Чем мы руководствовались мы, авторы, когда рассказали о ней, как о

подруге Христа? Логикой: не мог быть мужчина-иудей Учителем, каким

Иисус был, не познав женщину, не будучи женат. Так не бывало в те

времена, и если в Евангелиях этого нет, значит… значит, их подвергли

цензуре (а это было сделано официально, когда имеющиеся предания об

Иисусе разделили на истинные и апокрифические, далеко не всегда

руководствуясь стремлением к истине как высшей цели).

 

Глава 3. Мария и Иисус.

 

Всю мою женскую хитрость вложила я в устройство встречи Иисуса с

Иоанной. Вот уже несколько дней подряд он проповедовал на нашем

берегу, но оставаться здесь навсегда вряд ли собирался, он никогда не

задерживается больше недели в определённом месте. Да и потом, посудите

сами, разве могла моя скромная подруга прийти к Нему на залитый солнцем

берег Генисарета, и признаться на виду у множества людей в желании

иметь ребенка? Самое естественное, самое прекрасное желание женской

души, но как озвучить его в толпе? Да ведь и сама толпа состоит из одних

мужчин, женских лиц тут единицы. Молчаливые, закутанные в покрывала

фигуры, и ни одна из них не обнажает своих язв прилюдно, не протягивает

болящих рук, ног, прочих частей тела, не просит ни о чём. И вовсе не

потому, что не болеет. Сколько их приходит к нам, в дни храмовых

праздников и в обычные дни, заливаясь слезами у ног Матери, прося об

исцелении, о даровании здоровья. Главная жрица многое знает о женском

теле, и не справляясь сама с потоком просительниц, и нас обучила многим

тайнам. Мы делаем, что можем. Высчитать дни, благоприятные для

сношений и последующей беременности, напротив, указать дни, когда

можно отдаваться мужчине без опасения забеременеть, составить мазь,

которая предохранит от беременности во дни, когда сношения этому

благоприятствуют – это те обычные знания, которые необходимы жрице в

её собственной жизни. Без этих пустяков она и сама не проживет.

 

Но мы умеем куда больше. Измученная в юности своей болезненными

истечениями, я теперь могу облегчить жизнь многим молоденьким

девушкам. Мои отвары и настои восстановят постоянство истечений, снимут

боль, возвратят настроение. Женщины в возрасте с их вспыльчивостью,

доходящей до склок, до ненависти, ненависти взаимной – их собственной,

отягощенной к тому же ненавистью к ним домашних, часто приходят ко

мне. Я действительно могу подарить им вкус к жизни. Могу помочь и их

стареющим мужьям, с их впервые пошатнувшейся мужской силой, это вовсе

не окончательный приговор, как им самим кажется в их печали. Словом,

даже я, не говоря уж о Главной Жрице, могу многое. Но ведь нас так мало, а

знания наши тайные, и не могут быть передаваемы, а только лишь

используемы нами. Мы не можем помочь всем, и пожалеть всех. Да не все к

нам и придут, так много тех, кто давно отрёкся от женской Матери Богов,

кто в безумии своём склоняется лишь перед мужским, гневным, грозным,

мстительным и ревнивым Богом. Как будто это вообще возможно –

существование только мужского начала в этой жизни. Какой это был бы

однобокий и странный мир! Но эти чудаки-фарисеи, многие из них, во

всяком случае, боятся женщины как огня. Лишив её притягательности и

таинственности, отняв у неё древнюю силу, созидающее, благотворное

женское начало, оставили ей одну лишь заботу – деторождение. А сами

занялись личным спасением, просветлением своей души. Прежде чем

предстать перед Богом, душа должна освободиться от плоти. И ведь

освобождаются, несчастные! Отвращают глаза от звёзд, от красоты

любимых, и совершенствуются, совершенствуются. И всё дальше

отодвигают подруг в женскую половину дома, туда, где лишь забота о

детях, о еде, об одежде... Убогими растут сыновья у женщин, оттеснённых

мужчинами от самого существа жизни. Трусливыми. Злобными.

 

А сами женщины? Почему такое отношение к собственному

прекрасному, чудесно устроенному телу? Телу, в котором зарождается новая

жизнь, и которое только поэтому уже должно быть обречено на поклонение

и любовь! На каждодневную заботу о нём, между всем прочим. А они

стесняются собственных тел. К чему далеко ходить за примером. Иоанна

мудра, но скромность её превосходит пределы разумного. Или, может быть,

пределы моего понимания, понимания жрицы женской Богини. Главная

Жрица, внимательно подвергнув тайному и глубокому осмотру тело

подруги, установила интересную подробность. Орган деторождения у

Иоанны расположен особым образом, и подобное расположение для

возникновения беременности требует и принятия определенных поз при

сношении. Благоприятней, чтобы при сношении мужчина был сзади, так

звучал её приговор. Я не оговорилась – приговор! Ибо Иоанна, которая

нежно любит мужа, Иоанна, любимая им до сердечной боли, Иоанна,

живущая в браке шесть лет, в течение полугода не могла поговорить с

мужем об этом. Понадобилось всё мое терпение, весь мой запас уговоров и

упреков, чтобы слегка сдвинуть с места эту повозку. В этот приезд Хузы она

клятвенно обещает ему всё объяснить... Кончится всё тем, что я сама

объясню ему всё как следует. Мне не трудно, но не уверена, что Хуза

воспримет это так же легко!..

 

Итак, встреча с Иисусом. Следовало выяснить, где он живет, где

бывает чаще всего со своими проповедями, какими дорогами ходит. На

одной из этих дорог в какой-то из дней следовало пересечь его путь, и

обратиться со своей просьбой, и придумать слова, в которые будет облечена

эта просьба. В свете рассказанного об Иоанне последнее тоже

немаловажно... Всё время, пока я искала возможности к самой встрече,

подруга взволнованно и вдохновенно искала слова, с которыми следует

обратиться к Иисусу.

 

Каспар выяснил у здешних рыбаков, что Его город, в котором он

бывает чаще всего, где чаще проповедует – Кфар Нахум[1]. Правда, он

живёт, где придётся, там, где его ждут сегодня. Нет ни одного места в этом

ли, да и в любом другом городе, где он мог бы указать на человеческое

жильё со словами: "Это мой дом". Один из его последователей, известный

книжник, сказал, что пойдет за ним, куда бы Учитель ни пошел. С горечью

ответил ему этот странный человек: "Лисицы имеют норы и птицы

небесные – гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову"

[2]. И как в таком случае его искать? Я засобиралась в Кфар Нахум. Есть там

женщина, которая приютит меня, тем более охотно, что я успела насобирать

на берегах озера немало трав. Сусанна стареет, тело её теряет былую

привлекательность. Она вдова, и состоятельная при этом. Но скромницей её

не назовёшь, и встречи с мужчинами по-прежнему составляют

немаловажную часть её жизни. Не думаю, что она откажется от привычного

месяца лечения, да ещё, если получит возможность провести его дома. Не

раз вдова приглашала меня пожить у себя некоторое время, вот я и

предоставлю ей эту возможность. Да, придётся разминать тело стареющей

грешницы, орошать кожу настоями и смазывать моими мазями, поить её

отварами трав... Но это не будет занимать у меня всего дня, да и потом

Сусанна неплохая женщина, совсем не злая, скорее весёлая, смешливая. У

неё много добрых знакомств в городе, она любительница сплетен, и

непременная участница всех событий. Словом, эта женщина – именно то,

что нужно.

 

Надо сказать, что не только интересы подруги вытащили меня на

дорогу в город, пусть цветущий, красивый и с привилегированным

положением – он ведь стоит на границе областей двух тетрархов – Ирода

Антипы и Ирода Филиппа, и процветает благодаря взиманию пошлин с

проходящих через границу и с переправляющихся на лодках, через воды

Генисарета. Не хочу лгать себе, я и сама искала встречи с этим человеком.

При воспоминании об этом голосе, об этих руках я ощущала непонятную

тоску. Я должна была увидеть Его снова, это было необходимо, но зачем? Я

и сама этого не знала. Просто сердечная боль гнала меня дальше, всё

дальше, в поисках Иисуса, и я шла, подчиняясь ей.

 

Иоанна отпустила меня не слишком охотно. Она была одержима

мыслью о будущей встрече, но и беспокоилась за меня. Да ведь я уже давно

не та девочка, которую она вытащила из храмовой процессии за руку.

Теперь взять меня за руку и увести, куда бы то ни было, без моего желания

и воли трудно, если вообще возможно. Достаточно было и того, что я

согласилась отправиться в путь с четырьмя её рабами и на носилках. Все

мои наряды, а также травы и флакончики с их таинственным содержимым

устроились со мной в крытых носилках.

 

Сусанна не обманула моих ожиданий. С восторгом приняла она не

слишком усталую путницу – город ведь вовсе не на краю света от имения

Иоанны. Всё то же Галилейское море с его песчаными берегами, всё тот же

запах рыбы повсюду. Правда, мне показалось, что лучшие рыбаки в этом

городе ловят вовсе не рыбу. Здесь много монет ловится в карманах

путников на таможне, и этот промысел приносит куда как больший доход.

Но что мне до этого? Я не бедна, могу и заплатить. По этому поводу Сусанна

рассказала мне историю. Что за женщина, просто находка! Я не успела ещё

и намекнуть о цели своего приезда, а она уже упомянула Его имя в

праздной болтовне, и как раз по поводу пошлин.

 

Говорят, что по приходе Иисуса в Кфар Нахум со своим учеником,

подошли к ученику собиратели дидрахм и сказали: "Учитель ваш не даст ли

дидрахмы?" Тот ответил: "Да". А денег у Учителя, по-видимому, не было. У

Него состоялся разговор с учеником, и послал Он ученика на Генисарет,

сказав: "пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадётся,

возьми; и, открыв у ней рот, найдёшь статир; возьми его и отдай им за

Меня и за себя"[3]. Статир нашелся у первой же рыбы во рту! Ученик не

преминул рассказать о чуде каждому, кто встретился на пути. Это предмет

споров всех, кто когда-либо забрасывал уду в воды моря от мала до велика.

 

Сусанна, старая грешница, которая верит только в то, что можно увидеть

собственными глазами или потрогать рукой, уверяет, что ничего странного

в этом нет. Здешние жители знают рыбку, которая при малейшей тревоге

загоняет свой выводок мальков в рот для безопасности. Они так и

называют её – галилейская рыба-мать[4]. Бывает, что вместо мальков рыба-

мать хватает то, что блестит, и часто рыбаки находят среди прочего и

монеты. Хорошо, я принимаю такое объяснение, но ведь не мог же Он

знать, что именно в этот раз, и у первой же рыбки найдется нужная

монетка?

 

Сусанна утверждает, что ученик, его называют Симоном, и он рыбак, мог

выловить и не одну рыбку, и ловить в нужном месте... Я не знаю, конечно,

всего, но мне, видевшей большие чудеса Иисуса, это маленькое и красивое

чудо нравится очень! Здесь, в городе, слава его как чудотворца почти у всех

на устах и не оспаривается… Но никто не хочет видеть в нём Пророка,

Мессию, несущего им новую волю Бога, как объяснила мне Сусанна. И я тут

же вспомнила собственное двойственное отношение к тому, что Он говорил

и что делал...

 

Одно из наиболее часто посещаемых Им мест – бет-ха-кнессет[5]. Дом

собрания построил для иудеев города дружественный им римский

центурион. Красивое и величественное строение, но мне в его пределах

делать нечего. Здесь – один из домов Бога, чуждого мне по духу, яростно

преследующего нас, женщин. Уже вытеснившего Великую Мать из

множества сердец. Он и сам не пустит меня на порог своего дома, да и я не

пойду к Нему.

 

Оставались его ученики. Я нашла их, разыскала дома, в которых Иисус

бывает. Чаще всего Он бывает у Симона – рыбака, у которого вылечил

шумную сварливую тёщу. Именно Симон нашел статир во рту у рыбки. И

теперь его узнали многие, кто до сих пор не слышал о существовании

Кифы. Почему его называют камнем? И действительно ли после своего

излечения Иисусом тёща стала удивительно доброй, тихой женщиной, как

говорят? А самое главное – ну почему, почему мне так интересно и важно

знать всё, что касается Этого человека? Он ведь совсем чужой мне, а

исчезни вдруг из моей жизни сегодня – и я умру от тоски...

 

Я вызвала в город Иоанну. И настал тот день, когда мы увидели Его

одного возле дома Симона-Кифы, на берегу. Никто не мешал Ему в тот час.

Он сидел, обняв свои колени, провожая глазами заходящее солнце. Громкие

голоса детей неслись из дома. Чайки тосковали над гладью моря. Откуда-то

издалека слышался стук молотка. И, несмотря на всё это, было тихо, очень

тихо... В мир сошли тишина и покой, царившие в этом сердце. Хотелось

просто подойти, присесть рядом, положить голову на это плечо, разделив

тем самым с ним эту тишину, и этот мир, медленно погружающийся во мрак.

Вместо этого я вытолкнула вперед Иоанну. И прежде чем она заговорила,

прежде чем успела сказать хоть слово своей подготовленной речи, рука её

коснулась одежд Иисуса...

 

– Кто коснулся меня? – услышали мы его незабываемый голос.

 

Как можно ответить на подобный вопрос? Иоанна онемела, да и я вдруг

потеряла способность к человеческой речи. Молча стояли мы рядом.

Медленно, словно нехотя, он поднялся и развернулся к нам. Наши

растерянные лица он имел возможность рассмотреть; мы же, стоявшие

против заходящего солнца, вместо лица видели лишь тёмное пятно. Он

имел право рассердиться на наше неуместное появление в час отдыха, и что

мы могли сказать в своё оправдание, не знаю. У Иоанны была, несомненно,

веская причина, захоти он её выслушать. А у меня? Сказать, что я

тосковала по Его руке, ласкавшей мои волосы на другом берегу Генисарета?

Он, иудей, Он, у которого уже есть ученики и, наверное, они почтительно

называют его "равви", станет говорить с женщиной, и какой женщиной –

заведомо грешной, недостойной, от которой можно оскверниться?

 

– Так кто же из вас коснулся меня? – мягко, совсем не рассерженно

сказал Он, видимо, снисходя к нашей растерянности и женской слабости.

Мне даже показалось, что Он улыбается.

 

– Впрочем, я знаю, это ты, – обратился Он к подруге. – Я ощутил твоё

желание. Оно огромно, как и твоя вера. Как ты веруешь, да будет тебе. Ты

станешь матерью. Не завтра, это не в моих силах, – и я вновь поняла в это

мгновение, что Он улыбается.

 

И Иоанна, и я продолжали молчать. Ибо Он продолжать поражать

наши сердца глубоким видением, настолько глубоким, каким может быть

лишь неземное, нечеловеческое видение. Так какое же – божественное?

демоническое?

 

И тут я услышала слова, окончательно выбившие у меня почву из-под

ног.

 

– А ты, женщина в красном? Ты ничего не хочешь от меня?

 

В этот вечер я была не в красном!

 

– Трудно не заметить женщину столь редкой красоты, – словно

отвечая на мои разбегающиеся мысли, продолжал он. К тому же

разогнавшую столько народа, и смутившую моих учеников. Ты была не

слишком добра к самому младшему из них, мне казалось, что ты желала

бедняге Йоханану выпасть из лодки.

 

Это было уже слишком для моей растревоженной души.

 

– Кто ты? – вырвался крик. Он вздохнул. И облёк свой ответ в

малопонятные слова.

 

– Я – сын человеческий... И зовут меня Й’эшуа.

 

[1] Кфар Нахум или Капернаум (поселение Наума) - находился в северной

части озера Кинерет. Довольно большой галилейский поселок стоял на

старой дороге из Сирии в Египет. Здесь находилась римская таможня и

гарнизон на границе между владениями Ирода Антипы и Филиппа. В

дальнейшем будут применяться оба названия.

 

[2] Евангелие от Матфея. 8:20.

 

[3] Евангелие от Матфея. 17:27.

 

[4] Принадлежит к семейству Cichlidae – «выводящие во рту».

Пресноводные рыбы, обитающие в основном в теплых водах Африки и

Центральной Америки. В Кинерете водится шесть разновидностей этого

семейства. Они интересны своим способом выведения потомства. Самка

держит свою икру во рту до вылупления мальков. Но даже после рождения

эта рыба периодически, особенно во время опасности, захватывает мальков

ртом. Такую опеку о мальках проявляет не только самка, но и самец. На

иврите этот вид рыб называется Амнун-а-Галиль – галилейская рыба-мать.

Одна из её разновидностей в народе получила название «рыба святого

Петра». Эта рыба часто захватывает в свой рот вместо мальков блестящие

предметы.

 

[5] Бет-ха-кнессет (дом собрания) – еврейский дом молитвы. Употребляется

ещё одно название – бет-ха-тефилла (дом молитвы). По-гречески

называется синагога. Время возникновения синагог точно не известно.

Возможно, они возникли после разрушения Первого Храма (586 г. до н.э.).