Короткое полярное лето. Немереные километры российского побережья

Северного Ледовитого Океана тяжёлою заботою обременяют Правительство

и местные власти. Полярный день – горячая страда доставки грузов во все

поселения Заполярья. На счету каждая минута, каждый человек, каждое

судно Морфлота. В это же время здесь работают все подразделения

Арктического Института, экспедиционные отряды которого высаживаются

на дрейфующий лёд. Здесь работают геологи, географы, биологи,

строители. И всё это обеспечивают авиаторы: лётные и технические

экипажи Полярной Авиации, работники многочисленных аэродромов и

посадочных площадок, разбросанных по всему побережью Ледовитого

океана. Задач громадьё, а времени мало.

Облегчило выполнение этих задач появление а Полярной Авиации тяжёлых

пассажирских и транспортных самолётов. Ещё в начале шестидесятых

пассажирский винтомоторный «лайнер» Ил-14 с сорока четырьмя

пассажирами на борту летел с промежуточными ночёвками из Москвы до

Певека на Чукотке и обратно пять суток. Летая штурманом в составе

пассажирских и экспедиционных экипажей, я побывал на всех площадках

и аэродромах Полярки (Полярной Авиации). Низко кланяюсь труженикам

этих небольших, иногда в несколько домиков, посёлков за их героический,

без всякого пафоса, труд по обеспечению полётов и живучести

инфраструктуры в суровых условиях.

Экипаж новенького Ил-18 выполняет пассажирский рейс Москва – Тикси.

Весь экипаж – бывалые полярные асы. Солидный, медлительный командир

Николай Иваныч. Шустрый, вездесущий помощник командира Виктор.

Весельчак, улыбчивый, приветливый, мастер анекдотов и розыгрышей

штурман Ося. Еврей по национальности, он с упоением рассказывает

анекдоты про евреев, практичных и рачительных, жаждущих «иметь» и не

приемлющих расточительство. Молчун, весь в заботах о вверенной ему

матчасти, бортинженер Василий Никифорыч. Неугомонный говорун и

соратник штурмана по розыгрышам, виртуоз морзянки, бортрадист Федя. И

новые для полярников члены экипажа: стюарды. На сей раз в рейс летели

старший стюард Серёжа и две миловидные красавицы стюардессы Ксюша и

Ириша.

После посадки в Тикси командир и штурман пошли в диспетчерскую

аэропорта оформлять заявку на обратный рейс, который должен состояться

завтра.

- Николай Иваныч, вам депеша из УПА (Управление Полярной Авиации,

Москва), - такими словами встретил их начальник аэропорта, - снять кресла

и выполнить несколько рейсов из Магадана во Владивосток для перевозки

оленины. На демонтаж кресел один день. Делайте заявку на послезавтра.

Полётные карты получите в штурманской дежурке аэропорта.

- Весело живём, - отвечает Николай Иванович, - вообще-то, чем больше

заданий, всяких и разных, тем интереснее нам живётся, летать – не сидеть,

штаны протирая. Но это задание внове.

- На Ли-2 много не привезёшь. А надо много и быстро. Продукт заморожен,

Ан-12 у нас пока только поступают, экипажи переучиваются. Давай,

Николай Иваныч, без раскачки.

- Есть. Доложите, приступаем к демонтажу. Подбросьте несколько

механиков, за день управимся.

- Полёт планируй по трассам Аэрофлота, - говорит дежурный штурман Осе,

выдавая карты.

- Сделаю заявку резервом и по кратчайшему маршруту, вне трассы, нам не

привыкать летать над морями-океанами. Штурман-то зачем? Секстант до сих

на борту имеется, не отвык ещё, к примеру, высоту альфы Кассиопеи взять.

С креслами уложились во время. Перелёт в Магадан. Загрузка

замороженных туш оленины.

Взлёт с полной загрузкой длинный, с вялым разбегом. С середины полосы

побежали шустрее.

- Отрыв, курс 225, - докладывает штурман, - набор эшелона по маршруту.

Поставить на высотомерах давление 760.

- Добро, - откликнулся командир. – давление 760 установил, Федя, радируй

в УПА: приступил к выполнению задания.

Бортинженер колдует РУДами (рукоятки управления двигателями),

выдерживая режим набора высоты. Неразговорчивый и в обычном своём

состоянии, сейчас Василий Никифорович хмур и насторожен. «Самолёт

тяжёлый, набирать высоту придётся дольше обычного, перегрузим движки»

- тревожно размышляет бортинженер, настраивая обороты турбины и шаг

винтов, вслушиваясь в мотив работающих двигателей. А их, турбин,

четыре, каждую услышать отдельно и все вместе - это, как оркестр,

дирижировать надо так, чтобы мелодия получилась ровная, и ни один бы из

движков не выделялся ни на пол тона.

Бортинженер весь во внимании, его не отвлечёт сейчас ничто, ни молния,

ни гром. Он и дирижёр, и настройщик, он и доктор, выслушивающий

сердце, и медсестра, скрупулёзно выполняющая назначения.

Командир, уловив тревогу бортинженера:

- Никифорыч, не нагружай особливо, наберём высоту полегоньку,

торопиться некуда. Идём вне трассы, ни встречных, ни попутных.

- Нормально, командир. Но что-то винты первой финтят, плохо слушаются,

люфт какой-то, запаздывают реагировать. Настрою сейчас.

- Кофе заваривать? – спрашивает стюард.

- Погодь малость, - отвечает помощник, - высоту наберём, автопилот

настроим, тогда и пельмешки можно, и кофейком побаловаться.

- На эшелоне, - докладывает штурман.

- Добро, - отвечает командир, - Федя, погоду Сов Гавани и Владивостока.

- Турбины в норме, винты на первой что-то не уверенно удерживают

шаг (угол наклона винта к набегающему потоку воздуха), - докладывает

борттехник, - настраивайте автопилот по высоте, теперь можно и

пельмешки пожевать.

- Перекус готов, девочки несут, - извещает стюард.

В кабине запахло специями, непременно сопровождающими пельмени.

- А где моя люля-ке-баб с чесночком? - Вопрошает Ося.

- Перезимуете, Иосиф Абрамович, а пока перекусите микояновскими

пельмешками и, персонально, к ним чесночный соус, пожалте.

- Евреи тебя не забудут, - отреагировал Ося, - но курочка - за тобой,

Ксюша.

- Питайся, питайся, будет тебе курочка, будет и чеснок, - встал на

защиту Ксюши Сергей, войдя в кабину пилотов с подносом чашек с кофе.

- Ося, дай сборник схем заходов на посадку, проштудируем с

помощником Владивосток, - обратился командир к штурману.

Ровно гудят турбины, умиротворяя разговорившихся после ароматного

и возбуждающего кофе членов экипажа. Безоблачное небо. Под крылом,

густо усеянное льдинами, Охотское море. Справа по борту, уходящие к

берегу, сплошные поля торосистого льда.

- Что-то нынче льда много, - осматриваясь, говорит помощник, - даже

посередине моря вон какие ледовые поля.

- Не привыкать, - отвечает командир, - со льдом нам, полярникам, как-

то спокойнее.

- Тут всё равно не сядешь, буль-буль, и к крабам на корм, - вставляет

штурман.

- Типун вам на ваши языки, - проворчал помощник, - накаркаете ещё…

Бортинженер не уходит со своего «седла», подвешенного на широком

ремне между сидениями пилотов. Он всё время прислушивается к гудению

турбин.

- Расслабьтесь, Никифорыч, - обращается к бортинженеру радист, - вам

не кофе, валерьянки бы сейчас.

- Не зубоскаль, Кренкель, позывные свои не проворонь, - отмахивается

от радиста бортинженер, всё ещё настороженно вслушиваясь в рокот

двигателей.

- Не нравишься ты мне первая барышня, - ворчит он, слегка

перемещая РУД первой силовой установки.

- Никифорыч, тяга первой и на самом деле падает,- обращается к

бортинженеру командир.

- Вижу, чиф (шеф), прибавлю-ка я шаг винта.

Бортинженер манипулирует органами управления двигателем,

настороженно и пристально вглядываясь в приборы контроля.

- Что с тягой?! – Взволнованный голос командира.

- Тенденция на самофлюгирование. Не реагирует. Становится во

флюгер. Швах, командир.

- Командир, держите курс, - голос штурмана, - ведёт вправо.

- Никифорыч, смотри вторую, что с ней?!

- Флюгируется вторая, едрит её в корень. Не реагирует.

- Курс, держите курс! – Взволнованный голос Оси.

- Видим, - отвечает помощник, - парирую триммером. Первая и вторая

не тянут.

- При такой-то загрузке! –рассуждает Ося, - на двух удержаться

проблематично. Командир, ближайшие запасные аэродромы Сов Гавань и

Комсомольск-на-Амуре, до каждого по часу полёта. Под нами море, боле-

мене сплошной лёд справа, у берегов, сорок минут полёта.

- Не каркай. Спасибо. Вижу, - отвечает командир, - Никифорыч, что у

тебя?

- Худо, командир. Из флюгера не выходят. Третья тоже на грани. Не

слушается.

- Теряем высоту, - голос штурмана, - прибавьте скорость, держите курс.

- Работаем, Ося. Потерпи.

И через время:

- Иду к берегу. Всем, кроме бортинженера, смотреть подходящий для

посадки лёд, выбираем место аварийной посадки! Первая и вторая не тянут,

самофлюгируется третья.

Самолёт быстро теряет высоту. Пилоты, отключив автопилот, стараются

управлять снижением, удерживая машину от сваливания в штопор,

нагружая работающую пока четвёртую силовую установку. Всё труднее

держать направление и управлять упорядоченным снижением.

- Прямо по курсу наблюдаю подходящее ледяное поле. Визуально и по

локатору – без разрывов. Если садиться, надо здесь, - последний доклад

штурмана.

- Командир, четвёртая не реагирует, трясти её в печень!

- Поздно, инженер, иди в хвост. Экипаж, выйти из кабины! Садимся.

На брюхо.

Картину посадки на лёд можно только представить. То, что увидели

спасатели после обнаружения места катастрофы и удивило мастерством

пилотов, а может везением, если это можно назвать везением, и ужаснуло

разыгравшейся трагедией.

На льду длинная полоса «приглаженного» самолётом льда,

перемолотых в крошку торосов. Лёд стал проваливаться только в конце

«пробега», когда перестала действовать инерция, и самолёт всей тяжестью

навалился на спасительную льдину. Винты погнуты, фюзеляж разрушен

только снизу, нос с кабиною смят и забит льдом. От места посадки следы

людей на заснеженном льду средь торосов в сторону берега.

Место падения искали в полосе авиационной трассы две недели, в

основном, на побережье. Но полярникам привычнее и надёжнее лёд.

Высадившиеся с вертолётов спасатели на месте крушения обнаружили тела

командира и помощника, запечатанных во чреве самолёта льдом. С воздуха

обнаружены тела остальных членов экипажа, последовательно, по пути к

берегу, по одному на разных расстояниях друг от друга.

Постепенно прояснилась картина трагедии. Экипаж, борясь с

последствиями произвольного самофлюгирования винтов в спешке не

включил аппаратуру подачи сигнала СОС. Пилоты мастерски спланировал и

посадили самолёт на лёд Охотского моря. Груз, сорванный инерцией с

креплений, смял переборку кабины, ранив стюарда и стюардессу. Видимо,

боясь провала самолёта под лёд, оставшиеся в живых члены экипажа

начали движение по льду в сторону берега. На месте первой ночёвки среди

торосов первым умер раненый стюард Сергей. Он просто замёрз. Нести его

тело, видимо, не решились: далеко и практически нереально из-за торосов

и встречающихся разводий. На второй ночёвке умерла раненая стюардесса

Ирина. Дальше обнаружили последовательно тела бортинженера и радиста.

Ближе всех к берегу нашли штурмана Осю и Ксюшу. Она сидела на спине

Оси, обхватив его руками. Их так и нашли, прислонившихся к торосу,

замёрзших, уже в видимости отрогов Прибрежного хребта.

Печально началась история освоения Полярной Авиацией тяжёлой

турбовинтовой авиатехники. Вскоре Полярную Авиацию и вовсе

расформировали, возложив задачи обеспечения нужд Севера страны на

территориальные управления Аэрофлота. Пришли в упадок и

многочисленные посадочные площадки по всему побережью Северного

Ледовитого. Стали легендами деяния мужественных и преданных своим

героическим профессиям и суровой Арктике людей. Но постепенно увядает

и память о них. Другие времена, другие приоритеты.