Тимофеевна к ночи подготовилась основательно: мобильный телефон под подушкой, молитвослов и очки на расстоянии вытянутой вдоль тела руки, чтобы легко можно было дотянуться, бутылочка с водой на прикроватной тумбочке и, самое главное, пустая баночка на случай, если ночью приспичит по малой нужде. Когда-то она ухаживала за лежачим больным и баночка зачастую выручала в самый неподходящий момент. Только в этот раз она не подумала, что баночкой удобно пользоваться мужчинам. Но это будет потом, когда приспичит. Главное - приготовилась. Она ждала приступа. Всё равно, какого: то ли почечного, то ли радикулитного, то ли грыжи. В свои «подвосемьдесят» она легко придумывала букет болезней, начитавшись премудростей в любимой газете «ЗОЖ». Благо, в больницу ни ногой. Забыла, в каком столетии анализы сдавала. Но самодиагнозами увлекалась, как заправская травница. И соседок могла подучить как «шпоры» на пятках лечатся, как «рожу» убрать, как почки подлечить. Самой такие рецепты никогда не помогали, но она никогда и никому об этом не рассказывала. Кряхтя и постанывая, Тимофеевна кое-как улеглась на предварительно взбитую перину, взяла в руки молитвослов, но чтение не шло. Она начала перебирать в памяти весь прожитый день. Первый день без бомбёжки. ** Утро было ярким и тёплым. Сретение Господне подарило щебет какой-то пичуги, разглядеть которую Тимофеевна даже не пыталась. Пусть себе щебечет. Весна на носу. У подъезда стояли соседки, вынырнувшие из своих квартир, чтобы прислушаться к утренней тишине. У них был особый ритуал – обсудить всех и вся с самого утра, не замечая себя, бездельниц. Слово за слово, пролетел час - полтора. Когда Тимофеевна спохватилась, мерзлая земля от солнечных лучей кое-где подтаяла, но это её не остановило. Она всё равно пошла к роднику. Придерживая тачку-кравчучку, на которой, как барыня, восседала ёмкость для воды (такой пластмассовый баллон), она волокла за собой ржавое приспособление на колесиках. Можно было идти, придерживаясь за тачечку, но без клюки бабушка не выходила из дому. Когда-то, очень давно, у неё кружилась голова, и она потихоньку от детей попробовала выйти на улицу с палочкой. Ей это понравилось. Да так, что она к палочке просто прикипела. Голова давно перестала беспокоить, но стали болеть ноги. Каждый раз, выходя из дому, она прислушивалась к себе. Любое недомогание оправдывало клюку. Со временем старушка к ней приросла и не оставляли ни на миг помощницу. ** Поклонившись в пояс соседкам (она давно привыкла к этому ритуалу прощания и приветствия не потому, что была в чём-то ущербной, а потому, что некоторые из товарок были глуховаты), Тимофеевна пошлёпала к роднику. Раньше ей и в голову не пришло ходить в такую даль по воду: в её доме на первом этаже в магазине торговали очищенной водой. Но это было ещё до войны. Организм, привыкший к чаю из очищенной воды, не принимает другого вкуса. Нет того удовольствия. А почему бы не побаловать себя свежезаваренным чаем из чистой воды? Если нет лишней пятёрки для покупки, значит надо довольствоваться малым. То есть, трудным. Со временем старики и старушечки выработали (или натоптали) свой маршрут к роднику и гуськом, друг за другом, спускались в низинку. Кто- то, заботливый и хозяйственный, выложил тропинку природным камнем, чтобы во время спуска не скользить по мокрой траве или грязной раскисшей от воды жиже. Спуститься вниз по крутым ступеням для молодого организма было легче лёгкого. Только никто не подумал о стариках. Не подумали, что у старого организма и шаг мелкий, и дыхание слабое, и мышцы никакие. Да еще и в это время надо тащить ёмкость с водой. Испытание не для слабых. Хорошо, если рядом будут ребята или мужчины помоложе. Они никогда не оставят без внимания стариков. Закон водопоя (или закон джунглей) срабатывал и у людей. Тимофеевна дошкандыбала до ступенек и поняла, что никто в это утро ей не поможет. Все куда-то запропастились. Оставив тачку у ступенек и пристроив у кустика клюку, она осторожно начала спускаться вниз рядом с крутыми ступенями. Солнце продолжало прогревать землю, превращая её в жижу. Конечно, она оступилась. Иначе и быть не могло. Почему она не спустилась по ступеням, а решила сойти рядом с ними, она и сама не знает. Вниз она практически сползла на коленях. Там она вымыла грязные руки в роднике, постанывая от жгучей ледяной боли, осмотрела себя и решила, что застирывать юбку здесь не будет. Набрав воды, закрутив баклагу покрепче, насколько позволяли силы, Тимофеевна пошла вверх. - И кто только соорудил эти ступени! – в сердцах она оглянулась к роднику в надежде увидеть хоть кого-то. Тщетно. Каждая ступень давалась с трудом. И тогда Тимофеевна, встав на колени и подняв руки к небу, взмолилась: - Господи, спаси и помилуй неразумную. Не дай упасть, подтолкни, помоги. Помог. Правда, она всё же упала снова на колени, но выкарабкалась наверх, где и поняла, что спину всё же сорвала. И угораздило её в такой праздник тащиться по воду. Привязав к тачке ёмкость, она потихоньку побрела домой, по дороге не обращая ни на кого внимания, а видя перед собой грязный подол юбки, грязную куртку, сапоги-дутыши. Сапоги. Они и так на ладан дышали, а теперь еще и дыра появилась. Хоть и старенькими они были, но очень удобными. Больные ноги легко ныряли в растоптанную обувь и на некоторое время позволяли не думать о боли. Надо бы зашить. Где-то в коробочке шило есть и суконная нить. С этими мыслями Тимофеевна переступила порог квартиры. Стирать всё испачканное она не стала. Замочила всё в тазу и поставила старенький чайник на плиту. Чай с печенюшкой из гуманитарки был для неё несладким, сколько бы в него она не клала варенья. - Дожила, - покачала головой Тимофеевна. – На чужие хлеба перешла. Она подошла к окну и увидела группу мальчишек, несущих в руках баклаги с водой. - Где же вы были раньше? – спросила она своё окно. Спина разболелась не на шутку. Как прошёл день, она уже и не помнит. Помнит только боль. Кое-как дотянув до вечера, она приготовилась к тому, что утром не встанет с постели. Она готовилась к смерти. Если раньше смерть она видела в бомбёжке, то сегодня в ноющей боли в пояснице. Когда Тимофеевна уснула, знает только молитвослов. ** Утром она забыла, что готовилась умирать. За окном что-то громыхнуло. Тимофеевна понимала, что «мусоровозка» опустила небрежно контейнер на землю, тем самым напугав часть дома своим грохотом, но по привычке перекрестилась, прислушиваясь, уплывает ли из-под неё кровать. Всё осталось на месте. Значит, не бомбят. Спина не ныла. Господь помог. Нельзя сейчас болеть. Надо мира дождаться. Кряхтя и постанывая, она сползла с кровати очень осторожно, чтобы не обидеть ни одну мышцу спины. Вроде, не обидела. Укутав поясницу пуховым платком, Тимофеевна подошла к окну. Позёмка мела по дороге, люди прятали носы в шарфики, небо хмурилось. Вот когда надо идти по воду. Но сегодня ей туда не надо. Сегодня у неё по графику – гуманитарка. 16.02.15 |