С утра Наталья Сергеевна чувствовала себя отврати- тельно и всё же, быстро умывшись, начала готовить за- втрак мужу. Сама она завтракала после его ухода геркуле- совой кашей, которую муж терпеть не мог. Боль в правой лопатке, распространившись на плечо и руку, давала о себе знать при каждом движении. Середина октября. Дожди и резкое похолодание сразу же отразились на старой трав- ме, полученной в детстве. В ещё большей степени Наталья Сергеевна страдала из-за дочери. Скорее всего, и обострение боли есть резуль- тат психосоматического действия. У Алёнки обнаружили затвердение в груди, и ей предстоит сделать обследование на рак. При одной мысли о своей девочке и роковом сло- ве «рак», она испытывала непередаваемый ужас, перехо- дящий в паническую атаку. Наталья Сергеевна рассказала вечером об этом мужу. Тот посмотрел устало на неё и, не отрываясь от компьютера, проронил: — Жаль. — Я очень переживаю, — едва слышно прошептала На- талья Сергеевна. — Но диагноз же не подтверждён. Зачем мучить себя заранее? — Ты прав. Прав… У тебя логическое мышление, а у меня — одни нервы. — Вот и побереги их. Она кивнула согласно головой и вышла из комнаты. За- чем его расстраивать? Да и чем он может ей помочь? Он даже на секунду не в состоянии представить, что творится у неё в душе. Вот если бы это была и его дочь. Наталья Сергеевна привыкла справляться со своими проблемами в одиночку, и только когда ей было совсем плохо, приходила перед сном к мужу, ложилась и прижи- малась к его тёплому большому телу, но он тут же начи- нал её гладить. Она знала, что из этого ничего не полу- чится, потому как завтра рано вставать, муж не в духе и она не за этим пришла к нему, а за поддержкой, которой он не мог ей дать по причине постоянной перегрузки на работе, да и в силу своего характера — замкнутого, необ- щительного. Помыв посуду и приняв обезболивающее, Наталья Сергеевна вернулась в кровать, свернулась, как в детстве, калачиком и попыталась уснуть. У неё, конечно же, хрони- ческая усталость от всей этой жизни. Вдобавок на погоду стала невыносимо болеть рука, к вечеру — просто до слёз. Вот у Алёнки будет всё нормально, и она оживёт. Нет! Сон не шёл… Перед ней неожиданно ярко нача- ли всплывать воспоминания, и, несмотря на боль, Наталья Сергеевна села за компьютер. Да… Это был теплый майский день. Она не может вспомнить названия улицы, на которой родители снима- ли полуподвальное помещение в Саратове, вернее будет сказать — комнату, отгороженную печкой от маленькой кухни, без удобств: туалет во дворе. После войны и такую квартиру найти было не просто. Мама надела на неё перешитый недавно из старого платья сарафанчик фиолетового цвета. Сколько ей тогда было? Лет девять? И она взяла с собой коробочку из-под конфет, настоящее сокровище! В ней хранились фантики. Обёртки от маленьких шоколадок и шоколадных конфет Наташа складывала в одну сторону коробки, определяя им почётное место, а от карамелек, леденцов, ирисок — в другую. Девочки, живущие неподалёку, тоже имели свои сокровища и увлечённо производили обмен друг с другом, формируя свои коллекции. Фантики в то время заменяли девочкам недостающие игрушки. После войны промышленность только начала восстанавливаться. Приходилось играть самодельными куклами, пошитыми мамами. Личики у кукол разрисовы- вали химическим карандашом. Можете представить, ка- кие это были личики. И всё равно девочки любили своих кукол. Делали и бумажных вырезных куколок. Они были разрисованы цветными карандашами, и на них можно было надевать бесчисленное количество платьев, шапо- чек, обуви. Фантики же разнообразили скудный игрушеч- ный мир, радуя глаз картинками, серебряными, золотис- тыми разводами, яркими красками. Наташа вышла на улицу и села на скамейку у дома. Она себе казалась красивой в новом сарафанчике. Солнце све- тило в лицо, и ей приходилось немного жмуриться. По спине, оказавшейся в тени, прогуливался холодок. Мальчишки играли в мяч, разделившись на две коман- ды, и до неё доносились выкрики: «Ну, дурак, бей, бей… Вот жид!» Наташа не понимала значения слова «жид», но по интонации определила: очень обидное. «Спрошу у папы», — подумала она. К ней подошла девочка с юркими глазками из дома на- против. В руках она держала коробочку с фантиками. — Пойдём ко мне меняться. У меня много новых и есть двойные, — предложила она и с гордостью потрясла ко- робкой над головой. — Тань, давай здесь, — засомневалась Наташа. — Не… Мама отпустила на немного. И Наташа согласилась на предложение. Тем более что она стала замерзать. Девочки пошли в дом к Тане — собс- твенный, не съёмный. — Мама, мы на веранде с Наташей. Я пришла! — крик- нула Таня. Вышла женщина с миской в руке в длинной тёмной юбке, высокая, худая, на голове повязан платок. Выглядела она угрюмой, недовольной чем-то. — Ты живешь у Софьи Павловны? — спросила она строго. — Да. Внизу. — В подвале, — уточнила женщина. — И сколько вы платите? — Не знаю. — А кто твой папа? Наташа почувствовала прилив гордости. Она заме- тила, с каким уважением смотрели люди, когда узнавали должность отца. — Мой папа работает секретарём партийной органи- зации. — Где? — сухо спросила женщина. От Таниной матери исходила недоброжелательность. Это почувствовала Наташа, и, желая понравиться — она привыкла к хорошему отношению посторонних людей, — с улыбкой ответила: — На бумажном заводе, — и, немного подумав, добави- ла: — А раньше работал в органах. — В каких это органах? — Вроде бы… государственных, — чего-то испугав- шись, неуверенно, с запинкой проговорила Наташа. — В милиции, что ль? — продолжала выпытывать жен- щина. — Нет, в каких-то других… — и, неожиданно вспомнив сложное для запоминания слово, добавила: — По безопас- ности. Шпионов ловил, — и тут же с гордостью: — Мой папа дошёл до Берлина. Он майор в отставке. Командовал танковой батареей. Дважды был ранен, перенёс два ин- фаркта. Если бы папа не вернулся с войны, я бы не смогла родиться. — Мама, мы в фантики хотим поиграть, — с робостью в голосе протянула Таня. — Да играйте. Кто вам мешает. Девочки разложили на пыльном подоконнике свои ко- робки и увлечённо начали обмен. Женщина, не проронив больше ни слова, открыла крышку и полезла в погреб. Погреб был глубокий, не менее трёх метров, для хорошей сохранности продуктов в жару. Тане очень понравился фантик с изображением Крем- ля и обёртка от шоколадки с царевной на сером волке. Наталья Сергеевна перестала печатать и в задумчивос- ти пошла налить себе чаю. Ей пришла мысль попробовать поучаствовать в конкурсе, объявленном на одном из лите- ратурных сайтов. А почему бы и нет? Она не любила кон- курсы, да и времени совсем мало оставалось до окончания принятия конкурсных работ. И всё же… Наливая чай в чашку китайского фарфора, расписан- ную розами, Наталья Сергеевна силилась вспомнить, ка- кие названия были у фантиков. Перед глазами всплывали яркие обёртки. Она даже видела, как они топорщились в коробочке. Можно попытаться найти в Интернете, но ведь это тогда не будет воспоминанием, а она старает- ся зафиксировать, что хранит её память по прошествии стольких лет. Подоконник был узенький, пыльный, с облупившейся краской. Стёкла — мутные, давно не мытые. — Я тебе даю за этот фантик два. У тебя таких нет. Смотри, какие красивые. — А мне мой нравится, и я не хочу его отдавать даже за два, — уверенно заявила Наташа. — А хочешь за три? — И за три не хочу. — Подвинься! — недовольно, дёрнув рукой в её сторо- ну, сказала Таня. Наташа отступила в сторону. Запахло солёными огур- цами, и ей ужасно захотелось съесть хоть один огурчик. Она оглянулась и увидела Танину маму, вылезающую из погреба. — Ну… тогда давай на царевну с волком, — тоном, в котором слышались нотки приказа, быстро сказала Таня. — У меня такой фантик тоже один, — вздохнула с со- жалением Наташа. — Я тебе даю за этот фантик целых два! От караме- лек, — продолжала торговаться Таня. — А мне мой нравится, и я не хочу его даже за два, — уверенно заявила Наташа. Всё её нутро протестовало про- тив такого обмена. На фантиках от карамелек были какие- то узоры, выполненные одной краской, а на её фантике по тёмному лесу бежал волк — зубами щёлк с царевичем и царевной на спине. — А хочешь за три? — И за три не хочу, — стойко сопротивлялась Наташа. — Подвинься! — ударив Наташу локтем в бок, сказала Таня. Наташа сделал шаг в сторону. — Ну… ну… давай на царевну с волком, — настаивала Таня. — У меня этот фантик один, — не сдавалась Наташа. — И у меня один. Видишь? У тебя такого никогда не было. — Он у тебя грязный какой-то и мятый. — Его можно помыть. Смотри, — и Таня, плюнув на палец, начала стирать грязь. — Мне не нравится, — вздохнула Наташа. — Ещё подвинься! — оглянувшись, с раздражением сказала Таня. Наташа сделала ещё шаг и полетела в темноту погреба. — Мама, мама! Иди скорей сюда! Наташа в погреб упа- ла, — закричала Таня, готовясь зареветь. Женщина спустилась в погреб, взяла Наташу на руки, подняла наверх, принесла в комнату, положила на кровать поверх лоскутного одеяла. Наташа лежала, вдыхая чужой неприятный запах не- свежего белья. Она пока не осознавала, что с ней произош- ло. «Вот немного полежу, и боль пройдёт», — подумала она, проваливаясь в сон. Танина мать несколько раз подходила, спрашивала, пойдёт ли она домой. Наташа в ответ только стонала и слабым голосом отвечала: «Не могу. Не сейчас. Плохо мне. Немножечко ещё посплю. Можно?» — хотя ей было не- удобно оставаться у чужих людей, хотелось поскорее уйти. Но на каком-то подсознательном уровне она чувствовала, что ей нравится быть в этом большом доме. Они с родите- лями, сколько она себя помнила, жили в съёмных комна- тах, и Наташа мечтала, чтобы у них появился маленький, но свой домик. Наталья Сергеевна перестала стучать по клавишам, допила чуть тёплый чай. Она думала о том, что её детской мечте так и не удалось осуществиться. Не сложилось. Да. Такова жизнь. Пусть хотя бы у дочери сложится. Надо ждать лучшего. Надо думать о лучшем. Такие советы на все лады дают психологи, уверяя, что мысли материализуют- ся. Возможно, возможно. Но вот проверить как? Всегда на возражение найдётся ответ: не с той силой страсти желала. Сколько Наташа пролежала? Засыпала, просыпалась, снова засыпала... Её тошнило, знобило. Сильно болело тело. Когда просы- палась, тревожно думала, что скажет маме. «Пройдёт, ниче- го страшного. Завтра будет легче», — уговаривала она себя. Домой Наташа вернулась поздно, после того как жен- щина недовольно сказала: «Пора, пора… Твоя мама небось волнуется», — и помогла ей подняться с постели. Наташина правая рука не желала двигаться. Продол- жало сильно тошнить. — Где ты была? Что с тобой? — с беспокойством в го- лосе спросила мама. — Я хочу лечь. — Что случилась? — Упала в погреб. — Как упала? — У Тани. Мы менялись на веранде фантиками… а её мама полезла в погреб за солёными огурцами. —Ты не видела, что погреб был открыт? — Видела. Потом забыла об этом…. Мама, я лягу… — Ложись, ложись. А что у тебя с рукой? — Не знаю… Пошевелить не могу. Ударилась сильно. Наталья Сергеевна подошла к окну. Моросил дождь. Туман скрывал очертания домов. Так скрываются буквы, когда потеряешь очки и надо что-то прочесть. Редкие про- хожие передвигались под зонтами. Рука стала меньше бо- леть. Помогла таблетка. Мысли о дочери не оставляли ни на минуту. Даже сочинение рассказа не могло её вполне отвлечь, избавить от тревоги. Главное — верить в хорошее, главное верить… У Наташи поднялась температура. Она постанывала и никак не могла уснуть. Папа пришёл поздно, сильно раз- волновался, узнав о случившемся. «Похоже на перелом. Нужно обязательно показаться врачу», — сказал он маме. Наташа лежала под одеялами и тихонько, чтобы не слыша- ли родители и старшая сестра, плакала. Утром они с мамой долго ехали на трамвае. Потом си- дели в очереди. После осмотра детский врач отправила их в костно-хирургическое отделение при институте для на- ложения гипса. Они снова мучительно долго ехали, долго шли, долго сидели в очереди. Мама много раз выходила курить. Наташа, сильно волнуясь, ждала её. От боли и от усталости у неё то и дело начинали бежать слёзы. Она, стыдясь, размазывала их ладошкой по лицу с трудом сдер- живаясь, чтобы не разрыдаться. Приёмная представляла собой длинный узкий кори- дор с очень высоким потолком. Пол был покрыт квад- ратными плитками. Изредка проходили мужчины, жен- щины, дети. У одних в гипсе была нога, у других рука. У одного мужчины — даже шея. И он походил на ожив- шую статую. В длинной очереди сидели пока ещё не за- гипсованные. — Мама, а мне тоже наложат гипс? — Если обнаружат перелом. — А если сильный ушиб? — Тогда не наложат. Наташа глубоко вздохнула. Ей не хотелось ходить с гипсом. «Хоть бы не перелом. Хоть бы не перелом», — шептала она тихонечко, скрестив указательный и средний пальцы для исполнения желания. Уф!.. Очередь подошла. Врач внимательно осмотрел Наташу, после чего ей сделали рентген, наложили гипс. Оказалось, что у неё открытый перелом руки в двух местах, сотрясение головного мозга и подозрение на тре- щины в позвоночнике. «Постельный режим. Для профи- лактики возможного образования горба под ватное оде- яло положите деревянный щит. Девочке нужно спать на твёрдой поверхности», — дал наставление доктор. «На этом следует закончить рассказ, а то он может плавно перерасти в повесть», — подумала Наталья Серге- евна. Наташа получила и психическую травму. Её преследо- вал страх стать горбатой. Сидя за партой, она тянулась ма- кушкой вверх. Девочки находили её излишне замкнутой, и у неё не оказалось подруг... Зазвонил телефон. Наталья Сергеевна сняла трубку. — Мама, я хочу тебя обрадовать, — кричала дочь. — У меня мастопатия. Ничего страшного. Банальная масто- патия. — Слава богу! Слава богу! Слава богу! — Мам, ты что там, плачешь? — Алёнка! Это от радости. От счастья слёзы. Какая я всё же счастливая… — Мама, я потом по Skype подробно обо всём... Не волнуйся. Подробно расскажу. Приеду и соединимся. Пока. Целую — Хорошо, доченька. Родная… Жду… Наталья Сергеевна повесила трубку и, не сдерживаясь, разрыдалась в голос, выдёргивая одну за другой бумажные салфетки, которые тут же становились мокрыми от слёз счастья… |