John Maverick, “Карусельные лошадки». Произведение №59 на страничке автора. Рецензировалось в Английском Клубе в Гостиной №3 Проза на заседании №41 от 10.04.2015

 

Идея рассказа, как и все вечное, не нова. Чтобы жило, пересказывать на новый лад приходится вновь и вновь — жизнь требует продолжения. Джон поведал историю о том, что было, есть и будет, и поведал, как всегда, по-своему.

Рассказ продолжает вариации темы, поднятой в миниатюре «Можно я вырасту деревом?» Дети подсознательно стараются, чтобы выжить и жить, соответствовать ожиданиям родителей и наставников. А ожидания эти сплошь и рядом диктуются иррационально, из глубин подсознания. Конечно, дети должны и обязаны быть воспитаны социально, кто бы спорил. Но обычно к ним предъявляются требования реализовать жизнь, которую не прожили сами родители или, что еще страшнее, а именно эта ситуация и показана в рассказе «Карусельные лошадки» — дети расплачиваются неизлечимыми болезнями за несложившуюся жизнь взрослых.

Идея рассказа, конечно, в том, что дети, за очень редким исключением особо сильных от рождения личностей, подобны зеркалу, отражающему подноготную родителей, они всегда итог рода, не много ни мало. Понятно, что общество не признает столь нелицеприятной и бесконечно ужасной истины — она отторгается, совершенно невыносима. В этом смысле дети как страшный суд, и не всегда даже опытный психоаналитик способен дотянуться до источника порчи — люди о себе хотят думать и вещают лишь лицеприятное, это естественно, да и многое, не умея назвать — не чувствуют, а то и просто не знают. Брать на себя ответственность, самому нести судьбу, искупать грехи — к этому человек мало способен - так будет всегда. Общество поддерживает это свойство натуры, нивелируя его различными институтами, в первую очередь религией. Человек слаб, но... не посылается крест не по силам. Однако крест этот обычно перекладывается (кто везет, на том и возят), в том числе на плечи детей ложится, и далее — до исчезновения рода. Тема метафизическая поднята в рассказе — тема дления жизни.

Именно искусство способно показать истинное положение вещей — в этом миссия вечного искусства – показывать священный ужас реальности. Реальность страшна, истина всегда глубже, дана на мгновение и тут же ускользает, теряется во мраке веков (семнадцать колен...). Вечное искусство способно отражать пойманные мгновения озарения, расширяя их до читабельных произведений. Талант и труд для воплощения требуется немеряный.

 

По большому счету, все герои рассказа вызывают сочувствие. Безвольные, несчастные, безинициативные взрослые, обиженные на жизнь заложники ограниченных представлений и отравленной среды — богом забытого шахтерского городка среди бесконечных болот. И, конечно, невинные дети, которым горести даны полной мерой, которым не досталось ни глотка ни детства, ни полноценной будущей жизни. Хайниц Лорк для меня как читателя — герой положительный. Этот Вечный Ребенок подарил детям, пусть ненадолго - жизнь, пока его не изгнал Закон — аллегорическое отражение взглядов взрослых на результат излечения. Но, изгнав, цена была заплачена. Исход детей — вечная тема Крысолова, тема расплаты за неискупление грехов, за выбор зла, а не добра. Перекликается вариативно, но в иной проблематике, с интереснейшим рассказом Джона Маверика «Серое небо Йоника».

Дети не захотели возвращаться в прежнее безрадостное состояние, в котором без Вечного Ребенка шансов на счастье не оставалось – взрослые и окружающая жизнь такого шанса не давали. И кони вместе с детьми прыгали с обрыва. В этом месте, читая текст, мурашки по коже. Неожиданный, как взрыв, катарсис, который окутывает дымом все ранее прочитанное и создает устойчивое послевкусие чуть не на физическом уровне — разъедает нос и глаза, оглушает – требует живого состояния для осознания. Мудрый текст. Из категории вечных.

Так, когда-то глотнув свободы и счастья, на всю жизнь в теле сохраняются их вкус и запах, и если вдруг вновь встречаешь страстно желанное, то, уже зная, каково оно, запросто шагнешь за ними даже в пропасть. Финал аллегоричен и логичен — дети в любом случае вернулись бы к исходному и уже навсегда, то есть из живого в мертвое.

 

Курсив... Это сердце произведения. Если прочитать выделенные участки текста отдельно, получится пронзительный рассказ о старом фонарщике Томасе, который встретился с Вечным ребенком, о внучке Томаса Яне, история спасения детей и отношение к этому событию взрослых. Курсивные абзацы составляют цельный текст и также завершены катарсисом. Старый Томас плачет над детскими рисунками Вечного ребенка. Будто плачет над своими собственными рисунками, на которых изображена его жизнь.

Основным шрифтом повествователь описывает события из жизни жителей городка Эленда. Это — дополнение, помогающее глубже прочувствовать ситуацию.

Интересны детали-символы, отсылающие к сказкам Андерсена: фонарь, тростниковая дудочка. Инструмент фонарщика - длинный чугунный шест с крюком, возле вешалки, у стены — наследие прадедов. Он стоит в прихожей убогого домика фонарщика Томаса. Ассоциативно этот инструмент у меня перекликается с длинными крюками, которыми орудовали во время эпидемий, вытаскивая трупы из домов, перемещая их на погребальные костры. Чумной город... И человек с шестом, переболевший, справившийся с болезнью, выживший и теперь взявший на себя миссию очищать от заразы оставшихся. Последний... В парке горит одинокий фонарь...

Скучно у вас! Дети не играют. Никто не смеется. Все хмурые, злые. Собаку — и ту не встретишь. Только и сделал, что тростник сорвал для дудочки. Хочу организовать у вас детский клуб, - рассказывает Яне таинственный герой.

Кто такой этот Вечный ребенок, Хайниц Лорк? На прогулке в парк под луной Девочку словно вел за руку старший брат, а то и дед. А может, это был прадед — безумный фонарщик, таинственный персонаж семейных преданий. Фонарщику Томасу ясно одно: все непоседливое и живое непременно должно сидеть под замком.

Девочка еле плелась, вслепую, наугад. И все-таки ни за какие блага в мире она не отказалась бы от этой прогулки. Такой убогой, крохотной, душной казалась сейчас затемненная комнатка, в которой Яна провела неполные шесть лет своей маленькой жизни. В коротенькой истории маленькой Яны мы читаем участь всех детей Эленда, разве что с вариациями.

Необыкновенно живо описаны образы детей. Каждый из них наделен каким-то талантом, так и не замеченным измученными жизнью взрослыми. Хайниц застыл, восхищенный. Он как будто вознесся на звездное небо. И девочка с льняными волосами до плеч, со щеками, румяными от странного света, со скорбным, доверчивым лицом и глубокими, словно ночные озера, глазами, девочка в длинном белом платье, блестящем у подола, была не иначе, как ангелом. Яна всегда поет песни. Звук почти не выходил на поверхность, а большей частью проливался вовнутрь, наполняя тело радостной дрожью. Тише мышиного писка и воркования горлинки — пела Яна.

Моряк Патрик в три года сам выучился читать. Вечный ребенок каждому ребенку рассказывает причину его болезни.

Так излечивают знахари — называя начало болезни. Если оно названо,

подсознательно есть, на что опереться и больной начинает излечиваться иррационально, болезнь изнутри - выходить. Найдена причина, значит, она может быть искоренена, вырвана, подцеплена крюком. Нет ничего сильнее детской веры — дети верят всей душой, насквозь, беззаветно. Верой умирают, верой и выздоравливают. Вечный ребенок дает им эту веру.

- Мы, дети, - проговорил Хайниц, и голос его сделался мягким и вкрадчивым, - слишком верим взрослым и все, что они нам бросают в сердцах, воспринимаем, как безусловную правду. Получается, что мы — это то, что наши родители о нас подумали. Но ведь так не должно быть, правда? Ты — это ты, умный маленький мальчик. И ты имеешь право быть самим собой, быть здоровым.

Когда у Патрика излечилась нога и мальчик стал весело бегать, Хайниц наблюдал за ним с улыбкой, как счастливый отец за проказами сына.

Однако фонарщика Томаса Хайницу Лорку излечить не удалось. Нет, дедушка, не получается. Старая она, твоя болезнь. Не уходит. А как она уйдет, если старик уверен, что болеть должен?! И с гордостью рассказывает о своей болезни своему сменщику — дворнику Герхарду. Однако после сеанса лечения болезнь уже не скручивает старика всякий раз в бараний рог.

Дети и кони — вот кого еще можно спасти, - цедил Хайниц сквозь зубы. - Их еще можно освободить. А этих — нельзя. Взрослые, - бросил он презрительно, - они все мертвые, от них даже смердит.

Так положительный или отрицательный персонаж Хайниц Лорк? Старый Томас не решился его судить.