Что хочет автор. Литературные конкурсы

«Господи, почему у нас как Новый год - постоянно идет дождь?», - тоскливо думал Виктор Иванович Колисниченко, сидя в своей старенькой «шестерке» и наблюдая как «дворники» с трудом очищали лобовое стекло от потоков струящейся воды.

Впереди, очевидно, была какая-то авария, поэтому машины, стоявшие в несколько рядов, двигались со средней скоростью черепахи. Расстояние от Варваровского моста до улицы Очаковской, а это двести метров, машины преодолевала в течение сорока минут.

Наконец он доехал и повернул направо, к зданию райотдела милиции.

Еще несколько минут заняли поиски места на стоянке.

Припарковавшись, он взял с заднего сидения пухлый кожаный портфель и пошел к дверям милиции.

Несмотря на предновогодний вечер в отделении было шумно как в обычный будничный день. Два сержанта тащили буйного пьяного окровавленного ханыгу, возле окна дежурного стоял какой-то упитанный верзила и кричал, что у него только что, средь бела дня (на этом он особо настаивал) из-под носа угнали машину.

«Очередной барыга, - с неожиданной неприязнью подумал Колисниченко, проходя мимо, - Ничего еще наворует и новую купит".

Дежурный, капитан, пытался одновременно делать несколько дел – курить, записывать заявление верзилы и отвечать по телефону.

Увидев проходящего Колисниченко, он легко подскочил со стула и вытянулся. Виктор Иванович досадливо кивнул ему и сделал рукой успокаивающий жест - дескать, садись, вольно. Верзила изумленно обернулся, однако, не увидев никакой формы, опять развернулся в сторону окна и начал кричать, что никуда отсюда не уйдет, пока не увидит свое авто.

Виктор Иванович поднялся на второй этаж и остановился перед дверью с табличкой «Дознаватели». Затем резко рванул ручку двери и вошел в просторное помещение с несколькими столами.

Возле одного из них, на стуле сидел мужчина лет около пятидесяти с крупными чертами лица, седыми, вьющимися волосами.

- Прошу прощения, доктор, - сказал Колисниченко,- На трассе какая-то авария, кое-как к Вам добрался. Спасибо, что откликнулись и нашли время навестить нас. А кстати, где Трофимов?

Человек, которого назвали доктором, был владельцем модной медицинской фирмы «Южнославянская клиника» Игорь Борисович Шпигель.

Он поднял голову, не торопясь затянулся сигаретой, выпустил дым, также неторопливо затушил окурок в пепельнице, стоявшей на столе. Колисниченко непроизвольно насчитал четыре окурка.

- Я здесь уже два часа, - неторопливо ответил собеседник, - Ваш коллега «попросил» меня приехать с ним сюда в несколько ультимативной форме, а сейчас ушел за кофе. Я попросил его принести и мне, но он, кажется, не услышал меня. Вы все слышите только, что вам хочется…

- Простите, доктор, но я не только слушаю, но еще и записываю,- сказал Виктор Иванович и постучал рукой для убедительности по портфелю.

Шпигель неожиданно улыбнулся и Колисниченко, опять непроизвольно, определил какая у него обаятельная улыбка:

«Наверняка нравится бабам и знает об этом. Да, скорей всего! Скачивать жир у толстых коров – для этого надо иметь незаурядное обаяние. А может не только бабам, но и маленьким девочкам?» – подумал он.

В кабинет вошел высокий смугловолосый молодой человек, осторожно занося две кружки дымящегося кофе. Это был опер из областного угрозыска капитан Трофимов, один из сотрудников следственно-оперативной группы, которую возглавлял наш герой - старший следователь областной прокуратуры по особо важным делам, государственный советник юстиции, доктор юридических наук и прочая проч., Колисниченко Виктор Иванович.

Дело, которым он занимался на протяжении двух месяцев, было об убийстве двух девочек восьми и десяти лет, вернее, об изнасиловании и убийстве их одинаковым способом, что позволило сделать вывод о «работе» серийного убийцы, сексуального маньяка.

Обе потерпевшие проживали в микрорайоне Варваровка и были найдены в кустах рядом с пляжем, с разницей в две недели.

- Сергей,- обратился Колисниченко к Трофимову,- Я же говорил тебе попросить Игоря Борисовича прибыть в райотдел для уточнения некоторых деталей, а ты что?

- А я что? – удивился опер.

- Игорь Борисович утверждает, что ты чуть ли не силой принудил его приехать…

- Я так не говорил,- возразил Шпигель, - Я сказал, что мне было предложено приехать сюда в ультимативной форме…

- В какой форме?- переспросил Трофимов, кося глазом на следователя.

- Ладно, проехали,- миролюбиво сказал Шпигель, - Я особо не возражаю, все равно никто не ждет… Местные и городские власти забыли пригласить на празднование. Так что буду встречать Новый год дома в одиночестве, вернее с собакой.

- Почему в одиночестве, а как же жена? – спросил Колисниченко.

- Да, жена, вот именно,- сразу помрачнел Шпигель и замкнулся.

Следователь с опером переглянулись и не стали продолжать эту тему.

- Присаживайтесь сюда, доктор,- предложил Виктор Иванович,- Не понимаю, зачем Вас потревожили в новогодний вечер. Надо уточнить кое-какие детали, но это можно было бы сделать и после праздников. Мои помощники перестарались и Вас и меня «напрягли».

При этом Колисниченко выразительно посмотрел на Трофимова. Шпигель уловил этот взгляд и улыбнулся.

- Вы знаете, - сказал он,- Несмотря на мой преклонный возраст, мне еще не надоело читать детективные истории о плохих и хороших следователях.

- Это Вы к чему? - поинтересовался Виктор Иванович.

- Да так. Я вообще-то думал, что на следствии главный – Вы, а меня пытаются убедить, что кто-то может Вами манипулировать!

- Вы проницательны. Что ж не буду скрывать. Это дело надо форсировать. Так думает мое начальство, да и я рассчитываю в ближайшее время его закончить и передать в суд.

- Появилось что-то новое, конкретное? - заинтересованно спросил Шпигель,- У Вас есть подозреваемый?

- Не все сразу доктор, будем действовать постепенно, отделяя зерна от плевел, или наоборот, не знаю как правильно сказать. Я же говорю, что надо кое-что уточнить. Например, эта история с собакой. Давайте так, я буду задавать вопросы, Вы будете отвечать, а он, – Виктор Иванович ткнул пальцем в сторону Трофимова,- будет записывать.

-Так это допрос?

- Ну да, оформим как допрос.

- На допрос я мог бы вызвать адвоката…

- Помилуйте, какие в это время адвокаты. И потом, я же сказал, что надо уточнить детали…

Колисниченко развернулся в сторону Трофимова и спросил:

- Ты умеешь печатать на машинке или будешь писать от руки?

- Умею,- буркнул опер, пересел за стол, расчехлил печатную машинку и вставил несколько листков, предварительно переложил их копиркой.

- Я принес кофе,- напомнил он.

- Да, доктор, пейте пока горячий.

- Наверное, не буду, я и так весь на нервах…

- Ну ладно, доктор,- следователь встал со стула и подошел к окну,- Я обязан поговорить о собаке.

- О какой собаке?

- О вашей, естественно!

- Но так мы не дойдем до главного…

- Вот и я не в восторге, но надо уточнить все детали, включая мельчайшие. Вот записано, - Виктор Иванович вытащил из папки листок протокола, - Вечером, 8 ноября, Вы прогуливались со своей собакой по берегу реки…

- Да, я люблю собак, а жена предпочитает кошек…

- Так у Вас есть и кошка?

- Нет от нее шерсть и грязь. Моя жена не любит грязи.

- А от собаки нет…?

- Есть. Но я когда захочу, могу быть настойчивым.

- Ну, хорошо. Итак, вечером, Вы прогуливались с собакой. Кстати, какая у нее кличка?

- Его зовут Тобик. Спаниель. Охотничья порода.

- Вы охотник?

- Нет, охотничьи собаки не злобны и более преданы хозяевам.

- В своих показаниях Вы говорите: «Когда я обнаружил тело…». Вы ничего не говорите о собаке.

- Ну и что? Наверное, я ошибся, не придал значение.

- Весь день я внимательно пересматривал протоколы допросов, которые провел дежурный следователь и ничего не обнаружил о собаке, а между тем – Вы ее выгуливали.… Но вот что интересно, Ваш сосед Павленко Михаил Иванович, дал показания, что в тот вечер, именно в тот вечер, Вы были один.

- Павленко все перепутал, он алкаш. Пьет ежедневно…

- Я бы хотел Вам верить, но Сорокина Вера Васильевна из восьмого дома, тоже говорит, что Вы были один. Тоже перепутала? Получается, что в Вашем квартале, только Вы один ничего не путаете? Кому мне верить?

Шпигель напряженно улыбнулся, поиграл плечами, разминая их:

- Конечно им!

Трофимов перестал печатать, поднял голову и внимательно посмотрел на врача. Шпигель оглянулся на него, опять повернулся лицом к следователю и самодовольно улыбнулся.

Колисниченко в упор посмотрел на него и строго сказал:

- Послушайте, Игорь Борисович, Вы, видимо, все представляете в юмористическом свете, между тем.… Знаете, доктор, у меня нет к Вам никакой враждебности, вообще никаких чувств. Потому что, если я буду испытывать что-то ко всем прошедшим через меня, о беспристрастности придется забыть.

- Но все-таки, - заметил Шпигель,- Есть определенная доля антипатии. Одно дело – маньяк безработный и бездомный, так сказать, жертва системы, совсем другое – владелец солидного предприятия, богатый человек, олицетворение этой же системы. Это поворот в карьере следователя, пресса и все такое…

- Напрасно Вы хотите меня спровоцировать на эмоции. Моя биография…

- Я знаю, кто Вы, знаю Вашу биографию, - перебил его Шпигель,- Может быть, хотите опять подняться наверх?

Колисниченко укоризненно посмотрел на него и, не повышая голоса, сказал:

- Изнасилованы и убиты две девочки – восьми и десяти лет. Я должен найти негодяя, и я найду его. Так что, Вы это или кто другой – мне все равно!

- Лихо,- сказал Шпигель, полез в карман пиджака, достал сигарету и закурил. Руки у него заметно дрожали, – А началось все с собаки. Кое-что надо уточнить, - передразнил он.

- Итак, доктор, почему Вы предлагаете верить им, а не Вам?

- Потому что, они все считают меня заурядным ничтожеством, потому, что я не пью с ними, потому, что я стал богат и известен. А самое главное, я родился и вырос здесь, ходил с ними в одну школу. Мой отец был жестянщиком, а я стал врачом,- взорвался Шпигель, - В детстве меня называли жиденком и то, что мой отец четыре года был на фронте и вернулся инвалидом – ничего не изменило.

А когда я создал клинику, из ничего, они все время ехидно спрашивали, почему ее название «Южнославянская», а не «Еврейская»? Вы, наверняка, хотели задать такой вопрос?

- С Вами страшно. Вы читаете мысли!

- Эти мысли у всех на лбу вот такими буквами написаны. Вам я скажу – я лечу славянских граждан, поскольку проживаю здесь. А евреи давно уехали, кроме меня.… Кроме того, я богат, у меня большой дом и красивая жена. Они считают, что всего этого я не заслуживаю. У меня средняя внешность, средние способности – они так считают и, поэтому, не могут мне простить. Когда Вы их допрашивали, они, наверняка, так обо мне говорили. Признайтесь!

- Я допросил кучу Ваших соседей, и они мне говорили многое: о махинациях с налогами, не обошлось без изнасилованных и убитых детей, были высказаны совершенно фантастические предположения о том, что Ваша жена является вдохновителем этих преступлений из-за того, что сама не имеет детей и еще много всего. Что тут можно поделать с любовью наших людей «стучать» на своих ближних. Благодаря этому, достаточно высок процент раскрываемости, как это ни цинично звучит. Но, ни один не сказал о том, что Вы заурядны и посредственны. Наоборот, все они говорили, что Вы умны, проницательны и хитры!

Трофимов отвлекся от печатанья и спросил:

- Послушайте, чего Вы упорствуете, двое свидетелей утверждают, что Вы были без собаки…

Шпигель неожиданно протянул руку и взял лежащий перед следователем лист протокола, после чего повернулся к оперативнику:

- Тут не сказано, что собаки не было. Они говорили, что ее не заметили.

Колисниченко надел очки, взял лист из рук Шпигеля, внимательно прочитал, после чего позвал опера:

- Подойди сюда. Что это за путаница? Доктор прав – они говорили, что не заметили собаку.

- Разве это не одно и то же? – озадаченно спросил Трофимов.

- Нет, не одно и то же.

- Ну, хорошо,- Трофимов взял лист,- Если они ее не заметили, то тут два развития событий: либо ее не было, либо она была!

- Что это меняет? - Шпигель зябко пошевелил плечами,- Не понимаю, что это меняет?

- Да то, что собака, прежде всего собака, должна была найти тело,- заорал Трофимов, затем взяв себя в руки, извинился.

- Что это меняет? – повторил вопрос Шпигель.

- Да, действительно, - с иронией заметил следователь, - в любом случае, не она же нам позвонила.

- Господин следователь, когда Ваш коллега вызвал меня сюда, он сказал, что это ненадолго. А я сижу здесь уже 3 часа. Никому не интересно, есть ли у меня дела, а они у меня, между прочим, есть. То есть были…

- Вы правы, доктор, но боюсь, что это затянется дольше, чем предполагалось. Поэтому мы с коллегой сейчас выйдем, а Вы позвоните домой – предупредите, что задерживаетесь.

Трофимов услужливо подвинул к Шпигелю телефонный аппарат.

- Звоните отсюда через девятку!

Колисниченко собрал листки в папку, сунул ее подмышку и двинулся к двери. Трофимов поднялся и вышел следом.

- Послушайте, Виктор Иванович, чего Вы меня как мальчишку тыкаете: «что это за путаница?». Это не я, а следователь так составил протокол, - обиженно произнес Трофимов, - что Вы уцепились за эту собаку? Как по мне, эта история не выдерживает никакой критики.

- А история с врачом, преуспевающим бизнесменом, который добровольно сидит у нас в новогодний вечер – выдерживает критику?

- Так он виновен или нет?

- Когда я читаю материалы дела – то виновен. Когда разговариваю с ним, то не уверен.

Дверь комнаты распахнулась. Стоящий на пороге Шпигель позвал их вернуться:

- У меня никто не отвечает. Вы можете зайти.

Сев за машинку, Трофимов напечатал: «19 часов 10 минут - допрос возобновлен». Некоторое время все молчали. Шпигель достал пачку сигарет «Кэмэл» и предложил сначала следователю, затем повернулся к Трофимову. Оба отрицательно замотали головами.

- Спасибо, - сказал Виктор Иванович,- У меня своя отрава. Если хотите курить, то прошу… Маленькую Катю Ходченко знали хорошо?

- Как знают соседей. Ей было 10 лет, мне 49. Человек моего возраста не может знать хорошо десятилетнего ребенка.

- Соседи говорят, что она была веселой, очень контактной девочкой, это так?

- Она любила смеяться! Во всяком случае, не дикарка.

- Она бы могла пойти с кем угодно?

- Вот именно, она могла пойти с кем угодно и, прежде всего, с доктором Шпигелем,- с сарказмом произнес тот.

- Нет, я этого не говорил!

- Нет, нет – этого Вы не говорили,- опять с иронией произнес Шпигель.

- И что мне печатать? – спросил Трофимов

- Печатай, что не дикарка.

- Нет-нет – печатайте все,- заорал Шпигель, - Вы задаете такие гнусные вопросы, что просто стыдно. Я требую, чтобы все было точно отражено в протоколе. Может быть, это заставит Вас изменить тональность.

Колисниченко с Трофимовым переглянулись, но промолчали.

Следователь прошелся по кабинету, вернулся и сел на свой стул.

- Хорошо, я согласен,- сказал он,- Итак, фамилия, имя, отчество, год рождения, образование, семейное положение…

- Он меня об этом уже спрашивал,- Шпигель не глядя, ткнул пальцем в сторону оперативника.

- А теперь, об этом спрашиваю я! Хотите вопросы и ответы?

- Ваша фамилия Шпигель? Имя и отчество?

- Игорь Борисович!

- Адрес проживания?

- Улица Веселиновская, дом 5!

- Вы женаты? Дети есть?

- Женат, детей нет!

- Почему? От них много грязи?

- У меня нет детей, потому что моя жена не может их иметь.

- Не может или не хочет? Почему не возьмете приемного?

- Боже, какой такт, какая изысканность!

- А это, изысканность,- следователь достал фотографии лежащих на земле растерзанных мертвых девочек и швырнул их на стол перед Шпигелем.

Тот посмотрел на фотографии и как-то сразу сник.

- Когда милиция приехала на место, она лежала вот так, лицом вниз. Я имею в виду Катю, - устало произнес Колисниченко. – И Вы вот так ее узнали, сходу?

- Да, когда видишь человека каждый день, сотни раз в неделю, можно узнать ее и со спины. Погодите, судя по ее спортивному костюму – был четверг, она ходила на стадион. А Павленко оказывается прав, он не мог видеть собаки. К тому времени Тобик выбежал за ворота на улицу.

Колисниченко подошел сзади к Шпигелю и положил руку ему на плечо:

- Скажите, Игорь Борисович, только откровенно, Вы знаете, почему Вы здесь?

Шпигель отрицательно покачал головой.

- Знаете,- утвердительно произнес Виктор Иванович, - Вы здесь потому, что подозреваемый. Из свидетеля постепенно превратились в подозреваемого. Такое медленное сползание. Уверен, что от Вас это не ускользнуло.

- Нет, не совсем! Причина этого сползания от меня ускользнула!

- Две девочки были убиты, доктор. Двое детей. Первая - двадцатого октября на пляже возле моста, вторая, через две недели, 8 ноября, в кустах возле косы, в двух шагах от первого убийства. Что интересно, в вечер первого убийства Вы были в том же районе, а во втором случае – прямо на месте преступления. Ведь именно Вы обнаружили труп Кати Ходченко?

- И вызвал милицию!- сказал Шпигель, закуривая сигарету.

Следователь ухмыльнулся:

- Знаете, стен этой комнаты не хватит, чтобы написать имена убийц, которые, якобы, обнаружили своих жертв. Это вполне нормально – ведь они действительно, первыми узнали о случившемся.

- Странное, выборочное толкование гражданского долга, господин следователь. Если бы я не сообщил – был бы убийцей, который прячется от следствия. А поскольку сообщил, то выходит – я изощренно ухожу от наказания. В обоих случаях, согласно вашей логике, я убийца.

- Ну, хорошо, - примирительно произнес Виктор Иванович, - давайте забудем на время.

- Я заметил, что как только что-то свидетельствует в мою пользу, Вы тут же меняете тему. А теперь о чем мы будем говорить? О собаке?

- О первом убийстве! В кустах на пляже возле моста было обнаружено тело девочки, Нади Руфаевой восьми лет. Изнасилована и убита. Ее задушили. Скорей всего, это произошло в кустах. Она пыталась убежать. Ее поймали и опять затащили в кусты.

В тот же день ваша машина была обнаружена экипажем ГАИ на обочине развилки у моста. Машина простояла пустая всю ночь. Ну, стоит и стоит, мало ли машин сутками стоят на обочинах. Гаишник для протокола записал номер в свой рапорт и сразу забыл. А вот молодой и способный оперативник, - Колисниченко повернулся и церемонно показал рукой в сторону Трофимова, - узнал по номеру владельца и сопоставил факты.

- Какие факты? – удивился Шпигель, - моя машина простояла на улице ночь и на этом основании Вы делаете вывод, что я насильник и убийца?

- Нет, конечно. Но не кажется ли вам странным: вы живете в ста пятидесяти метрах от моста, у вас большой дом с гаражом, а машина на улице. А сами где находились? Дома?

- Нет, меня дома не было. Вечером я посидел в придорожном кафе, немного выпил, а затем пошел к сестре. Она болеет – решил навестить. Живет в районе яхт-клуба, через реку прямо напротив нас. Пошел пешком, потому что выпил.

- И что, навестили?

- Нет, не получилось. Пока дошел, уже было поздно. Не решился ее будить.

- Браво, прекрасное объяснение! Ну а потом что?

- Потом также пешком вернулся домой и лег спать.

- Это может кто-нибудь подтвердить?

- Нет, у меня есть ключи, и сплю я в своей комнате. Вряд ли жена что-то слышала.

- В каком кафе Вы были?

- Я точно не помню… кажется, «Веселый Роджер»…

- Мы проверили. Вас там никто не помнит. День, когда нашли труп Нади, помнят, а вас – нет.

- Я же говорю, что точно уже не помню. Может где-то в другом месте был.

- Мы опросили все придорожные кафе. Нигде вас не видели. Хозяева и персонал – все местные, вас знают, не помнят.

Шпигель зябко потер руки:

- То, что меня не помнят, скорее, говорит в мою пользу. Если бы я убил, что скорей всего пошел бы и сделал так, чтобы меня запомнили, а потом уже вам позвонил. И у меня было бы железобетонное алиби. И Вы бы меня сейчас не мучили…

Колисниченко улыбнулся:

- В этом есть определенный резон. За исключением одного момента – Надя отчаянно сопротивлялась. У нее были поломаны ногти на руках. Было бы странно, если б убийца пришел в разорванном костюме и сел в кафе создавать себе алиби. Ну, хорошо, давайте поговорим о сестре. Вы часто ее навещаете?

- Не совсем. Не совсем так, как хотелось бы.

- Моя жена. Поначалу они общались друг с другом, потом что-то надломилось… Я пытался выяснить причину, но не получилось. Затем заметил, что ее начало раздражать, когда я навещал сестру, потом любое упоминание… Я стал навещать сестру втайне от жены.

- Скажите, Вы до или после посещения сестры пошли в кафе?

- Я уже говорил.… Взял машину, решил поехать к сестре, но по дороге захотел выпить, зашел в кафе. После этого оставил автомобиль у дороги и пошел к сестре. Пока к ней шел, сообразил, что уже слишком поздно, а она нездорова. Не решился ее будить, развернулся и пошел домой. Дома лег спать. Все!

- Но Вы не сразу вернулись домой, еще прогулялись? Может быть, заметили что-то необычное?

- Нет, все было как всегда.

- То есть, Вы перешли мост, дошли до яхт-клуба, затем сообразили, что поздно, развернулись, опять перешли мост, пришли домой и легли спать. Так?

- Я немного постоял на мосту, посмотрел, как рыбаки ловят рыбу, и вернулся домой.

- Никого знакомых не встретили?

- Нет. Наши туда не ходят, только городские.

- Дорога от моста к Вашему дому идет через пляж. Я имею в виду пешеходную дорожку. По трассе надо далеко обходить. А Вы шли пешком. И, обязательно, должны были пройти через пляж. Там, где была убита Надя Руфаева, а затем Катя Ходченко. Вы ничего не обнаружили на тропинке, когда возвращались?

- Сколько было времени, когда Вы перешли мост и двигались по тропинке?

- Я не помню!

-Ну, хотя бы приблизительно?

- Приблизительно три - полчетвертого утра.

Шпигель нервно облизал губы, достал сигарету и закурил:

- К чему эти вопросы? Сразу называйте – девочек убил доктор Шпигель – владелец медклиники, садист, педофил и убийца!

- Ну что Вы. Я этого не говорил, иначе мы бы с Вами не сидели бы здесь.

Шпигель поднялся со стула:

- Я здесь сижу, потому что этот тип,- он указал пальцем на сосредоточенно-печатающего Трофимова,- Сказал, что надо кое-что уточнить и это не займет много времени. А теперь я ухожу!

Он двинулся в сторону двери.

Колисниченко, не глядя и не повышая голоса, сказал:

- Сядьте доктор. Никуда Вы не уйдете.

- Осторожнее,- Шпигель предостерегающе вытянул руку в сторону следователя,- Или Вы меня отпускаете или задерживаете и передаете дело в суд. Таков закон.

- Не думаю, что это Вам понравится – но я Вас задерживаю.

Шпигель обессилено сел на стул. Колисниченко не торопясь вынул из портфеля несколько бланков и стал их заполнять, затем подписал и подвинул к Шпигелю.

- Что это? - спросил тот.

- Это постановление о признании Вас подозреваемым, а это – постановление о задержании по подозрению в убийстве. Читайте и подписывайте!

- Я ничего подписывать не буду!

- Ваше право. Отныне можете ни о чем не свидетельствовать и ничего не подписывать. Статья 43 УПК. Сергей! Подойди и подпиши.

Трофимов не торопясь подошел к столу, написал на бланках, что Шпигель отказался от подписей и расписался. После этого расписался Колисниченко.

Трофимов вернулся за свой стол, вытащил отпечатанные листы, вставил чистые и бодрым голосом произнес:

- Ну что, начнем сначала. Фамилия, имя, отчество…

- Что это значит?- резко спросил Шпигель следователя, - Я уже все говорил…

- Тогда Вы были свидетелем, а сейчас стали подозреваемым, чувствуете разницу?

Виктор Иванович достал из портфеля потрепанный УПК, несколько минут сосредоточенно его листал, затем пододвинул к Шпигелю.

Тот взял книгу в руки и стал сосредоточенно читать.

Колисниченко подошел к окну и стал смотреть на улицу. Дождь не прекращался. Затем повернулся к Трофимову и негромко сказал:

- Перепечатай все.

Трофимов скривился как от зубной боли, но ничего не сказал.

Продолжая глядеть в окно, следователь сказал:

- Вы можете позвонить и вызвать своего адвоката.

- У меня нет «своего адвоката» и никогда не было, - не поднимая глаз, ответил доктор.

Виктор Иванович вернулся к своему портфелю и вынул лист бумаги:

- Это список адвокатов. Те, которые подчеркнуты, могут приехать ночью и на праздники.

- А сейчас меня допрашиваете, это не ночь?

- Ночь наступает с 22 часов, а не с наступлением темноты, так что у нас вагон времени. И его лучше все-таки проводить здесь, а не в СИЗО, как думаете? Я бы предпочел, чтобы Вы вышли отсюда свободным. Поэтому два варианта развития событий: мы продолжаем разговор и если, заметьте, Вы честно отвечаете на все вопросы, то я могу переписать постановление. У меня есть бланк подписки о невыезде. Второй вариант – Вы молчите, отказываетесь сотрудничать, и я отправляю Вас в СИЗО на 72 часа. Пока. А там, глядишь, и получу санкцию на арест.

Ну как? Может Вам удастся меня раздразнить, удивить, растрогать.… Но пока я не вырву из своей головы мысль о том, что не Вы убили этих девочек – нет ни единого шанса смягчить меня.

Трофимов подошел к столу, взял список адвокатов и спросил:

- Ну что, выбрали? Кому звонить?

Шпигель поднял голову и глухо сказал:

- Ткните наугад.

- Не думаете, что Вам пора позвонить домой,- спросил Колисниченко,- Может, сейчас ответят?

Шпигель отрицательно покачал, замотал головой.

- Послушайте, я достаточно взрослый, чтобы позвонить жене, если мне этого захочется. Занимайтесь своим делом…

Виктор Иванович придвинул к себе телефон и поднял трубку. Ответил милицейский коммуникатор. Представившись, следователь спросил:

- Скажите, с этого номера недавно звонил кто-нибудь? Нет?! Это точно? Ладно, спасибо.

Несколько минут он молчал, затем поднял глаза на доктора и сказал:

- Прошу Вас выложить содержимое карманов на стол!

Трофимов подошел вплотную и стал настороженно наблюдать.

Шпигель начал вынимать и бросать на стол ключи, визитки, бумажник, расческу, мелочь.

- Вы можете сесть, доктор,- сказал следователь. Рассматривая фотографию в бумажнике, он спросил, - Это Ваша жена? Красивая женщина. Вам повезло!

Собеседник презрительно скривил губы, но промолчал.

Затем через силу сказал:

- Как жаль, что Вы не были у меня дома.

- Я был, - поднял голову Трофимов.

- Да, но ничего не поняли! Постарайтесь вспомнить расположение дома.

- Я там ничего интересного не заметил.

- На первом этаже?

- Нет, на втором.

- На втором этаже вход, три комнаты, коридор метров десять.

- Детская, комната для гостей и наша спальня. Детская комната осталась пустой, гостевая стала комнатой жены, а наша спальня – стала моей. Между ними десятиметровый коридор. Многие вещи могут разделять супругов – болезнь, смерть, развод…

Между нами десять метров – практически вся жизнь. Этот коридор – десятиметровая пустыня. Как вам аллегория? – горько спросил Шпигель, - и в конце этой пустыни – дверь, закрытая на ключ.

В ходе этого монолога Трофимов недоуменно показал руками на машинку. Внимательно слушающий Колисниченко отрицательно покачал головой.

- Хотите кофе? – спросил опер, выходя из кабинета и обращаясь сразу к следователю и Шпигелю.

Оба закивали головами.

- Я могу немного размяться? Ноги затекли.

Колисниченко кивнул. Шпигель поднялся со стула и подошел к окну, несколько раз покрутил головой и подвигал плечами.

- Я надеюсь, - сказал он, - Что Вы не собираетесь воспользоваться отсутствием подчиненного и «поговорить по душам» со мной? Мне бы хотелось, чтобы все, что здесь происходит, нашло отражение в протоколе!

Надеюсь, что Вы не считаете меня идиотом?

Виктор Иванович примирительно поднял руки:

- Как Вы могли такое подумать? Напротив - я принимаю Вас за очень умного человека и очень хитрого. Я спрашиваю о двух изнасилованных и задушенных девочках, а разговор переходит к Вашей жене, коридору, закрытой двери.… Только, доктор, если Вы привели меня к закрытой двери, то надо ее открыть, я хочу знать что за ней.

- Вы прекрасно знаете.… Говорите, не стесняйтесь.

- Хорошо, я скажу: там Ваша жена Валентина, которая на 15 лет моложе Вас и, которая не пускает в свою постель. И как давно это происходит? Месяцы? Годы? А может, все это было с самого начала?

- Не совсем! Сразу после свадьбы.

Колисниченко вдруг явственно представил, как у него перед носом закрывается дверь, щелкает ключ, хотя никогда дома у Шпигеля не был.

«Надо к нему ехать с обыском, когда это сделать?- подумал он.

- Что? Простите, я прослушал.

- Я говорю, что наши интимные отношения начались почти сразу после того как мы познакомились. Несколько месяцев безумной страсти. Мы встречались в гостиницах, на квартирах моих друзей, ее подруг, на съемных квартирах. Это было забавно, в кровь попадал адреналин. Хотя я был холост и она свободна. Такие вот игры. Я уже был вполне обеспечен, построил дом, но тем не менее... Все это продолжалось до того дня, когда она мне намекнула о необходимости узаконить наши отношения. Жениться на ней. Я даже не осмеливался мечтать об этом – разница в возрасте, ну и в социальном положении (она единственная дочь зам. предисполкома области)

- Это она решила? – следователь закурил сигарету.

- Она никогда не действует напрямую, но все ее поступки ненавязчиво подталкивают.… А после свадьбы, вернее после первого совместного Нового года все стало портиться. У молодой жены начались бесконечные головные боли, то чем мы раньше занимались, стало вызывать у нее стойкое отвращение, которое всецело перекинулось на меня. В итоге, я оказался в отдельной комнате и моя зубная щетка только в моем санузле. Вы понимаете?

- Да, наверное, понимаю.

- Что Вы можете понимать, господин следователь по особо важным делам,- внезапно взорвавшись, заорал Шпигель,- Вы постоянно думаете о своем, в то время как я разговариваю о другом, а точнее – как пристегнуть мои откровения к своим домыслам!

- Ну, Вы здесь из-за этого дела. И мне, по большому счету, наплевать на зубные щетки, головные боли и коридор…- также повысил голос Виктор Иванович,- У Вас более длинный и более темный коридор, в конце которого две девочки - Надя и Катя. И этот коридор должен привести на пляж, в эти кусты…

- Послушайте,- Шпигель внезапно успокоился и ухмыльнулся,- Если бы у меня хватило смелости убить, то я убил бы не девочек. Нет! У Вас никогда не возникало желания убить кого-нибудь?

- Да, Трофимова. И не единожды.

- Я серьезно спрашиваю? Например, какую-нибудь из Ваших двух жен?

- Может быть – первую,- задумчиво сказал Колисниченко,- А Вы хорошо осведомлены о моей личной жизни. Согласитесь, для незаинтересованного свидетеля, хорошо знаете жизнь следователя.

- В перестройку я внимательно следил за всякими «узбекскими делами», знаю, что Вы работали в бригаде с Гдляном и Ивановым. Вы личность знаменитая и когда стало известно, что делом будете заниматься Вы, я навел справки, как так случилось, что легендарный «важняк» из Москвы попал в заштатный Николаев.

Дверь в комнату отворилась, зашел Трофимов с двумя чашками кофе:

- Ну как идут дела?- спросил он, ставя их на стол

- Двигаются потихоньку. Послушайте, Игорь Борисович, все уже устали, давайте закончим побыстрее. Будем думать, что дальше делать – поедем к Вам с обыскам и оставим Вас там или после обыска в – СИЗО. Давайте продолжим. Ты готов печатать,- обратился он к оперу.

Тот сел за стол, поправил каретку и кивнул.

- Итак, тело первой девочки, Нади Руфаевой, было обнаружено в 7 утра. По заключению экспертизы, смерть произошла за 5-6 часов до момента обнаружения. То есть в 1-2 часа ночи. В 1 час-2 часа ночи Вы были на мосту или где-то в другом месте, или уже дома?

- Я не помню. На такие вещи не всегда обращаешь внимание.

- А может кто-нибудь Вас вспомнить? Вы с кем-нибудь разговаривали?

- Не думаю. Я ни с кем не общался.

- Может быть вовремя ночной прогулки, заметили что-нибудь особенное?

- Я не помню.

- И вы хотите, чтобы я Вам поверил?

- Мне все равно…

Трофимов подал голос:

- Пожалуйста, помедленнее, я не успеваю печатать.

- Итак, Вы ничего не видели, не слышали и ничего особенного не заметили?

- Я уже говорил,- устало произнес Шпигель.

- Сколько времени прошло с того момента, как Вы вышли из дома вечером и вернулись домой спать?

- Практически вся ночь.

- Вполне достаточно, чтобы изнасиловать и задушить девочку, спрятать тело…

Трофимов внезапно дурашливо засмеялся:

- Осенью ночи холодные. Это надо было сделать, хотя бы для того, чтобы согреться…

Несколько минут он истерически-сдавленно хохотал. Шпигель с удивлением, а Колисниченко, с нескрываемым раздражением, смотрели на него.

-Ты закончил? - почти враждебно осведомился следователь.

Трофимов еще несколько раз всхлипнул и стал серьезен.

- Простите,- сказал он, вытирая глаза от накатившихся слез.

- Ваше счастье, что я без адвоката. Вот он бы уцепился…

- Ну, хорошо, простите доктор,- извинился Виктор Иванович, - Мы все устали, а мой коллега – особенно.… Кстати,- обратился он к Трофимову,- Ты очень вовремя напомнил о погоде в тот вечер.

- Не кажется ли Вам, доктор, что такая холодна погода как в тот вечер не способствовала для ночных прогулок?

- А Вам не кажется, что это относится и к девочке. Малышка должна была прийти в такую погоду на пляж, чтобы я мог там ее убить? Как она там очутилась? У Вас не найдется сигаретки, а то я свои все выкурил?

- Да, пожалуйста,- Колисниченко вытащил из кармана пачку сигарет и придвинул к Шпигелю.

- Повторяю еще раз вопрос. Вы ничего не заметили в тот вечер, когда совершали свою прогулку?

В дверь постучали.

- Да,- ответил следователь,- Войдите!

В кабинет вошел молоденький сержант.

- Извините,- обратился он к Колисниченко,- Вы можете выйти?

- Вы позволите,- обратился тот к Шпигелю и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.

- Вас внизу ждет прокурор области,- официально доложил сержант.

- Погодите, господин следователь,- обратился Шпигель вслед к выходящему Колисниченко,- Что я должен был заметить особенного именно в тот вечер?

Тот обернулся, несколько секунд пожевал губами и сказал:

- Дело в том, Игорь Борисович, что именно в тот день развели Варваровский мост. Разводка была проведена с 18 часов до 6 утра, в связи с ремонтом поворотной части. С моста выгнали всех рыбаков. А утром пошли люди пешком через пляж и наткнулись на труп. Поэтому, ни к сестре, ни от нее домой Вы попасть никак не могли. Да и в кафе Вас не было!

Спустившись на первый этаж, Виктор Иванович увидел нервно расхаживающего шефа, прокурора области- Валерия Михайловича Гершавина. Находившиеся в помещении милиционеры почтительно застыли у стен. В райотделе наступила непривычная тишина.

Подойдя к нему, Колисниченко молча протянул руку, потом взял шефа под локоть и потянул к выходу.

- Ну что, расколол? - спросил прокурор.

- Пока нет, но думаю, что додавлю.

- Додавить можно, а что с уликами? Вызвал адвоката?

- Улик против него нет, сам знаешь. Насчет адвоката – он особо не настаивает… Я думаю, признается и улики появятся. Надо обыск делать…

- Что, сейчас? Нас разорвут в клочья! Ты вынес постановление о задержании?

- Пока признания нет - грош цена этому постановлению. Тем более без адвоката.

- Ну, так в чем дело?

- Какой адвокат сейчас?

- Так что мне в Киев докладывать? – неожиданно вспылил шеф.

- А что хочешь, то и докладывай, - также вспыльчиво ответил Виктор Иванович, - Твоя идея порадовать начальство. Кто тебя за язык тянул? «К Новому году поймаем и изобличим маньяка», - передразнил он, - Крепкий орешек оказался, несет всякую пургу, но не разваливается. Может быть, что-нибудь дома найдем?

- Ладно,- примирительно сказал шеф, - Делай, как считаешь нужным. Если что - сразу звони!

Гершавин пожал руку, сел в машину и отъехал.

Колисниченко несколько минут стоял на крыльце и расслаблено курил.

С прокурором области его связывали особые отношения. В детстве они сидели за одной партой в школе, вместе ходили на секцию бокса, затем вместе жили и учились в Одессе, после того как поступили на юрфак университета.

А вот после окончания, их пути разошлись. Колисниченко был призван в армию офицером-двухгодичником, а Гершавина «отмазали» родители по состоянию здоровья. Виктор Иванович попал служить в Московскую область в гарнизонную военную прокуратуру, а Гершавин – в районную прокуратуру Николаева, где прошел все должности, а потом вырос до прокурора области.

У Колисниченко был яркий и резкий взлет и такое же падение. После армии – прокуратура Московской области и женитьба, затем переезд в Москву с повышением, потом Генпрокуратура Союза – следователь, следователь по особо важным делам.

Трудоголик и абсолютно аполитичный человек, Виктор Иванович попав на «узбекское дело» не захотел фабриковать дела в угоду политической конъюнктуре, за что сначала попал в немилость, а затем, наоборот, отмечен как принципиальный. И быть бы ему, как минимум, заместителем Генерального Прокурора, если бы СССР не развалился. И тут его принципиальность сыграла против него. В Прокуратуре РФ места не нашлось, а тут еще жена подала на развод.

Хорошо нашлись добрые знакомые, которые помогли перебраться в Киев и получить квартиру.

Там Колисниченко проработал пять лет, к тому же преподавал в Академии МВД, зарабатывал на «приличную жизнь» со второй молодой женой.

Но жизнь не сложилась – опять развод и он, оставив все, вернулся на родину, в Николаев, благо к тому времени, прокуратуру возглавил Валерка Гершавин, и осталась родительская квартира.

Новые коллеги встретили по-разному: молодежь с откровенным восхищением, «старики» сдержанно, но с уважением. Сам прокурор откровенно робел перед ним и был искренне уверен, что для Колисниченко нет невыполнимых заданий. Именно это послужило докладом шефа в Киев и, как следствие, дальнейших событий.

Виктор Иванович достал новую сигарету, прикурил от окурка и стал сосредоточенно размышлять, что делать дальше.

К дверям подъехал милицейский УАЗик, из которого два сержанта выволокли высокого прыщавого юнца, дергавшего плечами и бешено матерившегося.

- Кто это?- спросил он у запаренного сержанта. Тот присмотрелся, узнал и козырнул:

- Сынок директора птицефабрики. Наркоман. Угнал машину, врезался в столб. Жив остался чудом…

- А, менты поганые, придет время всем кровь пущу …,- заорал юнец.

Милиционеры, молча, толкнули его к дверям, Колисниченко отвернулся.

«Ничего не меняется», - подумал он, - «я уже жизнь прожил, состариться успел, а тут все как в первый раз…»

После того, как следователь вышел из кабинета, и Шпигель остался наедине с Трофимовым, несколько минут царило молчание. Затем Шпигель прикурил сигарету, несколько раз сильно затянулся и сказал:

- А ваш шеф меня приловил.… В первый раз.… С девочкой в час ночи у него не получилось, а вот с мостом – приловил. Поздравляю с победой, капитан! Но только временной…

Трофимов проложил несколько листов копиркой, положил их на стол и внимательно посмотрел на врача.

- «Надя Руфаева должна была прийти в час ночи на пляж, чтобы я смог ее там убить», - процитировал он показания, - когда я перестал печатать?

- Наверное, после того, как стали смеяться над своей «шуткой».

- Я восхищаюсь вами, доктор. Нет, серьезно. У Колисниченко на допросах матерые уголовники, «паханы» всех мастей разваливаются. Я несколько раз сам это видел. А вы держитесь и сохраняете чувство юмора. Феноменально!

Опер улыбнулся и, как бы в знак одобрения, покачал головой:

- Иногда встречаются такие бойкие девчушки, которые с возрастом становятся шлюхами.… С взрослыми у вас проблем не бывает, я думаю. А вот с девчушками.… Как вы с ними общаетесь?

Он подошел вплотную к Шпигелю:

- Наверное, так? – он схватил того рукой за подбородок и сильно дернул вниз, - или так? – схватил рукой за ухо и приподнял Шпигеля со стула.

- Мне больно! – закричал тот.

- Ты тоже делал им больно, - заорал Трофимов и ударил ладонью по щеке. Доктор упал на пол, из носа у него обильно пошла кровь.

Шпигель вскочил и резко бросился к двери.

- Ты куда? – закричал разъяренный опер, - Маленькие девочки… - он схватил врача рукой за пиджак и втащил в кабинет.

На шум прибежало несколько милиционеров. Увидев окровавленного Шпигеля, один из них, - зам. начальника РОВД, майор – отодвинул Трофимова к стене и обратился к доктору:

- Пойдемте в туалет – приведете себя в порядок, - взял того под руку и повел по коридору.

Трофимов за ними не последовал. Его била нервная дрожь и душила злоба.

Поднявшись на второй этаж, Колисниченко заметил непонятную суету. А потом, увидев мокрую физиономию Шпигеля, выходившего из туалета, и злобное выражение лица Трофимова, стоявшего в дверях, в одно мгновение понял, что произошло в его отсутствие.

- Неважно выглядите, - сказал он, дождавшись, когда все зайдут в кабинет.

- Он меня не бил, - сказал Шпигель, прикладывая туалетную бумагу к носу. Затем подошел к столу, где лежали его вещи, вытащил носовой платок и приложил к ноздрям.

- Вам позвать врача?

- Не надо. Я сам врач.

- Ну, хорошо, можете все разойтись по своим делам, - обратился Колисниченко к милиционерам, а затем к Трофимову, - Ты тоже можешь идти. Свое дело ты сделал!

- Он готов был расколоться, - вспыльчиво заметил оперативник и вышел из кабинета.

- Я прошу Вас, - Колисниченко обратился к майору, - Пришлите сюда вашего следователя, надо закончить допрос.

Майор кивнул и молча вышел. Через несколько минут в кабинет зашел старший лейтенант.

- Васильев, - представился он и заулыбался.

- Чего Вы улыбаетесь?

- Я Вас хорошо помню. Вы у нас преподавали в Академии. Методика допроса…

- Да-а, вот такая методика получилась, - сказал Виктор Иванович, но так и не вспомнил милиционера, - Хорошо, будете вести протокол допроса.… Кстати, я не оторвал Вас от дел? Чем занимались?

- Пытался допрашивать сопляка-угонщика, допросил потерпевшего. Скоро должны доставить машину…

- Ну, хорошо, потом доделаете.

Старший лейтенант сел за машинку и заправил листы.

Все это время Шпигель сосредоточенно прикладывал платок к носу. Затем, убедившись, что кровотечение остановилось, включился в происходящее.

- Теперь Вам обязательно надо доказать, что девочек убил я. Что я садист и убийца! Потому что, в противном случае - садистами становитесь вы!

- Я приношу свои искренние извинения. Он будет серьезно наказан. Вас это устраивает?

- Нет, не устраивает. Где список адвокатов?

- Вы хотите жаловаться?

- Да, я был избит в присутствии свидетелей!

- Каких свидетелей? А впрочем, поступайте, как знаете. Адвокат в любом случае необходим. Вызывайте!

Следователь подвинул телефон к Шпигелю. Тот несколько минут набирал номера, затем говорил.

- Ну вот, скоро адвокат подъедет,- сказал он,- А знаете, Трофимов мне больше нравится. От него знаешь чего ожидать. Вот такими буквами написано.… А Ваш трюк с разводкой моста – это извращенное мастерство. Потому что, если я не видел разводки, значит, был в другом месте, стало быть, все мои слова, вся защита – ложь. Да, я был в другом месте, но не там, где Вы думаете. Я не был на пляже - я был с проституткой! Вот так! А что Вы думали, что я должен всю жизнь проводить в коридоре у запертой двери?

В кабинете наступило молчание. Васильев сосредоточенно печатал. Виктор Иванович подошел сзади и посмотрел через плечо.

«Хорошо, что не надо учить парня, что и как печатать», - подумал он.

В дверь постучали, и в кабинет опять зашел молоденький сержант.

- Виктор Иванович, приехала жена, - сержант подбородком указал на Шпигеля.

- Мы посадили ее в кабинет зам. начальника. Она хочет увидеть мужа. Что ей сказать?

- Ничего. Я сам все скажу.

Колисниченко обратился к подозреваемому:

- Что ей сказать, доктор? – но, не дождавшись ответа, вышел из кабинета.

Жена Шпигеля, Валентина Александровна, находилась в кабинете зам. начальника РОВД в темноте, и обернулась, когда в комнату вошел Колисниченко и включил свет.

«А в жизни она еще красивей», - подумал он, - «И одета со вкусом. Не броско, но вещи все дорогие…»

- Вас оставили одну в темноте?

- Нет, это я сама выключила. Мой муж у Вас уже несколько часов, мне хотелось бы знать…

- Боюсь, что он еще задержится.

- Вы его арестовали? За что?

- Я его задержал. Думаю, Вы и так знаете, за что…

Валентина чуть улыбнулась:

- У меня есть чувство юмора, но Ваш юмор отвратителен, вернее чудовищен. Я приехала сюда и требую…!

Следователь ее перебил:

- Вы не имеете права требовать. Что касается соблюдения процессуальных норм, то Вы будете ознакомлены со следственными действиями и их результатами в соответствии с действующим законодательством. Извините, у меня нет привычки разговаривать таким тоном, но все, что надо знать – Вы узнаете.

- Что мне может помешать увидеть моего мужа? – запальчиво спросила она.

- Ничего, за исключением одной мелочи – он сам не хочет Вас видеть.

Валентина слегка побледнела, но промолчала.

- Не хотите поговорить со мной? – предложил Колисниченко.

- Хочу, - ответила Валентина и, сняв с себя кашемировое пальто, осторожно присела в кресло у стены.

- Хотите чаю или кофе?

- Нет, спасибо.

- Давайте поговорим, только о чем?

- Обо мне, например.

- О Вашей супружеской жизни?

- Я бы не стала применять этот термин…

- Из-за разных комнат?

- Он Вам об этом рассказал? О чем еще?

- О ваших встречах, замужестве, о коридоре.

- Зато я не все понял. Судя по тому, что рассказал Ваш муж, может было проще какое-то время пожить отдельно или окончательно разойтись. А, впрочем, я не семейный психолог.

- Вы давно в Николаеве?

- Я родился и жил здесь. Затем уезжал, а сейчас опять…

- Муж, наверное, говорил, кто у меня отец?

- Да, он говорил… Я не хочу показаться бестактным – но не было ли замужество ошибкой молодости?

- Не думаю. Мне была уготована дорога – учеба, замужество за сынком знакомого чиновника… Я поступила по-другому. Я вышла замуж за человека не из нашего круга: умного, амбициозного, искренне меня любившего.

Мой муж многое Вам рассказал, но не все. Думаю, что самое интересное он утаил.

Колисниченко откинулся на стуле:

- Прошу Вас, продолжайте!

- Когда он перестает быть доктором Шпигелем, он становится гнусным Шпигелем, мерзавцем Шпигелем…

- Послушайте, несмотря на эти слова, Ваш муж перед лицом закона не виновен, до тех пор, пока это не установит суд и официально признает его гнусным мерзавцем.

- Не надо играть словами!

- Слова бывают разными. Например, «супружеский долг». По словам Вашего мужа, Вы очень рьяно его исполняли до свадьбы. Это правда?

- Правда, - спокойно ответила Валентина, - Может быть потому, что тогда это не было «долгом».

- Значит капиталовложение?

- Не старайтесь выглядеть хуже, чем есть.

- Извините, Вы курите?

- Спасибо,- Валентина взяла сигарету из протянутой пачки. Колисниченко, привстав, поднес горящую зажигалку. «Прямо гусар»,- подумал он, внутренне усмехнувшись.

- Давайте вернемся к словам мужа. Он утверждает, что семейная жизнь стала портиться, чуть ли не на второй день после свадьбы. А потом он нашел свои вещи в конце коридора. Это правда?

- Сколько времени вы живете отдельно? Поймите меня правильно, надо понять, что двигает его поступками, психикой?

- Это произошло Новогодней ночью семь лет назад. Почти юбилей! И он, и я относимся к той категории людей, которые считают, что все уладится, если об этом не говорить и делать вид, что ничего не произошло.

- Может быть, он на что-то надеется?

- Нет, он просто боится... У нас была традиция встречать Новый год у сестры мужа, в ее семье. Я говорю традиция, потому что это началось еще до нашего брака. В действительности причина в племяннице мужа – Виктории, Вике. У нас нет детей, а она тогда была, как бы точнее выразится, очаровательной девочкой. Бывают такие дети. В них есть что-то от ангелов или херувимов.

Я помню этот вечер – нам всем было хорошо. Наверное, так и должно быть в семье. Вика нашла игрушки, которые ей подарил Дед Мороз. Она была довольна. Игорь только ей и занимался. Он не спускал с нее глаз. Сестра мужа все прекрасно организовала. Муж продолжал болтать с малышкой. Никто не обращал на них внимание. В общем – обыкновенный семейный вечер. Тихий праздник. После мы с его сестрой стали разбирать подарки, потом смотреть ее вещи.… А потом я вернулась в зал и увидела - он говорил с ней, а она его слушала. Я не могу повторить слова, но это был разговор взрослого мужчины и взрослой женщины. Он, видимо, почувствовал мой взгляд и повернулся. Я увидела его глаза и мне, почему-то, стало страшно. Я вспоминаю Вику, ее улыбку. Он не должен был вызывать у нее такую улыбку.

Валентина пошевелилась в кресле и затушила окурок в пепельнице.

- После этого вы продолжали жить вместе, но каждый в своей комнате?

Валентина промолчала. Затем, немного помедлив, сказала:

- Эти вещи для меня не имели большого значения. Если женщина захочет, то физическая сторона отношений не будет главной…

Колисниченко почувствовал изменение в ее настроении, осторожно сказал:

- Все что Вы рассказали, может объяснить поведение человека. Но я следователь и не могу обвинить его в двух убийствах на основании умозаключений. Нужна хотя бы одна улика.

Сказав эту фразу, Виктор Иванович приготовился к яростной реакции, но ее не последовало.

- Она у меня есть! – выражение лица у Валентины внезапно стало жестким. Колисниченко был поражен наступившей переменой.

После того как следователь ушел, Шпигель, оставшись наедине с Васильевым, начал нервно выхаживать по кабинету.

Старший лейтенант, тем временем, сбегав к себе, принес бутерброды, несколько тарелок с салатами и чайник. Разложив все это на свободном столе, он предложил Шпигелю поесть. Тот коротко и сухо отказался.

- Воля Ваша,- сказал Васильев и начал уписывать еду, что называется, за обе щеки,- Ну хотя бы чай, доктор. В тюрьме такого не предложат…

- А в тюрьме сейчас ужин, макароны…,- внезапно вспомнил Шпигель и рассмеялся.

Васильев с удивлением посмотрел на него, но ничего не поняв, промолчал.

- Черт,- выругался Шпигель,- Они там наедине обсуждают. И он ее слушает. Она ему неизвестно что плетет, а он ее слушает.

Подойдя вплотную к Васильеву, он вытянулся, поправил костюм и спросил:

- Можно я пойду в туалет вскрыть себе вены?

Тот изумленно выпучил глаза и поперхнулся от неожиданности:

- Вы что так шутите?

- В такое время уже сам не понимаешь, шутишь ты или готовишься совершить действие, или все это тебе снится?

В кабинет вошел Колисниченко. Васильев стряхнул крошки с костюма, пересел за стол с печатной машинкой:

- Доктор сказал, что хочет вскрыть себе вены!

- Неужели? - равнодушно удивился следователь. Он подошел к своему столу, жестом предложил Шпигелю сесть напротив. Затем не торопясь открыл ящик стола, вынул папку и углубился в чтение.

- Ну что она Вам рассказала? – не выдержал молчания Шпигель.

- Вы бы сами могли пойти и послушать. Но не захотели.… Надо знать, чего хотите!

- А Вы сами знаете?

Виктор Иванович поднял глаза и строго сказал:

- Знаю. Я также знаю, чего хотите Вы! Ладно. Давайте вернемся к вечеру 8 ноября. Вы нашли Катю в кустах. Какая погода была в тот вечер? Кажется, в течение дня шел дождь. Нудный осенний холодный дождь. Целый день шел не переставая. Ну что вспомнили?

Шпигель закурил очередную сигарету и молча скривил губы.

Колисниченко, не дождавшись ответа, продолжил:

- Чего Вас туда понесло?

- Это очевидно, я спустил с поводка собаку, и она побежала в ту сторону. Я пошел за ней.

- Так, все-таки собака обнаружила тело?

- Нет, тело увидел я.

- Как Вам удалось его заметить?

- Не знаю, наверное, случайно.

- Вы знаете, что интересно, на подошвах девочки были мокрые листья, а нигде поблизости нет деревьев…

- К чему Вы клоните?

- К тому, что туда ее перенесли.… Как в первом, так и во втором случае - насиловали и убивали в одном месте, а находили трупы в другом.

- Почему Вы не говорите мне, о чем сказала моя жена?

- Почему Вы стремглав бросились домой?

- Вы побежали домой. Почему?

- Потому, что обнаружил труп, мертвого ребенка. Надо было позвонить вам.

- По пути от места преступления до Вашего дома есть парикмахерская, кафе.… Почему Вы не позвонили оттуда, а прибежали домой? Итак, почему Вы вернулись домой?

- Наверное, я был в состоянии шока!

- Ваша жена слышала, как Вы вернулись?

- Это надо было спросить у нее. А, вообще, ей наплевать. Я ее не интересую.

- Ну, хорошо. Вы вернулись домой, что дальше?

- Я поднялся на второй этаж, зашел в ванную комнату…

- Чтобы позвонить?

- Нет – меня вырвало, черт побери. Я умылся, попил воды, после этого зашел к себе в комнату и позвонил 02.

- Скажите, сколько у Вас плащей?

- Два. Совершенно одинаковых.

- Не знаю. Такая привычка. У меня два одинаковых костюма, несколько одинаковых рубашек, туфлей.… Так удобней…

Колисниченко внимательно посмотрел на Шпигеля:

- Что с Вами? Вам плохо? Вы побледнели…

- Со мной все в порядке! Вы не лучше выглядите. Пожалуйста, сформулируйте вопрос.

- Что Вы делали на берегу 8 ноября? Где Вы были 20 октября?

- Двадцатого октября я был с проституткой!

- Назовите ее имя и место.

- Имени я не помню. А был с ней в машине. Такие «работают» в машинах.

- Жалкое объяснение…

- Это не объяснение, это – алиби!

- Это алиби проверить практически невозможно. Почему о проститутке Вы сказали только недавно? Вы с самого начала врете! Мне надо постоянно уличать Вас во лжи! Когда Вы скажете что-то такое, чему можно будет поверить?

- Я понял! – Шпигель потер рукой лоб, - Она Вам рассказала о Виктории.

Следователь промолчал. Подойдя к Васильеву, он сделал тому знак, чтобы не печатал.

- Скажите, - Шпигель выглядел подавленно, - она приходила к Вам, чтобы рассказать об этом? Теперь у Вас все сходится!!! Я – тот самый гнусный насильник-педофил и убийца? До меня теперь дошло, почему шли все время разговоры о СИЗО. В общей камере я не доживу до утра. Если не признаюсь, конечно. А если признаюсь – проживу чуть дольше, до тюремной камеры?

Следователь переглянулся со старшим лейтенантом.

- Что с Вами, Игорь Борисович? Что на вас нашло? Я решил просто поговорить о вашем плаще, - Колисниченко ткнул пальцем в сторону вешалки, где был плащ Шпигеля, - оказывается, у Вас их два, и оба одинаковые.… А где тот, в котором Вы гуляли и нашли тело?

- У меня его забрали на экспертизу. Он где-то у вас.

- Нет, доктор. Тот плащ, который Вы сдали на экспертизу, в полном порядке, на нем нет следов дождя, грязи, крови и т.д. Он был чист.

- А то, что Вы продолжаете врать! Так вот, вернувшись домой, Вы побежали в ванную переодеваться, потому что на плаще были следы крови.

- Естественно. Я хотел опознать девочку, прикасался к ней…

- Вы сдали на экспертизу чистый плащ. Почему? Да потому что тот, второй, - он здесь.

Колисниченко подошел к вешалке, снял плащ и положил его на стол.

- У Вас нет доказательств!

- Есть, - Колисниченко улыбнулся, - Вот оно!

Он вынул из кармана бланк какой-то квитанции и помахал ею в воздухе.

- Это квитанция из химчистки. Тут написано число – 9 ноября, написано, что сдано – плащ. Вы хотели узнать, для чего ко мне приходила Ваша жена? Вот это принесла!

Шпигель побледнел и опустил голову.

- Тело нашли 8 ноября, другой плащ сдали на экспертизу, а 9 ноября с утра понесли испачканный плащ в химчистку.

- Я не предполагал, что у нас может дойти до такого.

- Да, Ваша жена не слишком Вас любит…

- Да, не слишком. С этого момента все становится похожим на театр абсурда.

- Вы убили девочек?

Шпигель поднял голову. Глаза его были безжизненны.

- Да, я убил обеих. Изнасиловал и убил. Я признаюсь. Что мне еще остается…

Колисниченко вышел из кабинета, направился в соседний и позвонил по телефону. Выслушав одобрительный говор, молча положил трубку. Затем вернулся назад и сел за стол.

Шпигель вел себя облегченно-раскованно и что-то говорил Васильеву. Следователь не стал прислушиваться, из кабинета отправился на первый этаж и вышел на порог райотдела.

Буквально через несколько минут подъехала машина с Гершавиным, следом – эвакуатор с разбитой легковой «Тойотой» на прицепе.

- Молодец, - сказал прокурор, - Я уже доложил. Это – его жена? – он подбородком указал на стоящую на крыльце Валентину Шпигель.

- Да, - деревянно ответ Виктор Иванович.

- Красивая женщина.

- Да, красивая.

- Что с тобой?

- На душе как-то гадко. Эта женщина заложила его по полной программе.

Валентина спустилась с крыльца и молча прошла мимо них к своей машине. Открыв дверцу, она села за руль, но так и не смогла отъехать, потому что эвакуатор перекрыл дорогу.

Водитель о чем-то спорил с дежурным, наконец, сел за руль и начал маневрировать. В результате – заглох и окончательно закрыл стоянку.

Дежурный подошел к «Тойоте» сзади и что-то начал кричать водителю эвакуатора, однако тот не слышал, так как все время терзал стартер, пытаясь завести свою машину.

Внезапно дежурный, очевидно, что-то заметивший, забежал в отделение и через минуту вышел с фонариком, которым начал освещать багажник. К нему подошел его помощник – сержант, а потом еще один милиционер. Водитель эвакуатора вылез из кабины и направился к ним. Затем вернулся и взял монтировку.

- Там что-то происходит, - сказал прокурор, наблюдавший эту сцену. Не успел он договорить, как Колисниченко увидел, что дверь багажника открылась, и дежурный отчаянно машет ему рукой.

Следователь подошел к багажнику и остолбенел – внутри лежал завернутый в целлофановую пленку голый труп маленькой девочки в луже крови. Новая жертва серийного убийцы. И, поскольку, машина была приподнята, то из багажника на асфальт набежала уже маленькая лужица, растекающаяся по мокрой поверхности.

- Кто? – страшным голосом спросил, подошедший Гершавин.

- Эта машина угнана днем,- не сводя глаз с трупа ребенка, проговорил капитан, - Владелец целый вечер сидит у нас.

Колисниченко внезапно отчетливо вспомнил верзилу, оравшего на дежурного, когда только приехал.

- Где он сейчас?- спросил он капитана.

- Сидит в вестибюле.

- Ему сказали, что машину пригнали?

- Нет, только то, что нашли.

Вспомнив его « габариты», Виктор Иванович сказал дежурному:

- Возьми всех людей, которые под рукой. Будем вязать этого…, - он не закончил фразу и пошел к двери. Капитан махнул рукой милиционерам, и все они устремились за следователем. Перед тем как зайти в здание, он резко повернулся к прокурору и сделал жест рукой, чтобы тот оставался на месте.

В вестибюле Колисниченко безошибочно определил сидящего на стуле верзилу. Тот, увидев направляющуюся к нему группу милиционеров, смертельно побледнел и попытался прорваться не улицу, но был сбит с ног и закован в наручники.

Лежа на грязном полу, он сдавленно рычал, то ли от боли,то ли от ярости.

- Кто это?- Спросил дежурного Колисниченко.

- Яремчук Николай Иванович, частный предприниматель, проживает в Варваровке, по адресу…

Следователь не стал дальше слушать:

- Поднимай его, веди в свободный кабинет. Обыщи, приставь охрану. Наступает вторая часть нашего сериала. Вызывай группу. В общем, все как обычно.

Верзилу затащили в свободный кабинет и усадили на стул. Колисниченко жестом подозвал дежурного и на ухо сказал:

- Попроси прокурора, чтобы зашел сюда. Как только приедет группа – следователя и криминалиста сразу сюда.

Капитан кивнул и вышел. В кабинете наступила тишина, не считая сопения верзилы.

Наконец он не выдержал и нагло спросил:

- Ну что выпучился? За что меня повязали?

Виктор Иванович молча смотрел на него.

- Ну чего молчишь?

В кабинет зашел прокурор.

- А это еще кто?- верзила продолжал наглеть.

Не обращая на него внимания, Колисниченко подошел к Гершавину и вполголоса сказал:

- Я думаю это он. Подъедет криминалист возьмет отпечатки – будем знать точно. Пусть его допросит дежурный следователь.

Гершавин отвел взгляд от верзилы:

- Да, наверное, так будет лучше. Я потом решу, кому отдать в производство. Как быть со Шпигелем?

- Давай подождем экспертизу.… А впрочем, кроме признания на него ничего нет. Все остальное косвенное. Надо отпускать!

Верзила напряженно прислушивался к разговору, но ничего не понял и от этого еще более разволновался:

- Ну, хорошо, я признаюсь, это я сделал. Я болен, меня надо лечить…

Виктор Иванович подозвал сержанта:

- Смотри за ним внимательно. Скоро будет следователь…

Он взял под руку Гершавина:

- Пойдем, Валерий Михайлович.

Они вышли в коридор:

- Я пойду на воздух, а ты к Шпигелю,- сказал прокурор, поглаживая рукой грудь в районе сердца.

- Что сердце прихватило?

- Ничего, валидол со мной.

Зайдя в кабинет дознавателей, Колисниченко увидел, что Васильев активно печатает, а Шпигель сидит, опустив голову. Подойдя сзади, он прочитал, затем протянул руку и выдернул листы из каретки машинки. Васильев недоуменно посмотрел на следователя. Шпигель поднял голову.

- Вы можете идти домой,- глухо сказал Виктор Иванович.

- Что произошло?- спросил Шпигель, в его глазах читалась огромное облегчение и откровенная радость, хотя он попытался сдерживаться. Именно эта искренность чувств, окончательно убедила следователя в его решении, что Шпигель невиновен.

- Мы задержали настоящего убийцу. Вы свободны. Идите. На улице Ваша жена, возможно, она еще ждет!

Шпигель еще несколько секунд смотрел в глаза следователя, затем, убедившись, что все сказанное – правда, встал и, стараясь не суетиться, надел плащ, затем вопросительно посмотрел на Виктора Ивановича и на стол, где лежали его вещи.

Колисниченко кивнул. Шпигель не торопясь собрал вещи в карманы и молча вышел.

Сидевшая в машине Валентина, увидев суету возле эвакуатора, подошла к «Тойоте». Увидев труп девочки в багажнике, она отшатнулась как от удара. Затем, придя в себя, она вернулась к своему автомобилю и села за руль.

Тем временем к дверям райотдела подъехала оперативная машина, из которой вышли несколько человек. Один из них, дежурный следователь, почтительно поздоровавшись с прокурором, стал распоряжаться.

Эвакуатор удалось-таки завести, и он вместе с «Тойотой» выехал на тротуар, освободив проезд на улице. Оперативная машина, подъехав вплотную, включила фары.

Валентина завела машину, достала из бардачка сигарету и закурила. Из дверей вышел Шпигель, зябко кутаясь в плащ. Он обвел глазами улицу и увидел машину с сидящей в ней женой.

Некоторое время они смотрели друг на друга, затем Шпигель двинулся в ее сторону. Валентина нажала на газ, и машина стремительно рванула по улице, все время, увеличивая скорость.

Раздался звук удара и металлический треск. Проехав сто метров, автомобиль на всех парах врезался в бетонный забор на перекрестке. Шпигель схватился за голову руками и истошно закричал, присев на корточки.

Из райотдела выскочили сотрудники и застыли на месте.

В это время раздался грохот и в небе заполыхали праздничные салюты. Наступило 1 января 2000 года.

Серийный убийца Яремчук сознался не только в убийствах Нади Руфаевой и Кати Ходченко, но и еще четырех девочек, не считая найденной в машине. Указал места их захоронения. Вообще, активно сотрудничал, и экспертизы полностью подтвердили его вину.

Эти дети были сиротами из детдома и числились в милиции как пропавшие без вести. На вопрос, почему первых жертв он тщательно прятал, а последних просто бросал, ответил, что ему хотелось, чтобы их нашли.

В криминальной психологии бытует распространенное мнение, что серийный убийца подсознательно хочет, чтобы его нашли и разоблачили. Как бы там ни было, следствие велось еще почти год, но до суда Яремчук все равно не дожил. За несколько дней он был убит в камере неустановленными лицами.

Колисниченко был отстранен от дальнейшего ведения дела, попал в больницу с инфарктом миокарда. После излечения ушел на пенсию и уехал в Москву к дочери, где проживает и поныне.

Через год после похорон жены, Шпигель И.Б. женился на своей пациентке, продал имущество и уехал с ней в Германию.

Прокурор Гершавин В.М. ушел на пенсию через пять лет.

У остальных участников этой истории особых изменений в жизни не произошло.

История с поимкой серийного убийцы в Новогодний вечер наделала много шума в городской и центральной печати, и была преподнесена населению как символ доблести правоохранительных органов. Вышестоящее начальство предпочло согласиться с такой версией.