Нам жизнь даётся как наследство

Уже прожитых кем-то дней,

Она приходит в виде детства

В сиянье ёлочных огней.

 

Иосиф родился в 1928 году в Москве, в интеллигентной еврейской семье. Отец, Яков Самуилович Раскин, по специальности учитель истории, работал в Наркомпросе, а мать, Фаина Моисеевна, была врачом-терапевтом.

Однажды, воскресным летним днём 1933 года, семья в обществе друзей отдыхала на берегу Истринского водохранилища. Пока взрослые загорали, мальчик вошёл в воду и неожиданно попал на глубокое место. Мать первой обратила внимание, что Иосифа нигде не видно. Прошло около семи минут, пока бездыханное тело малыша было найдено на дне, недалеко от берега. Его дыхание и пульс удалось быстро восстановить, но в сознание он пришёл только на следующий день в больнице.

Столь длительное прерывание дыхания по всем медицинским показаниям было чревато необратимыми нарушениями работы мозга. Фаина Моисеевна не сводила с сына тревожного взгляда. Однако он нормально двигался, разговаривал, всё понимал. И никаких существенных отклонений от нормы замечено не было, если не считать появившуюся у него манеру подолгу фиксировать взгляд на каком-нибудь предмете, как это делают пребывающие в раздумье взрослые. Ещё обеспокоенная мать заметила, что во сне он бледнее обычного, а дыхание становится практически беззвучным. И, чтобы разбудить его утром к завтраку, требовались значительные усилия.

Постепенно всё это начинало забываться. В семилетнем возрасте мальчик пошел в школу. Хорошо учился. После первого класса, во время летних каникул, родители Иосифа взяли отпуск и вместе с сыном уехали в подмосковную деревню отдыхать. Загорали. Читали Блока и Волошина. Длинными вечерами пили чай на веранде, наслаждаясь ароматным деревенским воздухом. Ходили по грибы. Однажды в лесу их застала непогода. Шел проливной дождь, воздух сотрясался от мощных грозовых разрядов. Они находились на опушке леса, прячась под осиной и с надеждой поглядывая на огромный ветвистый дуб, росший метрах в тридцати. Казалось, там было почти сухо. Дождавшись ослабления ливня, Иосиф первым рванул к дубу. Он успел добежать до дерева как раз в тот момент, когда полыхнула молния. Еще через несколько секунд потрясённые родители склонялись над бездыханным телом сына. Матери довольно быстро удалось восстановить его дыхание, но в сознание он пришёл только через три дня в местной больнице.

Эти события произвели на Фаину Моисеевну тяжелейшее впечатление.

- Знаешь, Яша, у меня такое чувство, что за Иосифом кто-то охотится, - призналась она мужу. - Сначала его пытались утопить, а вот теперь поразили молнией.

- Что ты такое говоришь, Фаня, - попытался урезонить её муж. - Ты же современная, образованная женщина, врач.

- Да, - якобы согласилась Фаина Моисеевна, - я современная, но, может быть, чересчур. Не в этом ли всё дело?

- Что ты имеешь в виду? - поднял брови Яков Самуилович.

- Не слишком ли легко мы расстались с религией наших предков? - вдруг выдала она. – Вот и расплата. Бросилась бы я сейчас в синагогу и вымолила у Всевышнего заступничество сыночку своему. А так не знаешь, что и делать.

Яков Самуилович невольно огляделся.

- Как ты можешь, Фаня, предаваться каким-то ветхозаветным суевериям. Я член партии. Если у меня на работе узнают о подобных разговорах в нашей семье, ты сама понимаешь.

- Ты, как хочешь, - закусила удила Фаина Моисеевна, - а ребёнок мне дороже. Как только вернёмся в Москву, пойду к Рахиле Соломоновне. Она говорила, что её мать посещает по субботам какой-то молельный дом. Туда, вроде, и раввин приходит.

В ответ Яков Самуилович только раздражённо пожал плечами. В такие минуты с женой лучше было не спорить.

Они вернулись в Москву через неделю. Иосиф передвигался самостоятельно, но был слаб и прихрамывал. У него болела правая сторона груди и плохо слушалась нога. Мать сделала всё, чтобы восстановить его здоровье. Сеансы физиотерапии, лечебная физкультура, массаж, курс медикаментозного лечения. К началу учебного года он настолько окреп, что смог продолжить учёбу в школе, а ещё через полгода внешние проявления болезни как будто полностью исчезли. И эти результаты Фаина Моисеевна приписывала не одним только медицинским средствам. Её тайные посещения молельного дома тоже как будто приносили свои плоды.

- Мальчик поправляется, но ещё очень слаб, - рассуждала она, вглядываясь в спящего сына.

Его лицо было изжелта бледным. "Как у покойника", - мелькнула у неё невольная мысль. Эта бледность во сне появилась еще после несчастного случая на водохранилище. Теперь она стала значительно заметней. Привычным профессиональным движением Фаина Моисеевна положила пальцы на запястье левой руки ребёнка и стала считать пульс, глядя на ручные часы. Во время бодрствования у него было шестьдесят пять ударов в минуту, а сейчас сорок три. Это никак нельзя было считать нормальным. Она принесла термометр и установила Иосифу подмышку, не опасаясь его разбудить. Сон у сына был на удивление крепким, что тоже было следствием развития какого-то процесса, который начался в результате несчастного случая на водохранилище. А после поражения молнией будить его по утрам стало ещё трудней. Через несколько минут она проверила термометр. Температура, тридцать четыре с половиной градуса по Цельсию, была ненормально низкой.

Фаину Моисеевну на работе считали хорошим диагностом. И сейчас её мозг привычно выдал беспристрастное заключение: "Значительное замедление во сне всех жизненных процессов". Но это не была диагностика. Простая констатация фактов. Причин она понять не могла.

Между тем, время прекрасно справлялось со своими функциями, постепенно превращая самые необычные изменения в нечто привычное. Некоторые загадочные явления в поведении сына не давали поводов для серьёзного беспокойства. Он не жаловался на здоровье, хорошо учился, ел, пил, играл, как и другие дети. И, казалось, всё, что осталось от его болезни, - это лишь красноватый след от рассосавшегося рубца на правом плече в месте входа молнии. Но в середине учебного года учительница Иосифа неожиданно позвонила Фаине Моисеевне на работу и предложила встретиться. Нет, дело не срочное. Она просто старается поддерживать контакт с родителями своих учеников. С Иосифом приходить не нужно. По педагогическим соображениям, лучше совсем не информировать его о визите матери в школу.

Фаина Моисеевна была полна подозрений и предчувствий. Она согласовала встречу с учительницей в тот же день, и после работы отправилась в школу. Её встретила Екатерина Васильевна, красивая тридцатидвухлетняя женщина, из дворян. Последнее обстоятельство заметно выделяло её из общего круга плебейской интеллигенции того времени манерой держать себя и разговаривать с людьми. Ученики её обожали. Об этом Фаина Моисеевна знала от сына. Екатерина Васильевна преподавала старшеклассникам русскую литературу, а во Втором Б, где учился Иосиф, была классной руководительницей и должна была оставаться ею до десятого класса включительно.

Учительница рассказала, что Иосиф способный мальчик и хорошо учится. У него такая уникальная память, что он может почти дословно пересказать целую страницу, прослушанную всего один раз. И к его поведению нет претензий. Правда, в последнее время появились некоторые проблемы. Но лучше об этом рассказать подробнее.

- Вот позавчера, - начала она, - на первом уроке я только хотела раздать тетради с оценками по последнему диктанту, как Иосиф поднял руку. Я спросила, в чём дело. А он встал и говорит: "Почему, Екатерина Васильевна, вы мне за три ошибки поставили тройку, а Ваське Черенкову за столько же ошибок четвёрку?". Я ему сразу же и ответила, что для него три ошибки - очень плохо, в то время как для Черенкова это успех. У него раньше в диктантах меньше пяти ошибок и не бывало.

- А откуда он знает про оценки? - удивилась Фаина Моисеевна.

- В том-то и дело, - подчеркнула Екатерина Васильевна. - Я закончила проверку тетрадей около одиннадцати вечера и на следующий день утром их раздавала. За это время никто посторонний их не видел. Но сначала у меня возникла мысль, может, Иосиф спрогнозировал оценки, зная мой общий подход к делу. Паренёк-то он сообразительный.

- Вы допускаете, он мог просто догадаться? - обрадовалась Фаина Моисеевна.

- Допускала. Но тут Наташа Булахова с соседней парты спрашивает: "Иосиф, а у меня какая оценка"? Он отвечает: "Пятёрка". Здесь, конечно, догадаться не трудно. У Наташи всегда пятёрки. Потом Миша Баранкин с задней парты спрашивает: "А у меня?" Иосиф ему: "Вот у тебя тоже четвёрка за три ошибки". Потом Ваня Шершнёв: "А у меня"? Иосиф ему: "Тройка, кажется". Тут я, чтобы овладеть ситуацией, и говорю: "На этот раз не догадался. У Вани сегодня четвёрка. Садись, Иосиф. Ты, в общем, парень догадливый. Но нам нужно продолжать урок. Сейчас раздам тетради, и каждый сам сможет увидеть свои оценки". Дальше урок прошёл, как обычно. Но, когда он кончился, они бросились к Иосифу с вопросом: "Как ты догадался"?!

- И что же он ответил? - напряглась Фаина Моисеевна.

- Что может заказать сон и во сне узнать всё, что ему нужно.

- Неужели?! Как вы это объясняете?

- Не знаю, - призналась Екатерина Васильевна. - Я начала проверку в восемь вечера с тетради Вани Шершнёва, а потом вынуждена была прервать работу, чтобы заняться кухонными делами. Вернулась к тетрадям только в половине десятого. Выходит, он видел тетради всех, кроме Вани Шершнёва.

Возвращаясь домой, Фаина Моисеевна думала только о разговоре с учительницей. Она всегда укладывала сына спать около девяти вечера. Здесь просматривалась прямая связь с рассказом Екатерины Васильевны. То, что происходило до его погружения в сон, в частности оценку Вани Шершнёва, он не знал. Вид спящего Иосифа всегда вызывал у Фаины Моисеевны смутную тревогу. Где в это время витала его душа? Хотя, какая душа?! Это слово совершенно не соответствовало её медицинскому образованию, насквозь пропитанному воинствующим атеизмом. Правда, посещения молельного дома в последнее время приоткрыли в её сознании некую щель, в которую вкрадывалось сомнение.

Когда Фаина Моисеевна пришла домой, Иосиф уже вернулся из школы. А отца ещё не было. В последнее время он всё чаще задерживался на службе. Шёл 1937 год. Почти каждую неделю в Наркомпросе кого-то арестовывали. За связь с троцкистами, за сокрытие фактов биографии, за антисоветские высказывания. Но работу нужно было продолжать. Временно её возлагали на оставшихся, и они уже не могли справиться с нею в обычное рабочее время.

Яков Самуилович вернулся домой мрачнее тучи. Фаина Моисеевна не решилась сразу же обрушиться на мужа со своими тревогами. Сначала хорошо накормить. Потом, уже к концу ужина, она сделала первый осторожный шаг.

- Яша, нам с тобой нужно серьёзно поговорить.

- О чём говорить?! - он поднял на жену раздражённые глаза, подозревая, что она сейчас выскажет всё своё недовольство его частыми задержками на работе. - Оставь свои мелочные женские претензии. Ты не представляешь, что творится вокруг. Каждый день кого-нибудь арестовывают. Заслуженных, честных людей, участников Гражданской войны. Никто не может быть уверен в завтрашнем дне.

- Но это не освобождает нас от родительских обязанностей, - Фаина Моисеевна стойко выдержала грубость мужа и устремилась прямо к цели, - у нас есть сын.

В ответ Яков Самуилович сначала закрыл лицо ладонями, а потом обратился к ней изменившимся голосом.

- Прости, Фаня. Я никак не могу отделаться от тягостной атмосферы, царящей на работе. Что случилось с Иосифом?

- Что с ним случилось, ты хорошо знаешь. Он дважды побывал между жизнью и смертью. Речь идёт о последствиях. Я всегда понимала, что просто так это не пройдёт.

- Но он выглядит вполне благополучным ребёнком, разве нет?

- Нет. Сегодня я разговаривала с его учительницей.

И она в подробностях поведала мужу о своей встрече с Екатериной Васильевной. Яков Самуилович задумался.

- Знаешь, Фаня, - прервал он, наконец, паузу, - давай представим себе следующую модель. Наш сын вполне здоров и нормален, но обладает ещё каким-то свойством, не присущим другим людям. У нас ведь есть все основания для подобного предположения?

Слова мужа показались Фаине Моисеевне убедительными. Он был способен делать выводы на основе неполной информации.

- Ты, наверное, слишком оптимистичен, - она понемногу успокаивалась. - Но, допустим, ты прав. Что дальше?

- Прежде всего, мы должны убедиться, что это предполагаемое свойство у него действительно есть.

Фаина Моисеевна смотрела на мужа с уважением. В своё время она, красивая и образованная девушка, не ошиблась, остановив свой богатый возможностями выбор на этом внешне невзрачном претенденте на её руку.

- Есть идея, - прервал её размышления Яков Самуилович. - Завтра суббота, и я могу задержаться на службе аж до одиннадцати вечера. А Иосифу пообещаю, что приду с работы пораньше, чтобы сходить с ним в кино. Тогда весь вечер он будет думать обо мне и заснёт с мыслями обо мне. Вот и посмотрим на результат.

Они так и сделали. На следующий день, вернувшись из школы, Иосиф всё время поглядывал на часы и говорил, что папа обещал прийти пораньше. Но он не приходил, и Фаина Моисеевна, как могла, успокаивала сына, ссылаясь на занятость отца на работе. В девять часов вечера ей с трудом удалось уложить его, готового расплакаться, спать. Ещё через час она подошла к постели Иосифа. Это была знакомая картина. Изжелта бледное лицо спящего ребёнка, беззвучное дыхание, пониженные температура и пульс.

На следующее утро Иосифа не будили. В воскресенье у него была возможность отоспаться за всю неделю. Но, как только он проснулся, отец подошёл к его кровати.

- Извини, Иосик, вчера я не смог выполнить своё обещание. У меня оказалось слишком много работы. - Он хотел ещё добавить, что сегодня они смогут наверстать упущенное, но мальчик прервал его.

- Я знаю, папа.

- Что ты знаешь?

- Что ты был занят на работе.

- Тебе мама сказала?

- Да, мама говорила, но я и сам видел.

- Что ты видел? - Яков Самуилович оглянулся на жену, которая замерла, чутко вслушиваясь в их разговор.

- Ты сказал Фёдору Тимофеевичу, что вынужден задержаться часов до одиннадцати.

- А откуда ты знаешь Фёдора Тимофеевича?

- Я его не знаю, это ты его так называл.

- И как он выглядел?

- Пожилой, в очках, с усами.

- Ну да. И что же Фёдор Тимофеевич?

- Он сказал: "Тогда, Яков Самуилович, посмотрите ещё одну книгу". Потом положил её на твой стол и объяснил, что это новый учебник истории, который нужно проверить.

- А какого цвета обложка у книги? - допытывался Яков Самуилович.

- Синего. Фёдор Тимофеевич попросил тебя взять её домой на воскресенье, а сам подумал…

- Ты знаешь и то, что он думал? - удивился отец.

- Да. Он передал тебе книгу и несколько раз повторил про себя: "Господи, пронеси! Господи, пронеси!".

- Вот и хорошо, - подытожил Яков Самуилович, - раз ты всё знаешь и на меня не обиделся, тебе положена награда.

- Какая награда, папа?

- Умывайся, и мама накормит тебя завтраком. А потом пойдём в зоопарк.

- Вот здорово! Я сейчас.

Раскины занимали пятнадцатиметровую комнату коммунальной квартиры. В ней жили ещё три семьи и имелись общие для всех кухня, ванная и туалет. Иосиф наскоро оделся и побежал умываться.

- Видишь, он знает всё до мельчайших подробностей, - поделился Яков Самуилович с женой своими впечатлениями.

- Я просто потрясена. Но почему ты не спросил, как он это всё узнаёт?

- Фаня, я потрясён не меньше тебя, но сделал вид, что ничего необычного не произошло. Он не должен чувствовал себя каким-то особенным. Позже мы с ним продолжим разговор. Это же не болезнь и не ущербность.

- Ой, не знаю, Яша! Бедный мой мальчик!

- Почему бедный? У него дар. Я бы сказал, особый дар познания. Мы должны помочь ему осознать уникальность его способностей и научить пользоваться ими.

- Лучше бы ничего такого у него не было, - сокрушалась Фаина Моисеевна. - Он же ещё совсем ребёнок. Так легко сломаться.

Воскресенье прошло, как нельзя лучше. Иосиф был счастлив. Родители давно не уделяли ему столько внимания. Вечером, за ужином, отец, как бы между прочим, завёл разговор о его способностях.

- Прошлой ночью ты первый раз видел меня на работе?

- Да.

- Наверно, это не так легко?

- Совсем легко, - возразил Иосиф. - Просто раньше не было повода.

- Где ты ещё бываешь во сне?

- Да почти каждую ночь что-то снится. Но я тут же забываю, если это неинтересное. А у тебя разве не бывает снов?

- Бывают. Но я не могу заказать себе сон, а ты можешь. У тебя особый дар.

- Правда? - удивился Иосиф. - А это хорошо, или плохо?

- Я думаю, неплохо, если уметь им пользоваться.

В это время Фаина Моисеевна возвратилась из кухни и сразу же стала небеспристрастной свидетельницей их беседы.

- Так ты не можешь узнать во сне то, что тебя интересует? – уточнил Иосиф.

- Не могу, - признался отец. - Я даже думаю, этого не может никто.

Наступила длительная пауза, во время которой Иосиф машинально ел свой ужин, о чем-то сосредоточенно размышляя.

- Тогда я понимаю, - заключил он, - почему ребята так пристают ко мне в последнее время. Я как-то рассказал, какие оценки поставила им Екатерина Васильевна за диктант. И теперь, как только контрольная работа, все хотят заранее узнать свои оценки.

- Это нехорошо, - заметил отец. - Так на тебя скоро будут пальцем показывать, как сегодня на мартышку в зоопарке.

- Так что же мне делать?

- Скажи им как-нибудь, что ты пошутил насчёт снов, что прошлый раз просто попытался догадаться и что-то угадал, а что-то нет. Тогда постепенно от тебя отстанут.

- А что, это позорный дар?

- Здесь нет ничего позорного. Дар, как дар. Но порядочные люди никогда не хвастаются своими способностями.

- Дорогие мои, - не выдержала Фаина Моисеевна, - я тоже хотела бы поучаствовать в вашем разговоре. Подождите, пока я сбегаю на кухню.

- Хорошо, мама.

Наступившая вынужденная пауза провоцировала невидимую работу в голове мальчика. К моменту возвращения матери у него уже был готов вопрос.

- Папа, ты сказал, что в моём даре нет ничего плохого, если уметь им пользоваться. А как это, уметь пользоваться?

- Давай, Иосик, посмотрим, как другие люди пользуются своими способностями, - предложил Яков Самуилович.

- Какие люди?

- Например, дядя Саша из соседнего подъезда.

- Который чемпион по боксу в нашем районе?

- Да, - подтвердил отец. - У него тоже дар. Так боксировать в нашем районе не может никто. Но я видел, он в магазине терпеливо стоит в очереди за продуктами, хотя мог бы встать без очереди, а несогласных заставить замолчать своими кулаками.

- А если на него нападут хулиганы, он может воспользоваться своим даром?

- Конечно.

- Но его дар и мой - это не одно и то же, - покачал головой Иосиф.

- Наверно, - согласился отец. - Но есть несколько правил, которые должен соблюдать любой обладатель уникальных способностей. Во-первых, скромность, во-вторых, порядочность и, в-третьих, не навреди.

- Скромность - это понятно. А что такое порядочность?

- Порядочный человек не станет воровать, даже если его способности позволяют делать это безнаказанно. И он не должен подглядывать за кем-то. Это подло и низко.

- Понятно, папа.

- Ещё порядочный человек уважает женщин. С возрастом ты поймёшь, что это такое.

- Я понимаю. Нужно помогать девочкам носить портфель. А что такое "не навреди"?

- Это значит, что твой дар не должен никому причинять вреда, даже если это совсем незнакомые тебе люди.

Ужин окончился. Иосиф сел за уроки, Фаина Моисеевна ушла на кухню, а Яков Самуилович отправился на лестничную площадку покурить. Возвращаясь, он зашёл к жене.

- Ты думаешь, этого достаточно? - она подняла на него обеспокоенные глаза.

- Наверно, недостаточно, - признал Яков Самуилович, - но теперь он сам будет спрашивать, как ему себя вести. И мы будем ему спокойно объяснять. Но знаешь, Фаня, вот я курил и думал, какие огромные возможности у нашего сына.

- Какие? Например?

- Он может быть идеальным разведчиком.

- Шпионом, что ли? - уточнила Фаина Моисеевна. - Не приведи, Господь!

- Почему? - удивился Яков Самуилович.

- Я не хочу, чтобы профессия обязывала его постоянно обманывать окружающих и играть не свойственную ему роль. Такой человек не может быть счастливым.

- А как насчёт карьеры выдающегося следователя-криминалиста?

- По-твоему, он может быть только шпионом или ищейкой? - возмутилась она.

- Нет, но мы же пока не знаем пределов его способностей, - оправдывался Яков Самуилович. – Может, он в состоянии проникнуть в какую-нибудь инопланетную цивилизацию. Вот было бы грандиозное открытие для человечества! Так что, не только шпионом или ищейкой.