70-летию Победы посвящается.

 

«Один в поле воин... если он по-русски скроен!»

 

«КЛАВА ИЗ БАЛАКЛАВЫ»

 

- А вот и я! - раздался задорный голос и к нам вышла Клавдия Георгиевна, в военном костюме "с иголочки".

- Бабуля, какая же ты красивая! У тебя вся грудь в орденах и медалях!Баба Клава крутилась перед зеркалом, а увидела что я готовлю микрофон, как-то серьезно на меня посмотрела.

Я в это время работала на радио и теперь готовила репортаж "Наши герои", в преддверии праздника Победы.Подумала, прежде всего, о моей героической бабуле.

- Ну, что, родная, начнём?

Бабуля не спешно и молча переоделась. Бережно повесила костюм с наградами в шкаф и села на край дивана, подложив руки под себя. «Как девочка», - отметила я.

- Воспоминания эти болезненны, - начала она, не поднимая головы. - Войну не перескажешь... Вспомню лишь один эпизод.

- Бабуль, если хочешь, я тебе валерьянку приготовлю?

- Приготовь, - усмехнулась она, - но только себе! А мы – поколение, прошедшее войну, люди крепкие!

Бабушка подняла голову и я увидела, как изменилось выражение её глаз. Словно перед ними уже поплыли кадры тех событий.

- Была я санитаркой на 35 батарее города Севастополя. Девочек моих: Раю– трёх лет и Валечку, которой едва исполнился годик доверила своей бабушке Полине.

35 ая боевая батарея уже была захвачена.

Корабли ушли и не вернулась за людьми. Британские бомбардировщики, которых также ждали люди – улетели. Помощи ждать было неоткуда. Всех, кого успели, отправили к партизанам. Партизаны определили меня санитаркой в госпиталь.

Бабушка встала, походила вдоль дивана и пересела на стул.

Будучи далеко в своих мыслях, она смотрела через открытый балкон на крепкое дерево – орех. Он поднялся высоко и стоял в гордом одиночестве. Здороваясь, протягивал свои лапы через балкон.

- Я не могла покинуть госпиталь ни на минуту, - продолжала баба Клава, - хоть и ныло сердце о детях. Не хватало санитарок, врачей, бинтов, медикаментов, воды, еды... Из обезболивающих был один лишь медицинский спирт. И то не на долго. Операций было слишком много.

Госпиталь напоминал одну кричащую рану...

Со всех сторон слышались стоны и постоянные просьбы о помощи: «Сестричка, помоги!»

Мы с товарками научились работать быстро. Кого перевязать, кому водички принести, кого покормить. Кто-то остаётся с раненными, а кому-то ассистировать на операции. Часто, оставаясь сутками без сна и еды, падали в обморок и врачи и санитарки.

Везде и всюду констатация смерти, смрад разлагающихся тел. К этому невозможно привыкнуть, невозможно смириться. Дрожащими руками закрывали глаза уходящим героям, думая о том, что где-то их ждут матери, сёстры, жёны, дети... А кто-то скажет: «Отмучился, бедовый».

В очередной раз слышу: «Сестрёнка, помоги!» Не могу сразу прийти, занята с другими. А раненные всё прибывают и прибывают. "Откуда ты родом, сестричка? - превозмогая боль при перевязке,спрашивает солдатик. "Из Балаклавы, братишка". «Сестрёнка...», - слышу я со всех сторон.Один голос прозвучал для меня как необъяснимо–родное эхо...

Руки вытираю в пропитанный кровью передник и иду на голос. Сквозь окровавленную повязку на меня смотрят глаза... отца.

Бабуля закрыла лицо руками и горько всхлипнула. Я вскочила и быстро принесла ей стакан воды. Руку с водой она отвела. Я крепко обняла её и так мы просидели довольно долго. Пока она не успокоилась.

Моя Клавдия Георгиевна освободилась от объятий и направилась к столу.

Продолжила, собирая на стол еду: «Поляков Георгий прибыл вместе с новыми раненными и мучился от боли. Осколочное ранение. Наша встреча, казалось, влила в него новые силы. А мне дала такой стимул, надежду, веру! Вот она Жизнь! Живой отец рядом, значит всё уже будет хорошо!"

О том, что в госпитале лежит отец «нашей Клавы из Балаклавы», стало известно всем и люди ходили на него посмотреть. Он стал для всех символом надежды и окончания войны.

В госпитале лежали раненные сослуживцы с тридцать пятой батареи и также пришли познакомиться с Георгием. Один из них сказал отцу: «Вы даже не представляете, какую дочь вырастили!»

Другой подхватил: «Да, да! Она считай в рубашке родилась, наша героиня! Хрупкая, маленькая девушка... Одна спасла всех нас!

А было это перед отступлением.Тридцать пятая героическая батарея имела колоссальное стратегическое значение, - сказал солдат, важно щурясь. – Она входила в состав 1го гвардейского артдивизиона. И её мощная система была предназначена для отражения нападения противника с суши. Немцы называли её «Максим Горький». Генерал – полковник немецкой армии Эрих фон Манштейн сказал, что никогда в течении Второй Мировой войны у вермахта не было таких потерь в технике и в стратегическом оружии. Десятки бомбардировщиков наносили удары по батарее, пытаясь, хоть временно заставить её замолчать. Ежедневно немецкая авиация сбрасывала на Севастополь около 4000 бомб в сутки.

Людей, обороняющих батарею готовили к эвакуации. Положение было критическим. Кончились боеприпасы и продовольствие. Потери оказались огромными и не поддавались учёту. Эвакуация войск и раненных была задачей практически не выполнимой.

Как-то «просочились» наши умельцы и перенесли по эстафете полевую кухню. Клавочка, маленькая, юркая, перебежками и ползком добралась до пункта раздачи провизии и взвалила себе на спину рюкзак. А в нём бадьи с супом и водой. Осталось несколько метров, чтобы доползти до наших, как в неё начал стрелять снайпер.К счастью, она смогла спрятаться за большой камень, что был на её пути.

Она совсем уже зарылась в сухую, потрескавшуюся землю. Лицо было всё в крови от мелких камешков. Не чувствовала ни рук, ни ног, а он всё стрелял. Пробил фляги с едой. Вода струилась по онемевшему телу. И когда хотела немного пошевелить затёкшей рукой, снайпер попал ей в угол шинели. Она невольно, по - бабьи вскрикнула и фашист понял, что это женщина. В нём проснулся азарт и он уже был занят только тем, чтобы её добить.

В ночь на 1 июля, в помещениях 35-ой батареи началось последнее заседание Военного совета флота и Приморской армии. Людей начали эвакуировать на Кавказ.

- Солдат всё говорил и говорил, - вставила бабушка, - а я вспоминаю как, врастая в землю, мысленно писала письмо мужу.

«Дорогой мой Серёженька! Как ты, родной мой, где ты? Сюда письма давно не доходят. Надеюсь и верю всем любящим сердцем, что ты жив!Девочки наши: Раечка и Валечка такие славные! Нелегко нам всем сейчас. Раечке три годика, а она смотрит, как взрослая. Валюша начала было говорить и ходить, но с началом бомбёжек замолчала и теперь только ползает.

Серёженька, меня обстреливает снайпер. Я уже лицо втопала в землю и тела не чувствую.

Если зацепит ногу, то на «троих» доберусь до деток... Если руку порвёт –обидно будет, как одной рукой работать-то? Плечо шинели разрешетил уже, гад! Только бы не в голову, и не в живот...

Боже мой, милостивый! Даю тебе обещание! Если дашь мне выжить, то проживу 100 лет и ещё рожу троих - пятерых!

Если ты жив, Серёженька, забери деток у бабы Поли. Она в Симферополе живёт. Ты должен помнить её дворик. Серёженька, душа моя разрывается при мысли о тебе! Неужто мне не знать больше руки твоей горячей и нежной... губ твоих страстных, любящих?Выживи! Христом Богом молю тебя, Серёженька! Выживи!»

- Ровно сутки держал её немец под прицелом. – продолжал солдат. А за это время мы смогли многих наших эвакуировать! А потом и снайпера этого вычислили и прикончили.

Вот и выходит, что одна хрупкая девушка спасла целую батарею, - заключил раненный, смотря с гордостью на Клаву.

- А отец смотрел с такой нежностью и болью.... - улыбнулась бабуля, смахивая слезу.

Она прожила 95 лет, не дожив до семидесятой годовщины Великой Победы всего несколько дней... Вырастила шестерых прекрасных детей. И мы - её внуки и правнуки очень гордимся ею!

Из репортажа "Наши герои" :

"... В Мемориальном Комплексе героической 35-ой батареи г. Севастополя выписаны имена защитников. Там вы найдёте имя медсестры ПОЛЯКОВОЙ К. Г.

 

НИКТО НЕ ЗАБЫТ! НИЧТО НЕ ЗАБЫТО!"