«Я буду царствовать или умру»

Великая княгиня Екатерина Алексеевна.

 

Часть І. Царская свадьба

 

До Москвы оставалось 60 верст. Позади – Берлин, Рига, Петербург. Почти месяц длилось путешествие из Штеттина, где 1 января 1744 г Иоганна - Елизавета урожденная принцесса Гольштейн – Готторпского дома получила письмо, написанное Брюммером, обер - гофмейстером великого князя Петра Федоровича, о немедленном прибытии с дочерью ко двору русской императрицы. Письмо, перевернувшее жизнь четырнадцатилетней принцессы Софии и направившее судьбу в неизвестное и таинственное русло.

София не боялась ни расставания с родными, ни встречи с великим князем. Их краткое и на первый взгляд малообещающее знакомство случилось в Эйтине у епископа Любекского на одном из торжеств гольштинцев. Невысокого роста, в роскошном парадном мундире, с довольно миловидным лицом, робкий и неуклюжий, он понравился Софии, хотя потаенные нежные струны сердца молчали. Узнав о возможности стать его женой, она была уверена, что сумеет расположить его к себе, как это уже случилось в Эйтине. И если свадьба состоится, то жизнь их будет спокойной и счастливой. Правда, это «если» во многом зависело от императрицы.

Всю дорогу мать наставляла и назидательно внушала, что она обязана понравиться императрице, и, не дай бог, если Елизавета останется недовольна, или вдруг свадьба расстроится, то уж…

- Пеняй на себя! – жестко и безапелляционно вынесла приговор Иоганна-Елизавета.

- Да, - покорно ответила София, плохо представляя, что такое она должна сделать чтобы завоевать русское сердце могущественной императрицы, если за четырнадцать лет жизни она не смогла покорить материнского.

И вот через несколько часов все свершится.

София сидела на кушетке в маленькой комнатке постоялого дома, прислонившись спиной к деревянной стене, тревожная, переживающая, пунцовая. Она наблюдала, как мать наряжалась в придворный туалет, красилась, надевала драгоценности. С явным удовольствием Иоганна-Елизавета разглядывала себя в зеркале, репетируя реверансы и улыбки. Много лет назад ее родной брат Карл Август был возлюбленным дочери Петра Великого. О, сколько честолюбивых замыслов и планов одолевало ее девичье сердце! Она мечтал о роскоши, интригах, славе, богатом и удачном замужестве. Но все неожиданно рухнуло, когда брат заболел оспой и скоропостижно скончался. Сама Иоганна-Елизавета стала женой малоизвестного и бедного князя Христиана Августа Ангальт-Цербстского старше ее на двадцать лет, более чем скромная партия. И вот спустя годы, их семья снова получила возможность породниться с русской государыней, войти в узкий круг избранных, хозяев мира.

Иоганна-Елизавета заметила дочь. Ее брови негодующе сдвинулись.

- Почему ты еще не переоделась? Что за манеры! Чего сидишь! А ну быстрей! У тебя осталось четверть часа.

София стянула с себя, как можно скорее дорожный туалет и надела платье из розового шелка с серебром. Служанка подправила прическу. Девочка благодарно улыбнулась. Она сама плохо разбиралась в нарядах и туалетах. По каким-то причинам мать не желала делиться с ней ценным и необходимым каждой женщине искусством создавать и украшать саму себя. Поверх платья София надела соболью шубу, а прическу прикрыла меховым капюшоном. Это был первый личный подарок императрицы Елизаветы. Шубу вручили в Риге. Там же комендант крепости генерал Салтыков на торжественном ужине поведал историю восшествия на престол дочери Петра Великого. Девочка слушала, не смея перебивать, или отвлекаться. Рассказ полностью захватил ее. В одно мгновение почти забытая и мало кому интересная женщина взлетела на вершину могущества став властительницей восемнадцати миллионов судеб и необъятных русских просторов. Эта история настолько глубоко проникла в сердце, что София уже никогда не смогла бы ее забыть, даже если бы императрице пришлась не по душе. Хоть бы разок взглянуть на фантастическую победительницу, а там будь, что будет. София нежно прижалась щекой к меху. В отблесках свечей он невозможно красиво переливался. Да, такие меха, могут быть только в необыкновенной стране, где правят победители.

- Ну, что ты там? – донесся со двора недовольный голос матери. – Фике!

София вышла во двор постоялого дома, где ждали парадные сани, присланные, конечно же, императрицей. Они были ярко красные, украшенные серебром, опушенные внутри куньим мехом, внутри устланные шелковыми матрасами и такими же одеялами. Никогда не знавшая роскоши София с восхищением их рассматривала. Да уж они ни в какое сравнение не шли с дорожной каретой продуваемой всеми ветрами, в которой она колесила с матушкой по немецким землям.

Еще все можно отменить. Скандал случился бы на всю Европу, но сколько горя и несчастий, унижений и убийств можно было бы избежать.

Но даже если бы София и знала наперед свое непростое и одинокое будущее, сошла бы она с саней?

Никогда.

Она бы просто не поверила, что в стране, где ее так заботливо и благодарно встречают, словно она уже совершила нечто невероятное, может ждать дурное и преступное. Хвала неведению! Оно направляет путешественников к неизведанным землям, ученых к открытиям, а маленьких принцесс к подножию могущественных, но кровавых тронов.

София села в сани, ненароком задев наряд матери. Иоганна-Елизавета тут же зашикала.

- Фике! Ты опять не на своем месте. Сядь дальше! Я не хочу чтобы ты помяла мое роскошное платье! Что у тебя за вредная натура! Все норовишь сесть не на свое место! Знай его, девочка моя. Проявляй уважение к матери!

- Простите, матушка. Я просто не заметила.

- Не заметила! Не дай бог сконфузишься перед императрицей! Если ты меня опозоришь, берегись! Помни, твое место сзади и в стороне.

- Да, - грустно вздыхая, ответила София.

- Ну, что там, трогай! – раздраженно крикнула кучеру Иоганна-Елизавета.

Через три часа сани въехали в Москву. Возле Головинского дворца, где для гостей были заранее отведены покои, ожидали гвардейские офицеры и личный конвой императрицы. Окна высокого двухэтажного деревянного дворца были освещены. Лакеи с горящими факелами выбежали на крыльцо.

Иоганна-Елизавета вышла из саней словно королева, обведя надменным взглядом двор, она медленно и величественно направилась во дворец. София, как всегда, плелась сзади, смущенно пряча лицо в меха от любопытных офицерских взглядов.

В вестибюле их ждали обер-гофмейстер Брюммер и лейб-медик Лесток. Последнего София пожирала глазами. Полноватый, с подвижным лицом и умными глазами он производил впечатление человека властного и себе на уме. Генерал Салтыков по простоте душевной рассказал будущей невесте наследника престола то, о чем можно было бы до поры до времени и умолчать. В перевороте 16 декабря 1741 года Лесток сыграл важную роль. «Он близок к самой императрице», - думала София, глядя на него и этого было достаточно, чтобы тотчас почувствовать к нему расположение. На Брюммера, немало сделавшего для ее приезда в Россию, София даже не обратила внимание.

Только гости успели снять шубы, как раздался звонкий мальчишеский голос.

- Право же я не мог утерпеть!

Великий князь приложился к протянутой руке Иоганны-Елизаветы, а затем Софии, которая от волнения и смущения ничего не видела.

- Я бы сам помчался вам навстречу и впрягся бы в сани.

- Как вы любезны, ваша светлость,- учтиво ответила Иоганна-Елизавета, внимательно рассматривая пятнадцатилетнего великого князя. Он безмерно суетился, стараясь произвести хорошее впечатление, но получалось неуклюже.

- Приношу извинения, но должен вас прервать, - тактично вмешался лейб-медик, - ее императорское величество ждет.

В сопровождении великого князя, Брюммера и Лестока через анфиладу роскошных покоев, богатство и убранство коих Софии еще предстояло оценить, гости направились в парадный зал. Они проходили через великолепно меблированные комнаты с мозаичными паркетами и потолками, у всех дверей стояли часовые, а на всех лестницах курьеры. Войдя в ярко освещенный зал, София на мгновение зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела перед собой придворных с интересом ее рассматривавших. Мужчины в парадных мундирах, женщины в чудесных нарядах, ослепительные бриллианты, бархат, шелк, золото, даже при дворе Фридриха ІІ ей не приходилось видеть столько вычурной роскоши.

И вот она - Елизавета. Воплощение власти и могущества, величия и тирании. Платье на императрице было из редкой и дорогой ткани с серебром. Каштановые волосы зачесаны назад и собраны наверху, бриллиантовые заколки переливались чистым светом. Ни одна женщина в империи не имела права носить такую же прическу. Очаровательное черное перо мягко покачивалось, когда Елизавета говорила, или поворачивала голову. Императрице было тридцать три года.

Пока Иоганна - Елизавета, поцеловав протянутую царственную руку, в заранее приготовленной речи выражала глубочайшую признательность за все оказанные милости София с детской наивностью и неподдельным восхищением рассматривала во все глаза прекраснейшую и величественную победительницу. В то же мгновение ей захотелось во всем на нее походить, чтобы вот так же мерно и величаво вздымалась роскошная грудь, а царская осанка и властное выражение лица внушали подданным трепет и благоговение.

Елизавета заметила столь откровенный взгляд. Подозвав к себе Софию, она нежно обняла ее.

- Милое создание, как же ты похожа на моего покойного жениха.

Прекрасные темно-серые глаза императрицы увлажнились. Это не осталось без внимания лейб-медика, который тут же протянул шелковый платок.

София стояла преисполненная сострадания и восхищения. Победительница имела право на публичные слезы. Еще не было в ее жизни человека, способного потрясти до глубины души. Девочка поняла, что покорена и влюблена. Быть у ног такой великой женщины, дышать с ней одним воздухом, жить с ней под одной крышей – большего и не надо. Всю нерастраченную любовь, которой так часто пренебрегала мать, София направила на чужую женщину, оказавшуюся к тому же русской императрицей.

- Ах, право, - Елизавета глубоко вздохнула. Повернувшись к Иоганне-Елизавете, высокой, худощавой, не в пример дочери богато разодетой, она мягко улыбнулась.

- Все, что я сделала для вас до сих пор ничто в сравнении с тем, что я еще намерена сделать в будущем для вашей семьи. Моя собственная кровь мне не дороже вашей.

Глубоко за полночь, пройдя в отведенные для нее покои, София расплакалась от переполнявших детскую душу чувств и переживаний. Ей казалось невероятным, что столь длинное и невыносимо трудное путешествие закончилось, что она не просто была представлена императрице, а еще понравилась ей, что одинокое сердце измученное материнским безразличием, наконец-то может открыться любви и преданности к русской победительнице. А что же великий князь? София всхлипнула. За весь вечер они ни разу не обмолвились, более того она даже не рассмотрела его как следует. Императрица затмила собою всех, а может София и не к жениху вовсе приехала, а именно к ней, победительнице! Что ж, с великим князем уже завтра разбираться. С тем и уснула.

Утро следующего дня было необыкновенным. София впервые проснулась в Москве. Вскочив с постели и подбежав к окну, она с удивлением рассматривала заснеженные улицы и крыши деревянных домов, которые охотно и часто горели, каменное строительство только развивалось, золотые купола и низкое темно-серое небо. Петр І не любивший Москву отказал ей вправе называться столицей империи, построив для этих целей Санкт-Петербург, но сохранил за городом почетный титул «первопрестольной» и место коронации императоров. На мостовых и в темных закоулках, на свалках и зловонных болотах, на улицах, которые во время весенней распутицы покрывались непроходимой грязью, еще царил средневековый дух Руси. Императрица собиралась снести стены Кремля и создать на его месте огромное здание, в котором бы расположились правительственные, образовательные и даже торговые заведения.

В открытую форточку клубами врывался морозный воздух. Медная дверка у жарко растопленной кафельной печи звенела и гудела. Накинув на плечи дорогую персидскую шаль, София прикрыла форточку. Затем подойдя к зеркалу в тяжелой золоченой раме, она с удовольствием возле него покрутилась. У нее никогда не было ни шелковой ночной сорочки, ни персидской шали. Матушка экономила на ней, правда себе редко в чем отказывала. София раскрыла створки гардероба и удивленно ахнула. Сколько красивых платье, туфель, париков, бантов, заколок! Девочка радостно захлопала в ладоши. О, да она все сделает, чтобы стать женой великого князя.

После завтрака Софию ждало знакомство с учителем русского языка Ададуровым, со священником Симеоном Тодорским, с которым необходимо было освоить Закон Божий и Символ веры на церковнославянском языке, затем учителями русской истории, культуры, традиций, танцев. София окончательно поняла - Елизавета имеет на нее серьезные виды. Воодушевленная блестящей встречей с императрицей, она решила, что пришло время ближе познакомиться и с великим князем. Разобравшись с расписанием занятий, София попросила провести ее на половину Петра Федоровича. Тот с упоением играл в солдатиков. Некоторое время девочка с удивлением наблюдала за ним. Почувствовав чужой взгляд, Петр резко обернулся. София сделал реверанс. Великий князь был смущен неожиданным визитом.

- Вот, - сказал он, указывая рукой на игрушечных солдатиков и замялся. Как и Софию его тоже привезли в Россию, но из Гольштинии. Мать Петра умерла сразу после родов, и он остался на попечении мужчин по-своему понимавших азы воспитания. Розги, унижения, стояние на горохе с малых лет оставили глубокий шрам в душе. С самого начала в его жизни все пошло вкривь и вкось. Когда Петру исполнилось одиннадцать лет, умер отец, и он остался сиротой. На воспитание его взял двоюродный дядя, но мальчик не чувствовал себя нужным и любимым. Он обучался истории, математике, французскому и латинскому языкам, танцам, фехтованию. Вступив на престол, бездетная Елизавета вызвала из Гольштинии внука Петра Великого. Против своей воли и желания он должен был покинуть родную землю, на которой оставались могилы родителей. Он бунтовал, капризничал, протестовал, но взрослые умело сломили детскую волю, навсегда подавив в нем и природные способности. Он остался один на один в чужой и нелюбимой стране, непонятый и высмеиваемый за патриотические чувства к Гольштинии. Вырванный с корнями из родного гнезда он так и не смог прирасти на новой земле. До конца своих дней Петр ужасно говорил и почти не мог писать по-русски. У него был непростой и сложный характер. Помимо военного увлечения, он любил музыку. В подражании своему кумиру Фридриху ІІ, умевшему играть на флейте, Петр терпеливо учился играть на скрипке. Он вообще старался, чтобы вокруг него было шумно, ибо страшился оставаться наедине с собой и в тишине.

Но ничего из этого София пока не знала. В тот момент она поддалась охватившему ее чувству жалости. Не понимая, что делать с появившейся между ними неловкостью, она предложила первое, что пришло в голову.

- А я могу с вами поиграть?

Петр радостно встрепенулся, заулыбался. Было видно, что ему очень не хватало товарища по играм.

- Иди сюда, - по-деловому сказал он, бесцеремонно обращаясь к Софии на ты. – Сейчас все расскажу. Я командую прусской армией, а ты русской и ты, конечно же, проигрываешь.

- Почему?

- Я так хочу! Я хочу чтобы русские проигрывали! Чтобы они всегда проигрывали! Ненавижу русских!

София ошарашено смотрела на невысокого бледного мальчишку в военном мундире. Только сейчас до нее дошло, что и на первой встрече он тоже был в мундире. Он что никогда не снимает его?

- Как ненавидите? – переспросила она, полагая, что плохо расслышала, - Ведь вы наследник русского престола.

- И что? Вот умрет наконец-то тетка, я тут же напишу Фридриху, что готов стать его подданным, - гордо заявил Петр.

София почувствовала, как болезненно сжалось сердце, как восторг и успех вчерашнего вечера разбился о холодную и жестокую реальность. Все совершенно не так, как она сама себе напридумывала.

- Но, зачем быть подданным Пруссии, если можно стать императором России? – резонно спросила она, совсем не понимая, какой вулкан разворошит этим наивным вопросом и сколько бедствий он ей доставит.

Выпучив глаза, Петр яростно затопал ногами.

- Замолчи! Замолчи! – завизжал он истерично. – Как ты смеешь! Ты! Ты!

Бледная и потрясенная София молчала, нервно кусая губы. Она поняла, что совершила непоправимый и ужасный поступок, решив ближе познакомиться с великим князем и не дожидаясь в этом помощи императрицы. Возомнив себя достаточно самостоятельной и умной, уже на второй день пребывания в чужой стране она выставила себя посмешищем. И теперь, вместо того чтобы установить крепкие дружеские отношения, она своими руками создала себе злейшего врага. Самое обидное, что на этот глупый шаг ее никто не подталкивал, сама придумала. Почему она не расспросила Ададурова о пристрастиях и увлечениях Петра? Почему не обратила внимание на «вечный» военный мундир великого князя? Почему она такая наивная идиотка? Как же права матушка называя ее дурой.

Заметив подавленность и испуг Софии, Петр смерил ее высокомерным взглядом, самодовольно хмыкнув, надменно произнес:

- Еще вчера хотел сказать. Я ведь влюблен. А ты что думала? Сегодня же поговорю с теткой, чтоб она дала разрешение на свадьбу.

София сцепила руки до боли в костях.

- Как вам будет угодно, - только и смогла выговорить она.

Медленно, словно сомнамбула, выйдя из покоев великого князя, София направилась в свои комнаты. Закрыв дверь и сев на пуфик, глазами полными слез, она безучастно смотрела, как за окном кружили белые хлопья снега. Наивная фантазерка. Она по-прежнему никто в этом мире. Ее судьба всецело зависит от капризов сильных мира сего. Ее никто не жалует и кроме нескольких ласковых слов сказанных вчера императрицей больше ничего хорошего в свой адрес она не услышала. Кто бы знал, как тяжело быть нелюбимой. Как трудно искать похвалу в каждом взгляде чужих людей в надежде хоть чуточку понравиться. А понравившись, напрочь забыть о своих желаниях и потребностях, и только угождать, угождать, угождать.

В дверь постучали. София испуганно вскочила. Она была уверена, пришли сказать, чтобы она убиралась в свое маленькое и бедное княжество. Что ж никогда ей не быть подле великой победительницы, не стать женой наследника русского престола, не превзойти мать, испытывавшую к ней только холодность и раздражение.

Стук настойчиво повторился.

- Ваша светлость, ради бога, откройте, - раздался за дверью взволнованный девичий голос.

София колебалась. Ну, что теперь поделать? Всю жизнь просидеть в комнате, умерев от голода?

Дрожащими руками она повернула защелку на двери. На пороге стояла миловидная круглолицая русоволосая девушка немногим старше ее. Сделав реверанс, девушка прошла в комнату.

- Я графиня Елена Ивановна Кропоткина, ваша фрейлина, - просто сказала она, но так как никого ответа не последовала, решила добавить, - нахожусь в вашем полном распоряжении. Ее императорское величество выделило мне комнату напротив вашей. Вам еще предоставят фрейлин, но они намного старше вас. На эту должность меня назначила императрица. Она так и сказала, ты с ней почти одного возраста, быстрее найдешь общий язык, никому не давай ее в обиду и во все посвящай. Погодите, да вы никак плакали?

София смутилась, она не хотела раскрывать своих чувств и разочарований.

- Да вы не утаивайте от меня ничего, - прямодушно заверила графиня. - Скажите прямо, вас кто-то обидел?

- Никто, - тихо ответила София, отчего и вовсе стало грустно. – Снег идет, сумерки, это мне напомнило родной дом.

Фрейлина ласково улыбнулась, и на пухлых щечках заиграли красивые ямочки.

- Я понимаю вас. Когда меня привезли в Петербург, я тоже так рыдала.

- А откуда вы?

- Я родилась в Твери, там у нас родовое поместье. Но вот уж как два года нахожусь на службе у ее императорского величества. Матушка сейчас в поместье с младшими братьями и сестрами. Она тоже служила при дворе, но у Анны Леопольдовны, - сказав это, девушка приложила палец к губам, как бы давая понять, что об этом лучше не распространяться, - а мой батюшка генерал.

София тщетно пыталась понять, что такое Тверь и где она находиться, но познания в русской географии у нее пока ограничивались Ригой, Петербургом и Москвой. Не самыми последними городами, однако.

Прямодушие и открытость девушки понравились Софии. Возможно это тот человек, которому можно довериться, или поделиться тревогой.

- Вы говорите, что уже два года при дворе. А какой он русский двор?

Графиня звонко рассмеялась.

- Ой, ваша светлость, скажу я вам, словно пауки в банке. Каждую свободную или занятую минуту плетут интриги, все время скандалят. Тут тебе улыбаются, а тут уже и злословят. Не соскучитесь.

София тяжело вздохнула. Да уж…

- А что Петр Федорович? Расскажите мне немного о нем.

- Несчастный человек. Его здесь никто не любит, ну кроме прусских офицеров.

- Они что, тоже здесь?

- А как же! Он с ними в войнушку играет, командует, пиры устраивает.

- Пиры?

- Да, говорят, его с детства к этому приучили.

- Кто?

Фрейлина пожала плечами.

- Вроде бы воспитатели еще там в Гольштинии.

- А почему его не любят?

Фрейлина неопределенно махнула рукой.

- Ах, долгая история… поживете у нас и сами все поймете.

- Впрочем, мне кажется я уже догадываюсь. А-а-а… дама сердца есть у него?

- Так вот вы про что переживаете! Вы императрице очень приглянулись. И ни на какой Лопухиной великий князь не женится. В этом можете быть уверены.

Уф-ф от сердца отлегло! Значит, есть за что бороться. И придется приложить немало усилий, чтобы снова вернуть расположение Петра Федоровича. Ведь она уехала из родного дома, оставив в нем одиночество и пренебрежение в надежде на безоблачное счастье и свободу. Но здесь пока ничего хорошего ее не ждало, трудности возникали на пустом месте.

Заметив, как немецкая принцесса напряжена и озадачена, графиня подошла к ней и со всей ласковостью, на которую только была способна в свои шестнадцать лет, нежно сказала:

- Позвольте показать вам дворец. Здесь есть замечательный парк и фонтаны. Это развеет вашу грусть и, возможно вы увидите, что жизнь не так плоха.

София застенчиво улыбнулась. Комок льда, появившийся в душе после встречи с Петров Федоровичем, растаивал. Она снова вспомнила, с какой нежностью и заботливостью встретила ее вчера императрица. Необыкновенная победительница, поразившая в самое сердце красотой и величием. Она совершенно не походила на мать – холодную, тщеславную и безразличную.

Графиня с интересом наблюдала, как менялось выражение лица Софии и настроение. Не высокая, складная, с черными блестящими волосами, высоким красивым лбом, умными живыми глазами и остреньким подбородком она мгновенно вызывала симпатию.

Дав графине взять себя под руку, София отправилась изучать дворец.

Головинский дворец Пётр I приобрёл в 1722 у генерал-адмирала Ф.А. Головина. В 1727 к дворцу присоединили еще часть усадьбы тогда уже опального князя А.Д. Меншикова. Был создан парк в духе голландских со множеством прудов и каналов. Царский блеск и размах ансамбль приобрел при Анне Иоанновне. В правление Елизаветы усложнилась общая композиция усадьбы, рядом с Зимним дворцом появилась Воскресенская церковь. При этом сохранилась старая Успенская церковь-ротонда, стоявшая рядом с палатами Ф.А. Головина. Нижний парк украшали фонтаны, беседки и скульптура, недалеко от Дворцового моста, ниже по течению Яузы, располагался театр – Оперный дом. От всего этого великолепия у Софии захватило дух. Вспоминая разговоры в аристократических немецких домах Берлина, Гамбурга, Кведлинбурга, Иевера, Брауншвейга, в которых она гостила вместе с матерью, о том, сколько бы в прошлом Петр Великий не старался, но Россия все-таки варварская страна, она поняла, насколько эти беседы были пусты и не соответствовали истине. С презрительным высокомерием смотрела Европа на восточного соседа и в то же время опасалась нараставшей военной и экономической мощи России.

На следующий день София снова отправилась в покои великого князя. Она шла мириться. Как ни странно примирение состоялось довольно быстро. Все, что от нее требовалось, это безукоснительно выполнять распоряжения великого князя в военных играх. Ни во что другое они больше не играли. Со временем она узнала, что Петр Федорович с детства участвовал в военных учениях, и нес караульную службу, в девять лет ему было присвоено звание сержанта, которым он гордился.

София старалась угождать даже в мелочах, она соглашалась с любыми нелепостями, а когда ей что-то не нравилось, притворялось, что она от этого в восторге. Такой образ жизни был для нее вполне приемлем. Именно так она жила в родном доме: лицемеря и угодничая и, только на улице с друзьями становилась сама собой. Но русский двор совсем не походил на место, где можно было завести друзей. Это еще больше наполняло ее душу одиночеством и тоской, которые она всячески скрывала.

- А что у вас за родители? – спросил однажды Петр. – Мои умерли. Маму я почти не помню, но мне говорили, она любила меня. А папа, - великий князь пожал плечами, - он иногда обижал меня, но я все равно его люблю.

- У вас доброе сердце, - искренне сказала София. – А мое сердце злее вашего.

- Как это?

- Я не знаю, люблю ли своих родителей.

- Они вас тоже били?

- Нет. Даже не знаю, как объяснить, - София тяжело вздохнула. – Мой папа командует гарнизоном, дома почти не бывает. Он вообще расстроился, когда я родилась, он хотел мальчика, мечтал сделать из него хорошего солдата, а тут я… Из девочек ведь не делают солдат. Я его разочаровала. Даже сюда он с трудом меня отпустил.

- Почему?

- Мне придется перейти в православие, а ему это не нравиться.

Петр ближе подсел к Софии и взял ее за руку.

- Несчастная. Я тоже не хотел переходить в православие. Эти драгоценные иконы, золоченные иконостасы, толстые батюшки, то ли дело наши лютеранские пасторы и простые храмы. Но тетка Эльза такая вредная, она и мертвеца заставит. А что ваша матушка? Она защищала вас?

- Никогда, - у Софии запершило в горле, - она вообще живет какой-то своей жизнью. Много ездит по балам, родственникам. Правда и меня всегда брала, я почти во всех немецких княжествах побывала, - с гордостью заявила она.

- Вот это да! – не скрывая зависти, произнес великий князь. – Я бы тоже так хотел. Но вряд ли тетка отпустит меня в путешествие. Я здесь словно заключенный, - с горечью сказал он.

- Я даже Фридриха ІІ видела, - важничала София, пропустив последние слова великого князя мимо ушей. – Он маме аудиенцию дал. Вот!

- А какой он? Расскажите про него? – нетерпеливо спросил Петр.

- Обыкновенный. Ну, как все короли. Важный и гордый.

- Он не может быть обыкновенным, - запальчиво ответил великий князь, не веря, что его кумир может быть простым человеком.

- Почему?

- Потому что я обожаю его! Он великий король! Он хочет Пруссию сделать сильной и могущественной.

Поняв, что эта тема для Петра Федоровича особенная, София решила не спорить с ним.

- Наверное я его плохо рассмотрела.

- Да вы вообще ничего не поняли про него! – в сердцах воскликнул великий князь.

- Признаю свою ошибку, - примиряюще сказала София, удивляясь тому, с какой силой и рвением Петр защищал чужого ему короля и как быстро он впал в раздражение и сварливость. – Он, наверное, ваш кумир? – наконец-то догадалась она.

- Больше. Я хочу во всем на него походить.

- Вы сделали хороший выбор.

Петр Федорович покраснел от смущения.

- Мне вообще-то здесь не нравиться. Россия чужая и холодная.

- Чужая и холодная, - словно эхо повторила София.

- А когда я думаю или говорю о Фридрихе ІІ, у меня на душе становится теплее, словно я вернулся домой. И никто и никогда меня сюда не привозил.

София робко улыбнулась. О, как она понимала все, о чем говорил великий князь! Но ей так не хотелось в этом сознаваться. Более того, она хотела бороться за свое место под русским солнцем.

Петр Федорович посчитав, что наконец-то нашел родственную душу, такую же угнетенную и одинокую, на радостях сделал предложение.

- Вы знаете, когда я был маленьким, отец ставил меня на караул у дверей. И когда шел бал, я охранял его и всех гостей. Давайте в это поиграем?

- В гостей что ли?

- Нет! Вы будете стоять на карауле, а я буду принимать парад.

- А у кого вы будете принимать парад?

Великий князь указала на игрушечных солдатиков.

- Да хотя бы у них!

Софии такая игра пришлась не по нраву, но ей очень хотелось завоевать его расположение. Скрепя сердце она согласилась. Стояние на карауле оказалось многочасовым и каждодневным, но свои плоды оно принесло. Через несколько дней отношения между великим князем и Софией можно было вполне назвать дружескими. Она представлялась глупее, чем была на самом деле. Это был один из способов понравиться, которому научила ее любимая гувернантка, оставшаяся в Штеттине Бабетта Кардель и именно таким способом София вызывала у матери немного к себе внимания. Увы, но жизнь при русском дворе в ее личном мировосприятии ничего не изменила. Правда заключалась еще и в том, что двор ее пугал. В напыщенных и разодетых придворных ей чудилась угроза и недоброжелательность. Она чувствовала себя ужасно неуверенной и чертовски некрасивой. София знала наверняка, если бы она была красавицей ее уже все давно любили, но, увы. Матушка так часто в детстве ругала ее за некрасивость, что София уверовала, во всех людях она непременно вызывала отвращение, поэтому доброе расположение императрицы ее поразило.

Немцев здесь не жаловали, это она поняла с первых дней, когда услышала за спиной нарочито громкий шепот «гляди, как немка выхаживает». Если отношения с великим князем было наладить несложно – играть за русских, проигрывать и непременно повторять «русские дураки», то расположение придворных надо было заслужить как-то иначе. Когда она подходила к придворным дамам, тут же воцарялось тягостное молчание. Преодолеть отстраненность и холодность ей было не под силу. Она искренне старалась каждому угодить, сделать что-то приятное, рассыпала комплиментами, но все равно оставалась чужой. София чувствовал себя совершенно несчастной, она не могла поговорить о своем непростом положении даже с матерью, которая дни и ночи напролет если не танцевала с графом Бецким, то о чем-то шепталась с французским или прусским послом.

Однажды графиня Кропоткина застала Софию плачущей навзрыд. Она даже растерялась, не зная, как подступиться с утешениями. Наконец, когда в всхлипываниях и бормотаниях удалось что-то разобрать, фрейлина взяла инициативу в свои руки.

- Полно, голубушка. В России всегда немцев недолюбливали, это правда. Но вы же особая немка, скоро станете женой наследника русского престола! Примите православие.

- И что с того? – горько воскликнула София. – Они все равно будут шептаться за моей спиной и дразнить меня «немка, немка» - перекривила она какую-то из придворных дам. - Это подло! Я даже сдачи не могу дать!

Графиня задумалась. После правления Анны Леопольдовны и немецкого засилья при дворе, после всех унижений и насмешек с их стороны рассчитывать на любовь и принятие русского дворянства не приходилось. Императрицу Елизавету обожали именно потому, что она была своей «в доску» - русской, православной, «нашей матушкой».

- Постойте! Я кажется нашла выход! – звонко воскликнула фрейлина.

С красными заплаканными глазами София с надеждой смотрела на графиню.

Елена победоносно щелкнула пальцами.

- Что? Что? О, умоляю вас, не томите!

- Вам необходимо всех убедить, что вы самая русская из всех русских!

София даже икнула от неожиданности. Ее лицо вытянулось от разочарования, и сейчас она как никогда была самой настоящей немкой.

- Очень просто, - легко и непринужденно ответила графиня, так словно разговаривала о цветах или нарядах. – Вы уже учите русский язык?

София тяжело вздохнула.

- Он такой непростой, времена, окончания, глаголы.

- То-то же! Вы до сих пор не верите, что он может стать вашим родным языком. Свое сердце и судьбу вы еще не связали с Россией. Вы до сих пор сомневаетесь в замужестве?

София кивнула.

- Зря. Императрица души в вас не чаит. Конечно, придворные шушукаются, но на то они и придворные. Когда вы окончательно и бесповоротно примете в сердце, что вы здесь навсегда, вам суждено стать русской. Задача не простая. Вы должны свободно изъясняться, знать русскую историю, законы и географию лучше русских. Вы будущая жена наследника. С вас и спрос больше. И самое главное полюбите Россию. Великий князь ненавидит страну которой ему суждено править, но если вы будете всем сердцем русской…

Графиня многозначительно посмотрела на Софию.

- …перед вами откроются невероятные перспективы. Вы не просто получите любовь двора, но и народа. Они сами положат к вашим ногам преданность и восхищение. Знаете, какая заветная мечта русского человека?

- Нет. Откуда?

- Чтобы тот, кто правил Россией просто ее любил. Не разворовывал, не раздирал войной, не топил в крови и глупости, а любил и берег, приумножал славу и величие. И тогда русский человек все выдержит, любую беду и голод, если вдруг они постучат в ворота. И все простит, и все примет от своего государя.

София потрясенно слушала. Она чувствовала, как много правды и силы в том, что говорила графиня. Чувствовала, но плохо понимала.

- Вы так молоды, но так умны, - вырвалось у нее.

- Я много читаю и мне нравиться наблюдать за людьми и жизнью, - смущенно ответила Елена, - батюшка обожает Россию, эту любовь он и всем нам привил.

- А сколько вас?

- Пятеро. Я старшая. У меня три брата и сестра.

София горько поджала губы.

- У меня тоже есть брат и сестра. Но я их ненавижу, - раскрыв потаенные чувства, София внимательно посмотрела на фрейлину. Но та была спокойна и невозмутима, словно она знала уже множество дурных тайн.

- Ненавидите?

- Да. Мать в них души не чаит, а мною брезгует.

- Возможно, вы преувеличиваете? – как можно мягче спросила графиня.

- Нет. Я много раз проверяла. Кроме Бабетты меня никто не любит, – поделилась София горьким и страшным секретом.

- А кто это Бабетта?

- Моя гувернантка. Она осталась дома. Мать запретила взять ее с собой.

- Как же вам здесь одиноко, - с нескрываемым сочувствием произнесла Елена. - Позвольте мне стать вашим сердечным другом?

- А разве вы мне еще не друг? Вы даете бесценные советы, всегда утешаете меня.

Графиня покраснела и в порыве нежных чувств, крепко обняла Софию.

- У вас есть домашнее имя?

- Фике.

- Необычно.

- А у вас?

- Аленушка.

- Как?

- В обществе меня, конечно, называют Елена Ивановна. А по-домашнему Аленушка.

- Сколько нежности и тепла. А давайте будем называть друг друга домашними именами? И обращаться на ты?

- Давай, Фике!

- Давай, Аленушка!

Девушки весело рассмеялись. Искренний смех заботливой волной смыл тяжесть и горесть мучившие Софию последние недели. Теперь она знала, как необходимо устроить свою жизнь при русском дворе. Как только светские обязанности заканчивались, София мчалась на уроки. Она училась прилежно и старательно, буквально дни и ночи напролет. Язык, культура, Закон Божий, история, география, все следовало непросто заучить, оно должно войти в кровь, в ее суть, будто она родилась с этими знаниями, а сейчас просто вспоминала. С неиссякаемым интересом София слушала семейные истории графини Кропоткиной. В них был весь уклад русской жизни, а еще неисчислимые поверья, традиции, обычаи, песни, поговорки. София вбирала в себя все. Умом она уже давно поняла, что есть русский дух, но сердце по-прежнему не откликалось. Угрюмое и холодное оно упрямо молчало. Отказывалось верить, будто чужой народ способен ее принять и проявить любовь, когда родная мать с первых дней жизни отвергала ее. Но душа испытывала огромные сомнения. И причиной сомнений было доброе и великодушное отношение к ней императрицы. София с большим интересом слушала от своих учителей рассказы о Елизавете, о ее детстве и восхождении на престол. Личная история императрицы заворожила. В глубине души София мечтала быть на нее похожей.