- Ни о чём не думай, не беспокойся, плыви в потоке. Тебя нет - есть мы, нас много. Тебя нет, есть коллективное сознание. Пёстрый орнамент, и ты маленький кусочек рисунка. Зачем кусочку боль? Не думай, вливайся в поток, ты с нами… Странные голоса, откуда они взялись? Лёвка уже два часа сидит в темноте, обхватив руками голову. Наташу увезли в шесть вечера, чтобы успеть на поезд. Родители собирались тихо, почти не разговаривали. Да и о чём говорить, всё давно сказано. Вопрос о том, чтобы поехать старшему брату даже не обсуждался. Сейчас они могли думать только о Наташе. Да и билеты дорогие. Пока они укладывали вещи, Лёвка сидел на Наташиной кровати, держал сестрёнку за руку. Ладошка тёплая. Тёплая, живая. Он старался отвлечь её сказками, а сам думал: как в таком маленьком теле может находиться больное сердце? Сердце, оно же размером с кулак, Лёвка читал. А Наташин кулачок он легко может обхватить своей рукой. - Ни о чём не думай, плыви в потоке, тебя нет… Как хотелось послушаться, откинуться на спину и закрыть глаза. Папа зашёл в комнату и поднял Наташу вместе с махровым пледом. Рука разжалась, а из-под пледа Лёвке на колени упала маленькая кукла. Наташка улыбнулась – она смелая девочка – и помахала пальчиками. А Лёвка чуть не взвыл, но тоже улыбнулся в ответ. - Приедем, позвоним, - возле порога сказала мама. Приедут они в семь утра, в восемь Наташа окажется в палате, а в двенадцать в операционной. Врачи сказали: шансы пятьдесят на пятьдесят. Чудо уже то, что до них дошла очередь, и нашлись деньги на операцию. Два месяца Наташа пролежала в клинике на обследовании, а за неделю до операции её выписали домой. Почему выписали? Клиника единственная, мест не хватает, конвейер, можно заплатить и остаться, но родители забрали девочку. И правильно сделали! Лёвка провёл эту неделю рядом с Наташкой, забил на институт, на друзей, на девушек, сидел и читал ей сказки. А Наташа слушала и шила. Что она шила? А, да, платье для куклы, которая лежит на одеяле. Сшила из кусочка золотой парчи, а сзади приделала два белых пёрышка. Где она их нашла? Ну, конечно, вытащила из подушки! Получилось неуклюже, но Наташа назвала куклу Ангелом и прижала её к себе, как самое дорогое сокровище. - Лёв, а единороги добрые? В книгах они все добрые, но ведь они не существуют? Лёв, а ангелы существуют? - Существуют, - улыбался он в ответ. Он готов был поверить и в единорогов, и в кого угодно, лишь бы успокоить Наташу. Вспомнилось, как в прошлом году она радовалась первому снегу. Наташа кружилась, задрав лицо вверх, ловила снежинки на ладошку и смеялась. А если в этом году она не увидит снега? Не думать об этом! Думать о другом. - Боли нет, тебя нет, есть поток, нас очень много, двигайся… - Я есть, - громко сказал Лёвка. Сидеть в темноте стало невыносимо, он быстро встал и включил свет. Странные мысли жужжали в голове, как пчёлы. Пчёлы! Мёд! Наташка любит мёд. Летом, с пасеки, на дачу привезли полные соты. Наташа испачкалась сама, испачкала всех, липкими пальчиками пыталась снять крошку воска с Лёвкиных ресниц. А глаза хитрые-хитрые: все видите, как мне сладко? Как же они смеялись! В следующем сентябре ей идти в первый класс. На неё нацепят огромные банты, дадут в руку портфель и она отправится в школу. Отправится ли? При свете стало легче, но ходить из угла в угол быстро надоело. Лёвка бухнулся в собственную постель. До этого не спал две ночи, поэтому сразу отключился. Во сне Наташа стояла на ступеньках его бывшей школы, и оглядывалась. На голове белые банты, в руках огромный букет, он ей мешает, но какая она торжественная! Впереди её ждут жизнь, учёба, подружки, первый поцелуй… - Иди, малышка, не бойся! - кричит Лёвка. - Я встречу тебя после уроков! Наташа и не боится, поднимается на ступеньку, ещё на одну, ещё… Банты смешно подпрыгивают. Но вдруг лестница вверху начинает крошиться, осыпаться, Наташа кричит и проваливается в неизвестность. Лёвка тоже кричит, бежит к ней, но не успевает. Просыпается с криком. На часах три часа. А если позвонить родителям? Уже ночь, все спят, мама выйдет в тамбур и скажет, что надо надеяться. Надеяться! На что? И как помочь?! Свет горит, ужасно мешает. Надо его выключить и снова постараться уснуть, но без кошмаров. В темноте Лёва возвращается в кровать, но глаза не закрываются. Постепенно темнота сгущается, и в левом углу комнаты образуется чёрный расплывчатый сгусток. Это уже не сон, сны такими реальными не бывают. Комок бесформенной массы приближается к Лёвке, и он слышит голос. Гулкий, как из колодца: - Хочешь избавиться от страданий? - Кто ты? - губы становятся непослушными. - Правильнее спросить – что я? - поправила масса. - Тогда что ты? - отчего-то без страха спросил Лёвка. - Я то, что может избавить тебя от боли. Соглашайся, и тревога за сестру уйдёт. - Ты можешь её вылечить? - Нет. Она умрёт. Но ты не почувствуешь боли. - Что? - теперь Лёвка понимает, что не может пошевелиться, почти не может, а горечь страшных слов завязла во рту привкусом полыни. - Я забуду её? - Почему забудешь? Нет, будешь помнить, но без печали. Вспоминать, как о пролетевшей за окном бабочке. Захотелось встать и отдубасить сгусток за одно это сравнение Наташи с бабочкой. Но силы куда-то пропали: - Как тебя зовут? - спросил он зло. - Вот люди… - ухнула масса. - Всегда вам подавай имя. Не скажу. Лучше решай - берёшь помощь? - Да какую?! - Ну, скажем, я могу взять у тебя лишние чувства: сочувствие, сострадание, беспокойство за других, и глупейшие чувства вины и беспомощности. Вместо этого ты получишь трезвую оценку ситуации, равнодушный покой и уверенность в своей правоте. Наташи скоро не станет. Это факт. Страдания или лёгкая и приятная жизнь? Выбор за тобой. Лев вместе со злобой почувствовал бесконечное отчаяние. Хотелось верить, что всё это сон, но глаза открыты и реальность сгустка не вызывает сомнений. - Тебе с этого какая радость? - задал он ещё один вопрос. - Ты же не человек, ты нечто, какое тебе дело до человеческих чувств? - А в этом, милейший Лев, и заключается вся прелесть. Я в своём роде хищник, я питаюсь вашими страданиями. Тебя от них избавлю, но папаша твой с горя скоро запьёт, а матушка и года не продержится, покончит с собой. Чем не урожай? Но не беспокойся, тебе всё это тоже будет безразлично. Настолько безразлично, что сам удивишься. Берёшь? Поток, мысли, коллективное сознание – это тоже приснилось? Не похоже. - Как это? - не удержался Лёва. - Без страданий? - сгусток заколыхался, показалось, что там внутри кто-то гулко засмеялся. - Демоверсия? А ты мне нравишься! У тебя одна минута. Наслаждайся! И боль прошла. Улетучилась, испарилась! Тревога растаяла, а вместо неё вернулось чувство покоя. Лёвка вздохнул полной грудью. Как давно он не испытывал вот такой удивительный покой и безмятежность! По сравнению с прежним это показалось настоящим блаженством. Как хорошо расслабиться и вспомнить о нормальной жизни! Институт, друзья, долгожданный поход в кафе по поводу окончания сессии. И Алиска, однокурсница, давно не против замутить с ним отношения, а он не видит причины отказываться. Но как же мама? Она не выдержит? А что у неё останется? Пьющий муж и равнодушный сын? Мама - ещё одна бабочка за окном? Ну, уж нет! Вот когда родителям действительно понадобится помощь. И с чего он поверил сгустку, что Наташа умрёт? Кому он поверил?! - Ну, что, молодой человек, берёте? - некстати прозвучал знакомый голос. - Мне надо подумать, - ответил Лёвка. Слишком приятным оказалось чувство безмятежного покоя, слишком трудно сразу принять решение. - Как знаешь. Даю время до двенадцати. Начнётся операция, твоя сестра проживет двадцать две минуты и семнадцать секунд. Решай. И сгусток растворился. А Лёвка провалился в сон, но ничего на этот раз не увидел, или сны мелькали бледные и незапоминающиеся. Проснулся он с прежним чувством изматывающей тревоги. Часы показывали без четверти двенадцать. Мужчины не плачут, они молча переносят любые страдания. Где у них в доме коньяк? Всего один глоток, ну, может быть, два. Лёвка всячески убеждал себя, что сегодня его одолели ночные кошмары. Да, но покой ему не приснился. Почему нет? – шутки подсознания. - Славненько, славненько, - раздался знакомый противный голос. - Но коньячок потом. Сначала ответ – берёшь помощь? - Нет! - Лев так быстро поставил пузатую бутылку на место, что посуда в горке зазвенела. - Нет? Тогда страдай. Ты мне больше не интересен. Сгусток исчез, не оставив следа. Вот и всё. Операция началась, а тревога и отчаяние в Лёвкиной душе достигли предела. Осталось двадцать две минуты и семнадцать секунд. Пятнадцать, десять, пять… что делать?! Неожиданно взгляд упал на куклу, которая осталась лежать на одеяле. Лёвка сел и взял её в руки. Ангел. Нелепые крылья из белых перьев. Светлые кудряшки, золотое платье. - Ангел, - произнёс Лев вслух. - Я не знаю, есть ли у Наташи Ангел-Хранитель. Но если ты есть, помоги ей! Она в тебя верит. Пожалей её сердечко, не отнимай её у нас. Ангел, ты знаешь, какая Наташа, и как она нам нужна. Прошу, помоги ей перенести операцию! Позаботься о ней, дай ей сил! Ангел, не оставляй её, не отходи от неё… Его пальцы сжимали куклу, а взгляд устремился в пустоту, за много километров отсюда, в белую холодную кафельную комнату, где сейчас лежала его сестра. Он ещё долго что-то бормотал, просил, умолял. Теперь он не стеснялся своих слёз. Изредка, как короткие вспышки, пробегали мысли: «Зачем я это говорю?», « Так хорошо было без чувств, так спокойно!», «Наташа – бабочка, Наташа всего лишь маленькая девочка, таких много», «И что случится, если её не будет?», «Может, я зря отказался? Ампутация совести, но мне-то будет нормально! Девчонки в институте красотки, ночные клубы… кому будет плохо?» И сразу получал ответ: «Отцу, маме… всем». И снова начинал просить. За Наташу, за хрупкую бабочку, которая ему дороже любого покоя. Телефонный звонок. Очнувшись, Лёва взглянул на часы – половина четвёртого. Как время пролетело так быстро? Звонок! Мама! - Да, мам. - Лёвушка, всё хорошо, миленький мой, Наташенька выдержала! Папа хочет сказать… Трубку отняли, и Лёвка услышал голос отца: - Ты понял, сын? Всё обошлось! Жди нас через два дня. А сейчас надо успокоить твою маму – вот ведь когда истерика накрыла… Тань, ну, Тань, всё уже кончилось, успокойся… воды тебе принести, Тань? Лёвка слушал всхлипывания мамы, уговоры отца и нерешительно улыбался. За окном неожиданно и плавно закружились первые снежинки. 03.11.2011 |