Никогда еще для Лоретты ноша не была такой тяжелой, никогда те триста метров, которые ей предстояло пройти, не были такими невыносимо долгими. Лоретта шла как в беспамятстве, спотыкаясь и качаясь из стороны в сторону: «Только бы не упасть, только бы никто из знакомых не попался навстречу!» Снег тяжелыми хлопьями быстро заметал её следы, воровато шныряла между туч луна, освещая пустынные улицы – люди готовились к Рождеству. Вот, наконец, и роддом. Лоретта подошла к двери, оставив пакет у двери, не оборачиваясь, пошла, почти побежала обратно к дому. Не знала Лоретта, что эта дверь давно уже заперта на зиму и больше месяца никто не пользуется этим входом. Страх словно ослепил её, не увидела она, что на чистом снежном покрове крыльца нет ни единого следа. Все бы дальше произошло, как это бывает в таких случаях. Нашли бы утром замерзшее тельце новорождённой малютки в большой продуктовой сумке, возбудили бы уголовное дело по факту её смерти, но одна маленькая случайность оборвала эту цепь предопределённых несчастий. Дежурная медсестра подошла к запертой двери, пытаясь через запотевшие стёкла рассмотреть, дорогу к роддому. На приём к врачу должна была придти её знакомая. Дорога была пустынной и она уже собиралась отойти от двери, как взгляд её упал на крыльцо и на странный пакет у двери. Быстренько одевшись, она выскочила через другой вход и, обогнув здание, подошла к крыльцу. Да, предчувствие её не обмануло. Подкидыш! Прижав сумку к груди, медсестра побежала в здание. Ребёнок был жив, это была девочка, свежая кровь на пуповине говорила, что младенец совсем недавно родился, возможно, в этот же день. Тотчас же сбежался весь персонал, поглазеть на «ангелочка», девочка живо двигала ножками и ручками, морщила лобик и, наконец, зашлась в крике. Её тут же пристроили к «молочной» мамаше, у которой дня три тому назад родился сын. Ангелю-ангелочка, так назвали девочку в больнице, полюбили все и с грустью ожидали момента расставания, под всякими предлогами оттягивая его. Девочку должны были отдать в детский дом. В полицию были переданы все сведения о подкидыше, единственной уликой в этом деле была квитанция из магазина, найденная в сумке. По дате и времени, указанным на квитанции, определили предположительно мать девочки: невысокую, большеглазую молодую женщину в просторной тунике, которую видеокамера запечатлела за несколько дней до родов. Лоретта от роддома летела как на крыльях. Скорей забыть, вычеркнуть из памяти случившееся. Зайдя в свой подъезд, она поднялась на верхний этаж, чтобы забрать оставленные вещи. Здесь на площадке, среди заколоченных квартир ей пришлось рожать. Когда у неё начали отходить воды, Лоретта взяла приготовленные покрывало, пелёнки и поднялась на пятый этаж. Никто не должен был знать и самое главное – об этом не должна была знать мать, лежащая уже третий месяц в больнице после сердечного приступа. Когда начались схватки, Лоретта сдавленно стонала; ни на минуту не теряя контроля, подумала: как хорошо, что схватки начались днём, когда многие на работе или в школе. Да и кто поднимется на последний этаж, если здесь никто не живёт, а если кто-то и появится, она найдёт в себе силы закутаться в покрывало, пусть думают, что очередной бомж нашёл здесь себе пристанище. Схватки учащались, даже сильная зубная боль была ничто по сравнению с тем, что терзало и выгибало дугой её тело. Обливаясь потом, Лоретта стискивала зубы, чтобы не закричать, теряя последние силы, успела подумать: а как же брат… один? Очнулась она от детского плача. Маленькое, беспомощное создание лежало у её ног. Девочка…Только не разжалобиться и ни в коем случае не давать грудь. Лоретта достала из сумки приготовленную бутылочку со смесью, ребёнок неохотно взял губами соску, а потом, распробовав, зачмокал… Лоретта тряхнув головой, отогнала воспоминания. Всё, всё …забыть! Детство, юность и все глупости, связанные с ними, оставить в прошлом, убить в себе женщину, дочь и мать! Отныне она - автомат в состоянии turn off или on в зависимости от платежеспособности клиента. Выдрать все эмоции, выскрести душу, высушить слёзы и забыть… Брат был дома, скользнул по ней отсутствующим взглядом и пошел к себе в комнату. Через приоткрытую дверь видела, как Гинтарас открыл ноутбук, и его худые пальцы привычно застучали по клавишам. Лоретта не стала спрашивать у него, был ли он у матери в больнице. Конечно, нет. У него своя жизнь и в этой его жизни давно уже нет места ни ей, ни матери. Как давно это случилось, Лоретте и не вспомнить. Может тогда, когда ушел из семьи отец или гибель друга замкнула его жизнь в кольцо чередований компьютерных игр с депрессией. Однажды мать, не выдержав бесконечной апатии сына – он лежал, не вставая, уже третьи сутки – накричала и даже замахнулась на него. Гинтарас вскочил, бешено вращая глазами, начал орать, что не хочет тут жить. Схватив телефон, он кричал, что будет просить о помощи. Мать вырвала из его рук телефон. Тогда он кинулся к балкону, попытался выпрыгнуть, но не успел: мать и Лоретта повисли на нём и повалили на пол. Руки матери обняли Гинтараса железной хваткой, они катались по полу, мать, взахлёб рыдая, причитала: « Как же я хотела сына, как я надеялась…» Она не успела договорить, внезапно побелела, откинула руки и замерла. Лоретта дрожащими руками схватила телефон, набрала номер 112. Скорая приехала быстро. Лоретта смутно помнила озабоченное лицо пожилого доктора, недвижное тело матери на носилках. Третий месяц мать лежит в кардиологическом отделении больницы. В последнее свое посещение Лоретта сказала матери, что уезжает в отпуск с другом, мать понимающе улыбнулась и просила не беспокоиться о ней: её ничего не нужно, здесь вполне сносно кормят. Приподнявшись на руке, внимательно поглядев на бледное лицо дочери, она вдруг спросила: « Как твой дружок, как Ромас?» Лоретта улыбнулась: «Если мы едем вместе, значит всё в порядке!» Как же давно она не видела Ромаса? С тех пор как хозяин ресторана заметил её выпирающий животик и заявил, что увольняет её? Даже кружевной фартучек официантки, надетый на короткое облегающее платье, не мог скрыть её располневшей фигуры. Или с тех пор как появилась в ресторане эта певичка Рута? Не забыть Лоретте первого её выступления. Заказов не было, Лоретта подсела к Ромасу за столик, а он, не замечая её, впился глазами в певицу. Рута ошеломила публику не только броской красотой, но и звучным контральто. На сцене извивалась русалочья фигура певицы, а в сердце Лоретты уже впивалась ревность остриём любовного треугольника. Впрочем, какой там треугольник! Отсох, умер её «угол» в тот же вечер. Увидела в окно, как Ромас, придерживая дверцу, сажал певицу в машину и как волна белокурых волос накрыла поданную ей руку. С тех пор, Ромас всё реже появлялся в ресторане, перекидывался с ней незначащими фразами и не сводил глаз со сцены, когда пела Рута. Как-то попросили её в ресторане развезти пиццу вместо заболевшего посыльного. В списке адресов она увидела знакомый адрес Ромаса. Лоретта позвонила в дверь, приложив к глазку пиццу, любимую Ромасом и ей «Acapulko». Открыв дверь, Ромас испуганно отпрянул. Через плечо его Лоретта увидела сидящую в кресле Руту, победительно глядели её большие светлые глаза куда-то сквозь Лоретту, ноги утопали в тапочках когда-то купленных ею. Перед креслом стоял столик, заставленный фруктами, в двух бокалах искрилось золотистое вино. К креслу приткнулся огромный букет лиловых роз, настолько большой, что не было видно вазы. Коробка с пиццей выскользнула из рук Лоретты и она, ничего не говоря, выскочила на улицу. Потом – увольнение на шестом месяце беременности, напрасные поиски работы, блуждания по городу с надеждой встретить Ромаса – на звонки он не отвечал. И ненависть – к себе, к растущей в ней маленькой жизни… Лоретта шла к магазину, где обычно покупала продукты. Обогнала коляску с молодой мамой. Усилием воли отвела взгляд от розового личика младенца, безмятежно спящего на атласной подушке. Перед домом бродячие собаки, обнюхивая какой-то свёрток, катали его по снегу, пытаясь разодрать. У Лоретты померкло в глазах, перехватило дыхание. Проклятые собаки. Нет! Только не это! Её ребёнок жив! …Она сама протянула руки двум полицейским, стоящим у входа в магазин. Когда на запястьях щелкнули наручники, Лоретта спросила: «Моя дочка жива?» Получив утвердительный ответ, закрыла глаз и, облегчённо улыбаясь, прошептала: «Теперь всё…» Словно по мановению волшебной палочки наступил тот момент, когда потери вдруг превращаются в приобретения, когда ненависть и страх уходит, уступая место любви и прощению. Был ли в том виновен маленький клочок бумаги, или могущественный инстинкт материнства взыграл в сердце Лоретты, но на следующий день после беседы с психологом оказалась она в роддоме вместе со своей малюткой. Никто не упрекнул её за содеянное, никто даже взглядом не заронил в ней сомнение, её Ангеля, словно ангел, вернувшийся с небес, лежала у неё на руках, и не было сил, которые могли их теперь разлучить. Умиротворение и блаженство кормящей матери запечатлели многие художники, но ни один из них, даже сам великий Боттичелли не в силах передать то, что испытывает мать при кормлении ребёнка. Конечно, в местной газетёнке появилась статья о чудесном спасении младенца, об «обращении заблудшей матери на путь истинный», о бедах и горестях постигших её. И, конечно, просьба помочь одинокой матери. То ли люди в Рождество обретают утерянные качества, то ли волшебница-фея оказалась чрезвычайно сентиментальной – подарки и помощь посыпались со всех сторон. Мэр города, пожилой мужчина вместе с белобрысой дочкой, у которой улыбка не сходила с лица, привезли Лоретте роскошную коляску и комплект наитончайшего белья для новорожденного, куда был вложен конверт с кругленькой суммой. Не удивилась Лоретта и появлению директора ресторана. Он, смущенно улыбаясь, похлопал счастливую мать по плечу и сунул под подушку конверт: - Я буду рад видеть вас в своём заведении, когда малышка подрастёт. Разные чувства обуревали Лоретту, но маленькое существо лежащее рядом предопределило ответ: - Мне кажется, в должности администратора я принесу вам больше пользы. Директор засмеялся: - Не сомневаюсь! Почему, когда человек и так счастлив, все бросаются ему помогать, а если настигло горе, даже близкие отворачиваются… Почему для того, чтобы разорвать круговерть всех бед и несчастий, должна произойти еще большая беда?! Ромас тоже позвонил. К тому времени Лоретта уже знала, что Ромас с Рутой расстались. Некий столичный шоумен сумел щедрее оценить красоту и талант певицы. Встретились они у берега реки. Катил свои мутные воды Нерис, роняли деревья последние листья в холодную воду. Было пасмурно, зябко. Ромас обнял её, улыбнувшись, произнес: - Ты прекрасно выглядишь! Как давно всё это было. Как давно он так вот держал её за руки и глядел в глаза. Пальцы Ромаса легонько поглаживали кольцо с финифтью, подаренное им. Лоретта сняла с пальца колечко и бросила его в реку: - Слыла Суламифь дурнушкой, пока не была влюблена… Улыбнулась счастливой улыбкой, пожала плечами и ушла влюблённая в жизнь, в свою маленькую Ангелю. Эта история действительно произошла в маленьком литовском городке Йонава. Спустя некоторое время в Литве в роддомах появились «Окошки жизни», спасшие жизнь многих малышей. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
