Накануне Рождества в доме было непривычно тихо. Дети уехали в зимний лагерь, а взрослые, готовясь к торжеству, так устали, что спали в своих комнатах без задних ног. Не спалось только дедушке. Он сидел около камина и наблюдал мерцание оранжево-синих языков пламени в просторной топке. Он любил эту игру цвета и тепла, изменчивую живость угольев, когда казалось, что ещё чуть и огонь заговорит с ним. Старый человек подсел поближе и услышал тихий, шероховатый, чуть надтреснутый голос: - Вот люди, никак не поймут, что только я - Огонь - могу быть истинным образцом для подражания. - Так уж и образцом? - подхватил дедушка, ничуть не удивляясь, а скорее радуясь необычному собеседнику. - Да, образцом!- без ложной скромности полыхнул огонь, показывая дедушке длинный фиолетовый язык. От языка полетели красные искры в разные стороны. - К деньгам,- сказал дедушка, разглядывая жаркие звёзды, салютующие в керамическом пространстве топки. Если бы не защитное стекло закрытого очага, искры могли вылететь наружу и продырявить пустые карманы в пиджаке старика, да осесть там золотыми монетками.... - Вот и я говорю: пример самопожертвования и верного служения. Разве я не патриот? Согласись, старик! - продолжил самоуверенно Огонь. - А награды мои за растраченный пыл -где? Премиальные, так сказать; заслуженный отдых, наконец,- перечислял всё яростнее мастер тепла. - Пенсию забыл, заслуженную, - подсказал дедушка разбушевавшемуся Огню. - Ну, ты знаешь, что всё материальное мне чуждо,- отозвался новым всплеском искр Огонь,- мне бы духовной награды: стихов, песен в мою честь. Где гитара, старик? Помню, помню, как бывало..., - замечтался огонь. - Гитара, говоришь? А ты на чем пляшешь, жаркий мой, приглядись-ка лучше.... - Ты что наделал, старик? Гитару мне на съедение отдал? - А ты самопожертвуй, не ешь, только пляши, - съехидничал дедушка. - Но я не могу остановиться! Как, ты ещё смеёшься? Это после стольких лет дружбы? Мою любовь, ту, ради песен которой я грел тебя, твои старческие пальцы, твои ревматические колени? Ты, воспользовавшись дикой моей природой, отдал мою единственную отраду мне же на съедение? - не унимался огонь, всем пламенем охватывая остов гитары. Под его натиском гитара рассыпалась, взметнув новый сноп искр. - Ревность жарче пламени, но я не пою больше песен.... А ты слишком разговорчив сегодня, Огонь,- сказал недовольно старик. Он перекрыл поддувало камина и вышел из комнаты. - Это всё сантименты, завтра дам ему берёзовые поленья, добавлю вишнёвой косточки, посмотрю, как Огонь заиграет, обрадуется и всё забудет... Моя гитара, что хочу, то с ней и делаю,- утешал себя старик. Он не желал видеть, как умирает огонь подле обугленного извива гитары. |