю от черной зависти. Прочтите в «Ин. лит.» № 12 – «Дознание» Леона Фелипе… Там я завидую каждому слову, каждой интонации. Каков старик! И каков переводчик! Я еще таких не видывала. Посочувствуйте мне» (Диалог поэтов.Три письма Ахматовой к Бродскому. Со слов Э.Г.Гернштейн, «Как удар подействовало на нее «Дознание» Леона Фелипе... – Это я должна была написать, – с силой, даже досадой, сказала мне Анна Андреевна» Посочувствуйте мне! Потому что тоже завидую каждому слову, каждой интонации. Столь легко и непринужденно описать сон, да не просто описать эту, по определению, бесконечно уплывающую субстанцию, но подать его, ни много ни мало, аллюзией удела человеческого... Снимаю шляпу... Потому что каждая строчка дышит изначальной правдой — так мог увидеть ребенок, не включая в восприятие бесконечные штампы, просто увидеть ТАК. ...И кто-то приказал мне: - Говори! Припомни все. Припомни, что ты видел. Диалог неизвестных, что восхитительно задает интригу повествованию, действительно, похож на дознание. Композиция «вопрос — ответ». Не знаю. Это было в темноте. Толкают... Чьи-то локти и колени... И непонятно - держат или валят. Все происходит в темноте... Тела в темноте, темнота подчеркнута... Как и то, что непонятно, хорошо оно или плохо... Гротесковое отображение встречи мужчины и женщины. Потрясающий метафоризм... Дух захватывает от точности росчерка. - Потом? Рассказывай! - ...Выходим из пролома навстречу снам... И медленно крадемся притихшими задворками кошмаров... Ответы загадочны... Воображение разыгрывается... Человек родился (вышел из пролома) и, действительно, вышел ...навстречу снам! Которые ему страшны — кошмары... - Ты видел их? Какими они были? - Не знаю... Словно траурные реки в султанах черной пены... и плюмажах. Нет, черные кладбищенские кони, бегущие, бегущие с рыданьем... Потрясающе интересная метафора снов — реки, кони... Кладбищенские, издающие несвойственные образу звуки. Реки претерпевают метаморфозу в коней. Ясно одно, символика и воды, и коней олицетворяет путь и чувства. Конь неизменно витальный, на пределе чувственный символ (эротика). Он всегда выворачивает наизнанку, показывает предел возможностей, крайнюю жажду жизни. Мы неизменно волнуемся, даже просто представив образ лошади — столь силен этот символ. Пена, плюмажи — буйство стихии, которая человеку — кошмар, потому как им неуправляема. Тем более, в снах. Кони сразу несутся на кладбище — у человека в этом мире путь лишь в один конец. - Рыданьем ли? Рыданьем или ржаньем? - Кто знает... И вбегающие в море... Одно я знаю точно - все кошмары приводят к морю. Голоса, звуки неразличимы — какофония. Ржание — восторг, рыдание — не восторг обычно. Все реки впадают в моря. Море поглощает все. Очень интересно интуитивное знание исхода кошмаров. ЛГ уверен — иначе быть просто не может. - К морю? - К огромной раковине в горьких отголосках, где эхо выкликает имена - и все поочередно исчезают. И ты идешь один... из тени в сон. от сна - к рыданью, из рыданья - в эхо... И остается эхо. Море есть раковина — меткая метафора... Также глубоко символичная. Раковина олицетворяет женское порождающее начало. Его вечный призыв. Иньская энергетика изначально поглощает. В ответе показан путь: от зачатия через рождение к снам (мир как представление), страданиям в них (рыдание), эхо — видимо, небесная канцелярия открыла книгу и по списку оглашает... И остается эхо — имя. Но эхо, оно звучит недолго... - Лишь оно? - Мне показалось: мир - одно лишь эхо, а человек - какой-то всхлип... Представления о мире (эхо) меняются, хотим мы того или нет. Мир людей на фоне вечных стихий уязвим, его присутствие зависит от многих факторов, мысли об этом, воистину, есть кошмар, не менее. И человек, не просто человек, а какой-то всхлип... Увы, никакого величия. - И все? И это все? Какой-то всхлип - и только? - В конце уже я слышал только всхлип. Понятно, что Какой-то всхлип - и только? - согласиться с этим — равносильно подписать поражение, а потому дознаватель пытает пристрастно. Но ответчик отвечает то, что он видел, что ему показал сон. - Но всхлип ли это был? Откуда шел он? Быть может, это были пузыри? Толчок трясины? Ветер над трясиной? - Не знаю... Все свершалось в темноте! В заключение у дознавателя вопросы нарастают как снежный ком. Он, не смирясь с ответом, начинает делать свои предположения, подставлять свои символы. Ведь тот же пузырь всплывает, то есть проходит какой-то путь, чем-то надувается, имеет какое-то содержание... Толчок трясины — полагаю, как и ветер над ней — проявления воли, на указание которых надеется дознаватель, но... Темнота... И нет уверенности, что же это было. Чем был этот всхлип... Потрясающий текст в своей художественности, перевод выше всяких похвал. Произведение написано в форме частично рифмованного ритмического верлибра. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
