ШУТ Твой замок, зубьями в небо поднятый, каждый час твоей жизни помнящий. Бывали здесь и принцессы, и Золушка, и все говорили шёпотом: «Вот уж как?» А был ты шутом самого Высочества, называли тебя все без имени-отчества: «Эй, шут!» - обращал ты лицо печальное... На любимой руке кольцо обручальное. Как-то ночью безлунной меж зубьями тёмной тенью скользнуло безумие. И лежал, окружённый зеваками, мой печальный шут, не оплаканный... Его замок, зубьями в небо поднятый, каждый час его жизни помнящий. Бывали здесь и принцессы, и Золушка, и все говорили шёпотом: «Вот уж как?!» ПОСЛЕДНИЙ ТОМ Горят оплавленные свечи: кого-то ждут? В жилище тихо входит вечер на пять минут. Остаток предоставлен ночи прикрытьем штор. Проходит, как ни странно, молча наш разговор. До самого утра продлится стихом моим, где посвящаются страницы лишь нам двоим. А на другом краю планеты, где день настал, строчит французские сонеты мой идеал. Строчит, чтоб пищу дать камину. И так всегда... Как легкомыслен господин мой - не по годам! Его собраньем сочинений согрет весь дом, И на стене мелькает тенью последний том. ТАЙНА ВАШИХ ОЧЕЙ Первый наш поцелуй под парами вина, под шипение старой пластинки. Сингапур, океан, молодая луна, и звучало танго «по-вертински.» Я любил вашу тень, запах ваших волос, и звучало танго не случайно: Сингапур, океан и небес купорос - ваша жизнь, что окутана тайной... Тайна ваших очей - эхо тёмных пещер, тайна ваших дорог - по спирали. Разгадать ваши тайны так сложно, ма шер, вы не просто ушли - вы сбежали... Был второй поцелуй через целую жизнь, пахли ладаном нежные пальцы. Хор бессмысленных ангелов вас окружил, отодвинув смешного паяца. И опять, как когда-то, светила луна под шипение старой пластинки. И была белизна ваших губ холодна... Жглись свечей оплывавшие льдинки. НОКТЮРН День безрассудный вычерпан до дна... Холодный вечер... Два поворота ржавого ключа... Шоссе... Такси... Надорвана сердечная струна... Чем струны лечат? У старого седого скрипача спешу спросить... Такси... Шоссе... На горизонте грусть - преддверье шторма... Седой скрипач, играющий ноктюрн, уходит в ночь... Мелодию я помню наизусть... Но жмёт на тормоз шофёр такси... А на душе сумбур не превозмочь... Уходят в ночь — скрипач, такси, шоссе... Все — «до» и «прежде»... Обратно хода нет — мой заперт дом, потерян ключ... С далёких звёзд за тысячи парсек спешит надежда... И, распахнув глаза на миг, с трудом, ловлю я луч... ГДЕ-ТО ДАЛЁКО НА БЕЛОМ СВЕТЕ Солнце с холодным прищуром светит, застревая в кухонном окне. Где-то далёко на белом свете помнишь ли обо мне? В комнате весело от обоев - обожаю оранжевый цвет. Где-то далёко - в стране ковбоев - клином сошёлся свет на бесконечном западе дальнем, где по прериям скачет мустанг (эта картина висела в спальне - сказкой далёких стран!). Детство, беспечность, роман Майн Рида, изумрудная зелень травы, скачет в зеркале заднего вида всадник без головы... Ты за рулём - всё из той же сказки, (как понять, где кончается ложь?), щуришь глаза из-под чёрной маски, и не унять мне дрожь... Солнце с холодным прищуром светит, застревая в кухонном окне. Где-то далёко на белом свете помнишь ли обо мне? И СЛОЖИТСЯ СТРАНИЦА На запасных путях остался мой вагон, отныне навсегда - полусгоревший остов. Казалось бы - пустяк, страшилка для ворон, но в прежние года - моей надежды остров. Полмира за тобой неслось под стук колёс - как старая гармонь скрипят твои суставы. Ты стал моей судьбой, и в тишину увёз, отбившись сквозь огонь от своего состава. И воздух, и земля, и насыпь из камней, пропитаны твоим желаньем возродиться. С упорством корабля на перепутье дней восстанешь из руин... И сложится страница. БОГ ПОСТЕЛИЛ ДВЕ БЕЛЫХ ПРОСТЫНИ Бог постелил две белых простыни: одну на землю, на небо - другую, и следом от накатанной лыжни до горизонта прочертил кривую. Я знаю - это твой заметен след, не заметён, а именно - заметен. И эти - полуявь и полубред - мне в уши нажужжал восточный ветер. От гор твоих к балтийским берегам соединяя ароматы кедров и сосен, серебристых амальгам уральских рек с заливом Рижским щедрым, несёт он неназойливый привет, заглядывая в новые страницы моих стихов, явившихся на свет сквозь щёлочки в заснеженных ресницах. Считает ветер солнечные дни, их мало в январе, и счёт - впустую. Бог постелил две белых простыни: одну на землю, на небо - другую. ГЕРОЙ, Я НЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ Сходил от ревности с ума, писал стихи и в гневе комкал, потом в корзине для бумаг искал обрывки и обломки своих неразделённых чувств к холодной ветреной девице, а без неё был вечер пуст: чужая жизнь, чужие лица. Она однажды позвала: нужна была для слёз подушка - в камине серая зола, и ничего, что грело б душу. А он пришёл с букетом роз, и было очень всё банально: короткий секс, и на вопрос, чем согрешил поэт опальный? Ему ответило шутя дитя блаженства и порока: «Герой, я не люблю тебя! *) И не суди меня жестоко.» *) Фраза Наины из "Руслана и Людмилы" А.С.Пушкина КЛУБОК ОПАВШИХ ЛИСТЬЕВ Предвидя расставанье, я не стремилась к встрече - терять и обжигаться мне было не впервой... Был ветрен и морозен глухой ноябрьский вечер, клубок опавших листьев катил по мостовой... А мимо проезжали фольксвагены и ауди, и жёлтых мерседесов гудящие такси... Клубок опавших листьев - танцор на светском рауте - кружился в вечном вальсе вокруг своей оси... Был сумрак неуютен... и загорались свечи на окнах, а на кухнях заваривался чай... Предвидя расставанье, я не стремилась к встрече: она меня в тот вечер настигла невзначай... Неловко поскользнувшись в обледенелой луже, я ощутила силу мужских надёжных рук... Остановить мгновенье хотелось мне - о, ужас! Секундной стрелки спица описывала круг... В витринах магазинов улыбки манекенов: на идеальных формах одежда «от кутюр»...*) В глухой ноябрьский вечер всех ждали перемены... Клубок опавших листьев разбился о бордюр... *) «Haute Couture“ фр. - высокая мода. ВЕСЕЛИЛСЯ МАРТ Веселился март - из окошек дуло, не сдавалась стужа и мели метели. На стене ружьё с беспощадным дулом, и в последнем акте из него застрелят. А пока темно в театральном зале, лишь скользят беззвучно музыкантов тени - собрался оркестр - полонез сыграли. Называлось драмой то, что шло на сцене. Дирижёрский пульт, как утёс над морем, фалды фрака, словно вороньё, взметнулись. Жизнь пройдёт с судьбой в бесконечном споре, разрешить который сможет только пуля. |