_____ Посвящается ужасно серьезным рецензентам веселого творчества.

 

_____ Как бишь номинация прозывается? «Просто о жизни»? Худо...

_____ Сподручнее было б «с юмором о жизни», да деваться некуда...

_____ (Эзоп Н., «Аллюзион»)

 

В начале, как заведено с незапамятных времен или еще раньше, был Отец. И звали отца — Сенька. В фигурных скобках заметим, что у отца тоже был отец (папа), но это второстепенное. А первостепенное то, что по предназначению Сенька был писателем-юмористом, а по понятиям — нонконформист, и уже в первой жизни с ним случилось немало весьма поучительных историй. Ищущий их да обрящет их. А обретший их да осилит их...

 

Полудетские истории из жизни отца

(для умных и веселых детей пубертатного возраста

и таких же взрослых любого возраста)

 

_____ Шишки на ели висят еле-еле,

_____ Белки те шишки на ели поели.

_____ (Писатель Сенька, «Конфликт»)

 

Глубокоуважаемые дети самого старого детского возраста!!

(Это первая шутка уже немолодого автора, чтобы вы сразу поняли, с кем имеете дело. Имелось в виду: самого старшего детского возраста.)

В первую очередь, к вам обращаюсь я, умные, веселые и начитанные дети мои (отнюдь не в двусмысленном биологическом, а в хорошем литературном смысле последнего слова).

Читатель-ребенок, я очень надеюсь, что вы поняли и вторую шутку. А если не поняли, то обсудите ее со своим папой (только с папой, а маму не беспокойте — у нее ответственная работа на кухне).

Итак, покончив с шутками (не навсегда!), имею честь представить вам, а также всем взрослым (тоже детям, но бывшим) несколько историй из жизни нереального Сеньки, которого взрослые учителя школьной литературы когда-нибудь назовут литературным героем. На мой взгляд, Сенька вовсе не герой, а просто остроумный человек (поначалу — мальчик). А взрослые, по сути, те же дети, только утратившие (в большинстве своем), по ходу жизни, непосредственность, волосы (это касается только мужчин, и то не всех) и природное чувство юмора.

Вот и все предисловие к «полудетским» историям. А там, дети и прочие, смотрите сами, и будь что будет.

 

Сенька и шапка

 

Первая поучительная история из указанной жизни случилась много лет назад, когда в честь 8-го марта папа подарил Сеньке шапку. А Сенька папе — «Тетрадь для письма».

Шапка была по Сеньке — то есть в самый раз, а в смысле на вырост — по самые глаза. А папе подарок был нужен — как рыбе зонтик, но он педагогично поблагодарил сына.

Шапка Сеньке так пришлась по душе и телу, что он натянул ее по-взрослому (в смысле — по самые глаза) и даже в классе не снимал. И войдя на педсовет, не снял. За это директор дал Сеньке по шапке. А в моральном смысле — щедро наградил образными словами удручающего наклонения.

А папа, узнав о такой привязанности, предложил сыну в честь 1-го апреля поменяться подарками.

 

Образные слова глубоко запали в награжденного, а через определенное время дали всходы.

 

Сенька и суп

 

Как-то раз, когда Сенька, продолжая быть так себе учащимся средней школы, выразительно сидел за столом, тужась написать заданный на дом юмористический рассказик, к нему пришел известный школьный поэт Санька, обладавший, как считалось, большИм чувством юмора. Узнав о трудностях прозаика, он попытался заглянуть в Сенькину «Тетрадь для письма», но тот выпятил живот, слегка оттеснил им приятеля и укрыл чистую страницу.

— Тоже мне, пуп Земли, — поэтически образно приобиделся Санька.

— Ага! — отреагировал Сенька и быстро накарябал заголовок — «Суп Земли».

Краем глаза отодвинутый собрат по перу все же сумел заглянуть в заветную тетрадь.

— Суп Земли? Это не смешно.

— А крылышки Земли? — прибросил юморист, что-то вспомнив.

— Тем более не смешно, — хохотнул Санька.

— А сердце Земли? — продолжил искатель непонятную линию.

— Не смешно и глупо! — покраснел от случайно проступивших прозаических чувств отрицатель.

— А потрошки Земли?

— Не выводи себя из меня, — неожиданно сбился Санька.

— Хорошо, вернемся к супу, — покладисто сказал Сенька и притащил из кухни большую кастрюлю с супом.

Он открыл крышку и показал приятелю содержимое кастрюли.

— Пахнет вкусно, но юмором и не пахнет, — блеснул Санька. — Знай: с супом смешно никак не получится, — самоуверенно заявил эксперт.

— Никак?? Тогда получай шедевр!! — с этими словами отчаяния Сенька вылил суп себе на голову.

Получатель от смеха повалился на пол и там, корчась, сквозь новые приступы хохота, простонал: «И... вовсе... не... смешно!..».

Между прочим, за «Суп Земли» папа поставил Сеньке пять с плюсом, а мама свою оценку не огласила.

 

На удивление, вышеуказанные всходы не погибли, а пошли в рост.

 

Сенька и стихи

 

Как-то раз поэт Санька написал и издал в Интернете под своим именем электронную книжку (сейчас это легко) с названием «В лесу». Она состояла из титульного листа, оборота титула (с аннотацией, копирайтом и ISBN) и семи рисунков, слямзенных (позаимствованных) в сети, с короткими рифмованными подписями к ним. Автор (тот, который «немолодой») видел эту (точнее — подобную) книжку собственными глазами. Одним из героев там был медведь. А подпись к нему поражала глубиной мысли и изяществом рифмы: «В лесу известно всем, что сладкий мед я ем».

На уроке зоологии Санька незаметно от учительницы метнул Сеньке ссылочку, а Сенька быстренько по ней сходил и внимательно просмотрел всю книжку. (А учительница ничего не заметила.) Да, такие крутые иногда бывают школьники.

— Ну, как?! – спросил автор своего приятеля.

— Не шибко... В смысле — не Иосиф Бродский, — эрудированно ответил Сенька. Честный критик стихотворений Бродского по малолетству не читал. Но слышал (от мамы), что Иосиф поэт еще тот. Пушкинского уровня.

— Ты и так не сможешь, — обиделся Санька.

— ТАК я точно не смогу. Я смогу ИНАЧЕ — взыграло ретивое у нашего главного литературного героя.

Целый месяц этот герой ходил по миру то бледный, то раскрасневшийся. Он не выпускал из рук «Тетрадь для письма» и через каждые 9 минут что-то вписывал туда, а через каждые 3 минуты что-то вычеркивал. И это правильно, ибо один не глупый человек ровно 341 год назад (для правдивости: в далеком 1674) толково советовал поэтам: «Добавьте 2 строки и вычеркните 6». Как бы там ни было, но через указанный промежуток времени у Сеньки получилось вот что.

 

БЕЛКА

Легка, подвижна белка, хвостик мил,

Грибочек свежий прячет под сосной...

Как черствы те, кто шапки, шубы сшил

Из меха нежной красоты лесной.

 

ВОЛК

Давно известно: волк коварен, дик.

Опасен он для стад и для отар.

Держись вдали ребенок и старик...

Но помни: хищник — леса санитар.

 

ЕЖ

Могу свернуться маленьким клубком,

Люблю питаться яблоком, грибком.

Колючки? Это гордость для ежа!

Вот чем я отличаюсь от... ерша.

 

ЗАЯЦ

Во многих сказках выгляжу труслив,

Но сказочник ко мне не справедлив!

От норки гончих псов я уведу

И тем от деток отведу беду.

 

ЛИСА

Краду цыплят на завтрак и обед —

Без витаминов мал и труден рост.

Чтоб не поймали, четкий зимний след

Хитря, сотрет пушистый рыжий хвост.

 

МЕДВЕДЬ

Живем повсюду на Земле, разнясь лишь цветом шубы.

Мы косолапы, но умны, нам лес и льдины любы.

Еще? Могучи и быстры, умело ловим рыбок...

А дети не заснут без наших плюшевых улыбок.

 

ОЛЕНЬ

Нет, не козел я, а король-Олень,

Хоть есть и сходство — крепкие рога.

Готов сражаться, побеждать врага,

А вот весной ходить под плугом — лень.

 

Сенька не удовлетворился стихами, а стал ПРИДУМЫВАТЬ к ним рисунки с благородной целью: утереть Саньке нос. И вот что получились.

 

К белке. Слева: белка прячет под сосной грибок, за щекой у нее орех; сбоку в нее целится охотник. Справа: портной с иголкой в руках, на его рабочем столе разложены беличьи шкурки.

К волку. Слева: овцы оплакивают зарезанного волком ягненка. Справа: маленькие обнявшиеся дрожащие от страха малыш и старик, а еще большой волк на задних лапах с санитарной сумкой на боку; в передних лапах он держит скальпель, пузырек с зеленкой и шприц.

К ежу. Слева: еж перед миской, в которой лежат яблоко и грибок; рядом с ним еж, свернувшийся клубком, и удивленная этим гимнастическим упражнением лиса. Справа: еж и ерш перед зеркалом меряются колючками.

К зайцу. Слева: трое зайчат в норке жуют морковки. Справа: свора собак гонится за зайцем, убегающим прочь от норки.

К лисе. Слева: лисята в норе рвут на части зайца. Справа: лиса с мешком (из которого выглядывает голова цыпленка) заметает хвостом свои следы; вдали видны крестьянские хатки.

К медведю. Слева: бурый медведь (на лесном пеньке) и белый медведь (на льдине) стоят на задних лапах в обнимку, перед собой они вместе держат в передних лапах крупную рыбу (как спортивный трофей), их фотографирует панда. Справа: спящий малыш обнимает игрушку — плюшевого медведя.

К оленю. Слева: крупный гордый олень грозно наставляет рога на небольшого по размеру козлика. Справа: обливающийся потом крестьянин в лаптях впрягся и тянет плуг, а стоящий поблизости олень высокомерно наблюдает за ним.

 

Дети, сами придумайте, что сказал Сеньке его папа по поводу этого произведения. И пришлите немолодому автору (то есть мне) свои варианты. Адрес простой: «На деревню, дедушке»... Это, конечно, литературная шутка. Правильный мой адрес есть в Википедии, и вы его легко узнаете.

 

Сенька рискнул разместить свое измышление на школьном сайте и получил два отклика.

Первый был от Коли Тюленева (7 лет, 8 месяцев, 9 дней).

 

ЕРШ

Невмочь свернуться мне клубком,

Люблю питаться червяком.

Колючек мало у ерша —

«Вот в чем отличье от»... ежа.

 

Второй — от Пети Ершова (9 лет, 8 месяцев, 7 дней).

 

ТЮЛЕНЬ

Прошу не путать: я — Тюлень,

А не заносчивый Олень.

Лежать на льдине мне не лень

И нюхать белую... сирень.

 

Так, что там у нас со всходами (которые не погибли, а пошли в рост)? А вот что: они так выросли и окрепли (как обух), что их уже и плетью нельзя было перешибить.

 

Сенька и коровы

 

Как-то раз, будучи студентом зооветеринарной академии, Сенька прочитал в журнале «Веселые картинки» рассказ под названием «Три коровы»:

«У Сениной бабушки Веры была пятнистая корова Зорька.

— Все понятно, — сказал Сеня, как только увидел Зорьку. — Корова дает молоко!

— Правильно, — подтвердила бабушка. — А у моих соседей Макаровых — 3 коровы!

Сеня задумался.

— Тоже все ясно! — наконец понял он. — Одна корова дает молоко! вторая — кефир! А третья — йогурт или даже творог!».

Тут и пришла к Сеньке в гости острая и умная мысль, отображающая страшную правду жизни. И, попав под ее очарование, правдолюбец отправил в журнал продолжение — сатиру на кисломолочную жизнь в розовых очках:

«Тезка, ты прав, но это лишь половина правды жизни. Если бы ты знал, что у других соседей твоей бабушки Веры — Назаровых — 6 коров, то быстро бы догадался, что их четвертая корова (пятнистая) дает голландский сыр, пятая — отечественную телятину (по 2-50), а шестая — сырокопченую колбасу или даже консервированные сосиски».

И приложил к своему труду надежду на опубликование.

Для проницательного читателя не станет неожиданным ответ редакции: «Благодарим за сотрудничество, но...»

Между прочим, папа, в отличие от мамы, проницательностью не отличился. Наверно, потому, что был прожженным романтиком.

 

Как-то раз, уже будучи сильно взрослым, но оставаясь веселым, Сенька пришел по приглашению на вечер воспоминаний пожилых людей «Наши детские игры». Готовясь к выступлению, он кое-что прихватил с собой. Для наглядности...

Там он терпеливо переждал всех, кто вспоминал игры своего детства: «классики», «ручейки», «третий лишний», «испорченный телефон», «квач обычный» и «квач железный», «разорви цепи», «корова», «выбивной», «халихоло», «прятки», «казаки-разбойники», «лапту» и прочее, прочее, прочее... И, к большой радости Сеньки, никто, ну ни один, не вспомнил НОЖИЧКИ.

 

Сенька и ножичек

 

Наконец-то ему предоставили слово. Оратор вышел на середину зала. Пол под его ногами оказался из кафельной плитки. «Так даже лучше», — мелькнуло в голове у Сеньки, который первоначально рассчитывал на не очень твердую деревоплиту.

— Из всех многочисленных игр, в которые я на протяжении многих счастливых лет детства играл в своем проходном дворе и во многих других чужих дворах, безусловно, наилучшей является игра в ножички, — красноречиво начал Сенька.

Тут он полез в карман и достал оттуда охотничий нож внушительных размеров. Затем он нажал на кнопку, и с тревожащим душу звуком выскочило жуткое лезвие изощренной формы. Как и предполагал Сенька, аудитория, охватывающая его кольцом, чуть-чуть взволновалась. И как бы даже чуть-чуть отодвинулась.

Далее выступающий живописно рассказал присутствующим о двух играх с использованием ножичка: «фигурные ножички» и «Земля».

Игра «фигурные ножички» не требует ума. Чтобы победить, достаточно обладать высокой техникой метания ножичка при разных положениях пальцев («рюмочки», «вилочки»), а также метания с ладошки, с локотка, с коленки, с плечика, через плечо и еще с десяток «фигур», которые немолодой автор уже подзабыл. Однако он хорошо помнит, что нож бросали во влажный утрамбованный песок. А проигравший должен был вытащить зубами из этого песка спичку, глубоко забитую в этот песок игровым ножичком. Естественно, не разгребая песок ни руками, ни ногами, ни вспомогательными предметами. Естественно, когда проигравший доставал-таки спичку зубами, его рот был полон песка... Ха-ха!

Игра в «Землю» намного глубже и стократно полезнее для гармоничного развития детей. Напомню ее основы для тех, кто подзабыл. Игроков может быть и два, и три, и сколько хотите. А можно и самому с собой играть. На земле вычерчивается окружность. То, что оказалось внутри, называют Земля. Ее делят на сектора (говоря языком геометрии) по количеству игроков. Каждому игроку дают сектор (первоначальный капитал, говоря языком экономики) на правах собственности (говоря языком юриспруденции). Ножичек бросают в Землю по очереди в чужое владение. Если он упал плашмя, то право на бросок переходит к другому игроку. А если воткнулся, то — хорошо (для метателя). Тогда режем (проводим линию в направлении прорези). Соответствующая территория разделяется на две части, и тот, кого «подрезали», принимает решение (говоря языком теории принятия решений), какую часть отдать удачливому метателю, а какую оставить себе. Тут не все так просто, поскольку, например, можно выбрать территорию с большей (на глазок) площадью, но с грунтом, податливым для враждебного ножичка, а можно выбрать часть маленькую, но каменистую (почвоведение!). Тут надобно хорошо-о-о соображать. Постепенно получаются весьма причудливые конфигурации территорий с так называемыми «материками», «островами» (вот вам и география) и «колониями» (вот вам и геополитика). Обычно играют «до одной ножки». То есть игрок остается в игре до тех пор, пока его стопа-«ножка» помещается внутри его же территории. Кстати, если территория настолько маленькая, что игрок вынужден стоять на ней на одной ножке, то и метать ножичек при своей очереди хода он обязан, стоя на одной ножке и балансируя (вот вам и гимнастика), что, поверьте на слово, требует очень высокой квалификации.

Ну, дети, есть еще 100 второстепенных правил, которые вам легко подскажет папа. (Только папа... Хотя и многие девочки, как помнится, с удовольствием играли в Землю. Читатель-ребенок, не исключено, что и конкретно ваша мама, которая когда-то тоже была девочкой и которая сейчас опять занята на кухне, тоже играла в Землю.)

Постепенно игроки выбывают (по бедности) из игры. А победителем объявляется тот олигарх, который захватил всю Землю!

Сенька еще несколько минут упоенно расхваливал любимую игру, а под конец своих воспоминаний он решился применить к коллегам (по навсегда сбежавшему от них детству) заготовленную дома шутку и сказал:

— А сейчас я ПОКАЖУ, как это выглядит на практике.

Он взял нож за острие и сделал вид, что сейчас резко метнет его в кафельный пол. В первых рядах послышался ропот, а в последних рядах публика встала, чтобы получше увидеть результат.

Однако метать нож Сенька не стал, а честно признался, что пошутил и что ножичек у него поддельный — лезвие из пластмассы. (Передние ряды остались очень довольны, а задние — не знаю.)

 

А теперь, в соответствии с канонами постмодернистской литературы (дети, за разъяснениями этого умного термина бегом к маме, а папу не беспокойте — у него ответственный сон на диване), разрушим нормальный ход (бег!!) времени и вернемся в Сенькино счастливое детство.

 

Сенька и земля

 

Как-то раз Сенька и Санька в своем проходном дворе решили сыграть в Землю один на один.

— На что играем? — спросил азартный Сенька.

С давних-предавних времен люди играли в игры не просто так, а на что-то. Например, на коня, на королевство, на мороженое, на щелбаны. А бывало и на жену. И на свою, и на чужую...

— Кто проиграет, тот съест... землю, — ответил не менее азартный Санька.

И, вспомнив один случай, иронично добавил: — Только съест не «суп земли», а именно землю.

— Только... — раздумчиво откликнулся Сенька. — Ну, что ж... Обязуюсь съесть землю в случае своего проигрыша и письменно фиксирую свое обязательство вот в этой тетради.

Сенька раскрыл неотделимую от него «Тетрадь для письма» и там что-то накарябал. Санька, зная о чудовищном пристрастии приятеля к фиксированию слов на бумаге, лишь махнул рукой в знак согласия, и игра началась.

 

Возможно, поедание земли проигравшим — не самый лучший приз для победившего. Но если бы игра шла на денежную ставку, скажем на 22 советские копейки (приблизительно, одна порция хорошего мороженого во времена детства немолодого автора), было ли бы это лучше? Дети, посоветуйтесь по этому поводу и с папой, и с мамой. Сопоставьте их аргументы и выводы. Сделайте свой вывод. И идя по жизни, следуйте ему. (А мне по этому поводу ничего не пишите.)

Немолодой автор же невнятно пробормочет про «традиции» и сошлется на... «Белеет парус одинокий». (Дети, не перепутайте: не на стихотворение Михаила Лермонтова, а на повесть Валентина Катаева.)

Так вот, там жили-дружили мальчики Петя и Гаврик. И как-то раз Гаврик сказал, что откроет своему дружку одну ужасную тайну, если тот никому-никому ее не выдаст, а в качестве клятвы молчания пусть Петя... съест землю.

Дети, не откажите себе в удовольствии прочитать знаменитый отрывок.

 

Вернемся к Сеньке и Саньке.

Их битва за Землю была очень упорная, и в первой партии чаша весов склонилась в пользу прозаика. Он, подобно Пете, «внимательно осмотрелся по сторонам и увидел под стеной подходящую, довольно чистую землю» и, лично выцарапав ногтями щепотку, передал ее проигравшему поэту. Санька же (подобно тому же Петьке), «высунув язык, свежий и розовый, как чайная колбаса, положил на него землю. После этого он вопросительно повернул выпученные глаза к приятелю».

— Ешь! — весело сказал Сенька.

Санька зажмурился и начал старательно жевать землю...

Следует подчеркнуть, что Сенька и Санька были игроками примерно одного уровня мастерства, и поэтому, в полном соответствии с теорией вероятности, во второй партии победил Санька.

— Ешь землю! — почему-то мрачновато сказал Санька.

— Я готов, — покладисто сказал Сенька, — но давай сперва кое-что уточним.

Он раскрыл известную тетрадь и обнародовал свое письменное обязательство: «В случае проигрыша я съем ТОЛЬКО ВСЮ землю Земли».

Санька был умным мальчиком. Он сразу же вспомнил школьный урок литературы, на котором проходили-пробегали Эзопа, и вспомнил философа-глупца Ксанфа с его знаменитым обязательством выпить море... Минутку подумав, он понял, что бесполезно качать права насчет того, кто должен подготовить землю для поедания — ведь Сенька своими руками «подготовил» для него щепотку земли и будет настаивать на соблюдении симметрии... Еще несколько горьких минуток он проверял в уме юридическую безупречность ловушки. Убедившись, он даже не стал требовать от Сеньки неоклассического: «Но сначала отдели всю землю Земли от вод Земли...».

— Ничего, сволочь, попомнишь! — с достоинством процитировал Петьку начитанный поэт Санька, и приятели продолжили и свою дружбу, и свои жизненные пути. Как ни в чем не бывало.

 

Неспешно пролетела птица-тройка десятилетий, и Сенька таки стал настоящим писателем, сохранив при этом странную любовь к зоологии.

 

Сенька и Реформы

 

Как-то раз к умудренному указанной птицей юмористу-сатирику Сеньке пришла в гости острая и умная мысль. Пообщавшись с посетительницей, мэтр открыл «Тетрадь для письма» и запротоколировал:

«Дятел и Реформы

Одного исключительно упитанного Дятла, некогда руководившего мелким населением Дерева, сокамерники законно спросили: «Как тебе, «дятел», удалось добиться такого высокого уровня демократии?». Фильтруя базар, реформатор ответил: «Я проводил непрерывную ротацию местных кадров»».

Поставив последнюю точку, Сенька задумался. Непонятно к чему, он вспомнил папу и маму и погрустил о них.

Примечательно, что публиковать написанное Сенька не стал. А почему — вы, умные, веселые и начитанные дети мои, сообразите сами. Или чуть-чуть подождите опытную птицу — она подскажет.

 

Пришла пора, а писатель ушел... Но энтомологи его смехотворчества остались. И коллективно — кто во что горазд — откликнулись на этот уход нижеследующим.

 

Сумбурные извлечения

(из вымышленной жизни и такого же творчества)

 

Ушел во вторую жизнь неповторимый Эзоп Насекомых. Примем это достойно и в меру спокойно. Тем более что все мы там его непременно догоним... А до той радостной поры поставим перед собой почти неразрешимую задачу — написать этюд (отнюдь не в багровых, а в веселых тонах) о специфической жизни и неумышленном творчестве ушедшего.

И начнем, как заведено еще в Киевской Руси, с выяснения отношений. А именно: с имени и фамилии. (Но, покончив с неизбежной данью паспортной традиции, незамедлительно обернемся лицом к турбулентному потоку сознания, которому любил отдаваться Словатор в острые периоды профессиональной активности.) Так вот, будучи уже в зрелом уме и несомненном рассудке, Семен Семенович Насекомых (коренной сибиряк, что условно оправдывает окончание пресловутой фамилии) переименовался весьма вызывающе — Эзоп. Отчество он обозвал восточным рудиментом и опустил на самый низкий уровень игры. И получилось: Эзоп Насекомых. (Не удивляйтесь скромному вымыслу судьбы, в повседневной жизни и не такое случается — Ариадна Радосаф, Мэлор Стуруа, Эразм Роттердамский, Яков Дамский, Эрнст Неизвестный, Константин Эрнст, Эрнст Рем, Рем Вяхирев, Хосе Рауль Капабланка-и-Граупера и даже Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей тому яркие примеры.) С той поры Н. (далее, для краткости места на бумаге, будем обозначать ушедшего так) умышленно просил идентифицировать его на титульных листах на прозападный манер.

 

Н. в инфекционно-офтальмологическом отделении:

— Какая муха вас укусила?

— Крупных вроде было 4: цеце, цокотуха, Альфонс и Рената. И еще с десяток мелких мушек (дрозофил) тоже кружились перед глазами. Крепко выпимши был... Так что точно не скажу...

 

Теперь в русле обозначенного потока (обогащенного искусно перепутанными обломками реальных событий), который Н., как бы в шутку, именовал оттоком подсознания, предсказуемо переметнемся к словотворчеству, которым Н. изрядно страдал. Причем в одном из редких видов — зоологической аллегорией.

 

Баран и Конституция

Один Баран хорошо разбирался в апельсинах и плохо во всем остальном. Это его огорчало, и он решил расширить сферу своей компетентности. Взял да и написал проект новой Конституции Фауны. И передал ее на обсуждение... Кротам и Рыбам.

 

Будучи неотъемлемым и беззаветным гражданином, Н. имел сложные взгляды на простую окружающую жизнь. Родной этнос Н. серьезно уважал, однако сомневался в нем в туманной связи с протяженностью региональных расстояний. Из других народов почему-то ценил Грецию, но слегка недолюбливал ее вызывающие проявления на сибирских базарах. Так органично переплелись в нем «На хОлмах Греции» и «Во глубине сибирских руд».

 

Охотиться и рыбачить Н. не приветствовал:

«Фазан прокричал знаменитую фразу — охотник поднялся на ноги не сразу».

 

В школе Н. относился к предметам и неодушевленным вещам по-разному. Зоологию недвусмысленно любил, а уж один ее раздел (какой — и ежу понятно) изучил вдоль и поперек. К языку Свифта был холоден. На вопрос великобританки «What is your surname?» отвечал утвердительно «My surname is Insect». Как бы предвидя последующее, литературу Н. недолюбливал нутром и побаивался фибрами.

 

Сохранилось последняя часть последней фразы первого школьного сочинения Н.

«...и незабвеным школьным пером 11, акуратно обмокнутым в чернильницу-проливашку, калиграфическим почерком (с нажимом и волостными линиями) вывел своей дражайшей рукой: «Как я вне классно провел лето [два последних слова зачеркнуты] был Насекомы»».

Последняя буква осталась осознанно недописанной и в последствии, будоража умы, часто склонялась (домысливалась) критиками прижизненного словаторства Эзопа Н.

 

Кстати, эзопов язык Н. — это тайнопись в литературе, иносказание на базе приемов, вычурно именуемых: аллегория (А.), ирония, перифраз, аллюзия. Годами вдумывался Эзоп в понятие А., и чем больше вникал, тем больше терял его смысл, легко ухваченный в среднем школьном возрасте. Да уж, не то «зелен виноград», не то «сыр выпал». А вот ирония далась ему намного легче, и Н. возлюбил ее большой любовью, сравнимой с зоологией. «Эзоп купил свиных языков, поджарил их и подал гостям». Хе-хе.

 

Н. официанту: «Эзоповым языком прошу продуть свиные уши и заменить мне куриные мозги соловьиным язычком».

 

Поднявшись на первый пригорок своего литературного успеха, Н. решил поискать новый взгляд на понятие А., предложить миру (и «Новому миру», и «Новому современнику»!) новые образы и модели.

 

В одном из автобиографических измышлений Н. писал:

«А я еще тогда, в молодости, взял шире — начал писать аллегорическую пьесу «В туловище Н.». Персонажи, ясное дело, желудок, селезенка, аппендикс и прочие. Отток подсознания, натуральнейшие физиологические подробности, дань Таганке (и Бутырке) и прочее... К счастью для театралов и читателей, жизнь вынудила автора отвлечься на иное (см. Википедию)».

 

Из дневника литератора Н.

31.12. Пришла любовница. Ничего не попишешь...

32.13. Пришла мысль. Ничего не попишешь...

33.14. Пришла налоговая. Ничего не допишешь...

34.15. Никто не пришел. Не пишется...

35.16. Пришла беда. Открываю...

36.17. Пришла пора. Пиши не пиши...

37.18. Дошел до ручки. Конец текста.

 

Было у Н. и хобби: он собирал приметных людей с фамилиями, так сказать, привычного направления. И заносил их в знаменитую «Тетрадь для письма». Фигурировали там космонавт Комаров, декабристы Муравьевы, актер Бабочкин. Не упущены были Блохин и Вшивцев – футболисты. Нашлось место княжне Таракановой и упомянутым Мухам — Альфонсу и Ренате.

 

Платные объявления Н.

Закусим, выпьем море. По любому. Компания «Ксанф и Эзоп».

Отольем или выпьем море. На выбор. Компания «Эзоп и Ксанф».

 

Основным способом изображения А., как известно, является обобщение человеческих понятий; Н. так и поступал, раскрывая представления в образах и поведении животных (а в поведении растений — никогда!).

Первая тонкая статья Н., пропечатанная в толстом журнале, — «Сумбур и эклектика как литературные методы, способы и приемы». Рецензент Блинский о соответствующем тексте ругнулся так: «Сумбур полнейший». И попал в 10. Ведь Эзоп Н. — ярый апологет и яркий представитель аллегорического сумбура. (Правосудие — Фемида, Свиной язык — Эзоп, Сумбур — Э. Насекомых!) В своих измышлениях ушедший трактовал сумбур как основополагающую идею способа существования белкового тела, в том числе человека и писателя. Но его удел быть недопонятым и недооцененным. Таковы сумбурные реалии и сюрреалии литературной жизни... И вот еще что: главные идеи этой статьи непостижимым образом проявились во всех рецензиях на измышления Н.

 

В августе 1964 года, приехав в деревню Норенская (в ту самую, в Архангельской области СССР) с целью сбора белых грибов, Н. подружился с Б. Ему-то он и подарил пророческие строки:

 

Мы в глухой ночи. Грустит будильник.

Нет свободы, прений нет искомых.

Есть в желудках рези. От стихов БРОДильных

И угрюмого брюзжанья Насекомых.

 

Свою дрожащую правую руку Н. в порядке самоиронии (внебрачной дочери иронии) называл «моя дражайшая».

 

Бесплатные предложения Н.

Быстро очеловечу примата. Ч. Д.

Рожу социализм с человеческим лицом. Кентавр.

 

На определенном этапе физического развития Н. летал. Во сне, естественно.

«Отлетев на несколько метров от Кремлевской стены, Н. оглянулся на собратьев по перу. Артур с Арктуром превратились в небольших комаров нехарактерного цвета «а снег идет», когда-то доводившего до слез Сергея Есенина; теперь они с бледной завистью глядели на своего спутника, покачиваясь в потоке воздуха, восходящем от нагретой за день Красной площади».

 

В зрелые годы Н. читал много технической литературы по инсектному предмету (Чуковский, Кафка, Пелевин...). В дальнейшем им же частенько возвращал перифраз и аллюзии.

«Проснувшись однажды вечером после спокойного дневного сна, Н. обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшного коммивояжера. [...] Когда за окном все посветлело, я еще жил. Потом голова моя помимо моей воли совсем распустилась, и я слабо вздохнул».

 

Н. сызмальства был привержен аллергии, и на вопрос врача призывного возраста «Чем страдаете?» ответил адекватно: «Аллегорик».

 

В пубертатные годы Н. отдал неизбежную дань Эросу.

— Генри Миллера читал? — Да. — Что больше понравилось: «Тропик Рака» или «Тропик Козерога»? — Козерога. В тропиках... Раком.

И ему же (Миллеру) — в жанре конкурсной аннотации:

«Груша раздора» — шикарная повесть для средних и старших школьников о сексуально одаренной девушке Груше, прихотливо разлегшейся в основании равнобедренного любовного треугольника. Кто из сиамских близнецов-братьев опустит неизбежный перпендикуляр из общей точки их жуткого инцеста в самую середину женского естества, разрубив пополам тупой угол однополой любви? С ответом.

 

Будучи учеником 2-й четверти 5-го класса Н. разместил на школьной доске объявлений нижеследующее: «Продам «Родную речь», куплю свиной и блатной языки». И там же, после прочтения «Мертвых душ»: «Продам суку Землю с потомством. Дешево. Н.(оздрев)».

 

Образно говоря, первая жизнь Н. — это «?!». Или наоборот!?