70-ЛЕТИЕ ПОБЕДЫ Война закончилась. Но вот беда, к нему склоняется чужая ель. Домой он не вернётся никогда, и не нужна ему шинель. Памяти деда Поляховского З.Д. Давно Его на свете нет средь нас. Ушли солдаты в поднебесье, словно в дали. Храни мой сын, как дорогой иконостас, прадедушки военные медали! Про божьи шалости Бог бросил камень просто так, со скуки, себя, не выдав этой глупостью нигде. И разошлись страданья, смерть и муки, кругами рваными на бедной Катманде. Про не выездного Пушкина В Михайловском Пушкин всю жизнь стихи правил. Был не выездным у цезуры талант. А я ведь не Пушкин! Без долга и правил, пустите меня в королевство Таиланд! Вспоминая незабвенную Ф.Раневскую Ах, ЛИТЕРА эта плебейская! Нет, я на неё не ложу! (не кладу) «Я как яйца,- сказала Раневская,- участвую, но не вхожу». * * * Жизнь игра! Как глас в пустыне, одинок твой стон и зов. Бог не с картами пустыми,- руки полные тузов! Про еврейскую Пасху Сколько здесь мацы, вина и ласки! Я шепну всему «тодараба». Я другой такой не знаю Пасхи, где б еврей выдавливал раба! * * * Что день готовит мне пасхальный? Меня пошлют, и я пойду, давить раба, как ненормальный, а может быть … в Караганду! * * * Мир - беспощадный сериал, людских смертей цветной дисплей. Притворных масок карнавал, и глицериновых соплей. Татьяне Барской Я плыву, Татьяной ведом. РЕКА это ли, река? …До утра за мною следом, голос, слово и строка. ** ** * Ах, эти междометья ох и ах, в поминовенье пасмурные дни. Цветы прекрасны и на похоронах, особенно когда не вам они. Так при моём возможном погребенье, кладите все вишневое варенье. Про десять негритят Десять негритят отправились в Иерусалим. Комфортно, славно, радостно с тех пор живётся им! Да здравствует смешной сей бред, и бабушкины слухи! Пускай живёт успех и бренд, кина, что снял Гостюхин! ** ** * Пожалуй, можно верить, лгать, и ждать хоть сто мессий упрямо. Из ста надежд - смешная рать…. Моя Мессия - моя Мама. * * * Ты не послана мне богом, и никем не сужена. В божьем жребии убогом, улыбнись, простужена. Будет «завтра» ль снова наше? Я не знаю, я молчу. Ах, глаза твои, тем краше, чем сильней тебя хочу! * * * Я жил когда-то в маленьком Полесье, среди полыни, ягод и полей. Не знал ни лжи, доносов, ни репрессий, пока не стал, наверное, взрослей. Взрослей ли стал, или сменил часть света, Мессия, где реальнее стрижей, где на горячем камне после лета, следы Христа, евреев и ужей. * * * Ты по Арбату шла ко мне. Твою державу, совсем другой я рассмотрел средь колоколен. А загоревший в своей бронзе Окуджава, стоял с гитарой, снисходительно спокоен. Прочла ты стих чуть-чуть поэту потакая, явились сумерки в неглаженой сорочке, и ночь московская короткая такая, взяла нас за руки, чтоб не поодиночке…. ***** Сказал Шекспир про то решительно и верно, и после слов его смолчали мудрецы. «Весь мир театр». Господь добавил нервно: -Вот только труппа… Жаль встречаются лжецы. Про жизнь Жизнь оказалась вдруг короче поворота, длинней, пожалуй, что портняжного стежка. Как будто кто-то вдруг известные ворота, к тебе придвинул невзначай исподтишка. Пускай архангел протрубит мне сбор, к нему пролезу я через забор. ***** Дерева не высадил, бездельник, не построил дом, очаг храня. Только сын один – мой понедельник, и не надо мне другого дня. Может быть, успеть ещё до морга, (Наплевать на разум и химер), дать тому, кто в коме, дать свой орган. Но не почку. Сердце, например. Про черную речку Белый снег лежит на черной речке, обступил дуэль февральский лес. И не быть спасительной осечке, и умрет поэт, а не Дантес. А когда бы Пушкин забияку, замочил бы первым, ( тоже грех), юнкера, поэта и гуляку, в школе проходили бы как всех. * * * Вилла, лестница, третий этаж, и кровать на верху с балдахином. И комфортный просторный гараж, как с мустангом - крутым лимузином. Пляж в Майями, на Фиджи дома, корт, бассейны с нескучным гаремом. Гоголь- моголь, икра и хурма, коньячок и торты с белым кремом. У меня ж на железной петле, дверь болтается, ножичек ржавый, сало режет на шатком столе, да с пластинки поёт Окуджава. Про огонь, про коня что устал, и про то как, мельчают людишки. Я ж тетрадку стихов полистал, что родней сберегательной книжки. …Если, скажем, достаток, буза, состоятельных к небу возносит, пусть Господь им там плюнет в глаза, у меня извиненье попросит. Горше мне, что из всех, всех досад,- не меняется people веками! «Ничего что я, Боже, в твой сад, не стучась и с пустыми руками?». |