ГЛАВА 3

Вернувшись от « Дмитрича» я взял чистый лист бумаги и попытался набросать приблизительный план наших действии, как всегда требует вышестоящее начальство. Говорить можешь, что угодно, но если нет соответствующих бумаг, не обессудь. Мысли в голове были совсем не те, что выводил карандаш. По большому счету давно так, для дела пишем одни бумажки, а делаем все наоборот.

Итак, история этой девушки казалась на первый взгляд весьма простой, если исключить эти вечерние визиты и медальон. Плюс странная, по ее словам, смерть прадеда. Каждое преступление имеет свою основу, так же как ее имеет любой реальный предмет. Как только найти эту основу? Подобный вопрос возникает каждый раз, когда приступаешь к расследованию нового дела. Каверзный вопрос, почти по Чернышевскому – Что делать? И что – то в этой истории мне не нравилось, но что, я никак не мог понять. Неожиданно меня охватила злость на самого себя, - что я начинаю барахтаться, как слепой кутенок , еще не начав действовать. Нужно действовать и еще раз действовать.

Я спустился вниз, кивнул дежурному, сидевшему за стеклом, как в аквариуме, пересек небольшой коридор и вышел на улицу.

Вот где жизнь бьет полным ключом. Город шумит, с крыш капает, на углу собралась шумная ватага школьников, явно первоклассников, вон как рьяно они толкаются своими разноцветными ранцами. Хорошо, что все это не имеет ничего общего с проблемами, которыми забита моя голова.

Дети идут из школы, значит, я снова забыл про обед. Вечером жена выскажется по этому поводу с присущей ей иронией, - что меня кто - то кормит на стороне. Передо мной стоял простой выбор: пойти домой и все же пообедать или перекусить где - то по дороге. Я выбрал второе.

Единственная радость момента, это то, что я утром догадался одеть шарф. И приходиться самому себе сказать спасибо, а это так приятно. Потому что капель с крыш – это еще не признак весны, и легкая дрожь пробежалась по телу от пронзительного ветерка.

Воодушевившись от мысли, какой я хороший и умный, я направил свои стопы по адресу, где проживала наша утренняя посетительница. В конце концов, нужно на месте осмотреться что и как, пока еще на улице светло. Зачем - то же понадобилось кому –то шляться вокруг ее дома поздно вечером. Если бы, что – то хотели украсть, дождались бы ее ухода и спокойно перевернули весь дом. Если бы опять же хотели ее убить, то зачем все эти сложности с переодеванием в форму милиции. Вывод: условные преступники, так их пока назовем, не знают, где конкретно находится то, что они ищут. Значит, пока они этого не знают – Елена в безопасности. Далее, не менее важный вопрос. Почему Елена решила обратиться в милицию, принесла медальон и оставила абсолютно незнакомым людям? Где уверенность в том, что в этом отделе милиции работают порядочные люди. Почему бы ей просто не забрать драгоценность, вернуться в Москву, постараться продать по разумной цене и жить припеваючи? Или все – таки она на самом деле неиспорченное столичной жизнью, создание, которое желает всеми правдами и неправдами побыстрее разобраться в этой простой, на первый взгляд, истории.

Я просто омерзителен! Профессиональная деградация, как бы сказали врачи. Судить о человеке, абсолютно не зная о нем ничего. А может не деградация, а профессиональное любопытство, кроме того, чужое несчастье всегда делает нас более добрыми, хотя есть люди, которые радуются чужому горю, но такие люди, обычно исключение из общих правил.

Я поймал себя на том, что в последнее время все чаще и чаще мою голову с дружеским визитом посещают какие – то философские бредни и это вызвало у меня непроизвольную усмешку.

В этот момент я пришел туда, куда хотел изначально. Передо мной стоял небольшой деревянный особнячок в четыре окна. На воротах висел замок, значит Елены еще нет дома. Дом стоял в глубине двора, перед ним находился небольшой палисадник, обнесенный таким же небольшим, всего в полметра, забором. Рядом с дорожкой, которая шла к двери, виднелась собачья будка, по видимому пустая. Это все, что я смог увидеть в щель между забором и воротами. Я прошелся около забора, насколько позволили снежные сугробы. Даже дилетант бы понял, что здесь кто – то усердно потрудился, затаптывая все следы. Наверное тоже самое и во дворе, Что ж Елена, я, думаю была права, говоря о вчерашнем посетителе. Для очистки совести, я подобрал около забора смятую пачку, из - под сигарет « Балканская звезда «, такие курит добрая половина мужского населения нашего города, да и не только мужская. Тут же недалеко были брошены несколько окурков аналогичной марки. Все это добро было уложено в бумажный пакет, при необходимости потом приобщим к делу. Это только в кине, как говорит Володька, нашли окурок, поколдовали над ним, и почти сразу же нашли лиходея – преступника. В жизни все не так просто.

На дороге, недалеко от поворота на соседнюю улицу, я заметил масляные подтеки. Вероятно, была неисправность в машине, которая стояла здесь не далее как сегодня ночью. Масляные пятна были еще в одном месте. По видимому та же самая машина, и стояла она в обоих случаях не менее двух, трех часов. Тогда с какой целью? Домов на этой стороне улицы больше нет. Забор до самого перекрестка. Значит приезжать ни к кому не могли. Если за водой, то колонка через квартал. Может влюбленная парочка? – продолжал я задавать вопросы сам себе.

И сам же старался на них найти вразумительный ответ, - нет смысла. В городе есть более укромные места, а здесь людная улица, фонарь в метрах десяти. Хотя, нет лампочка в фонаре разбита. Интересно, только когда?

Я достал из кармана носовой платок, промокнул несколько раз в обоих местах, где масляные пятна были наиболее заметны, и сложил в бумажный пакет, аналогичный первому. Авось пригодится.

-Гражданин, - услышал я позади себя, - позвольте поинтересоваться? Что собственно вы здесь вынюхиваете? Я за вами уже давненько наблюдаю.

Передо мной стоял мужичок неопределенных лет. Может ему уже 80, а может нет и 50. На нем была серая куртка, поверх толстого, вязанного свитера, на голове предмет неопределенного типа и формы. Взгляд его глаз был испытывающим, но все таки немного испуганным. Мало осталось сейчас людей, которые интересуются тем, что происходит на их улице. Обычно большинство предпочитают наблюдать за происходящим одним глазом, из – за занавесочки своего окна.

-Добрый день! – сказал я и замешкался, не зная, как представиться этому дядьке, но он сам облегчил мне задачу, не дав продолжить.

-Я за тобой уже полчаса гляжу. Хозяйки дома нет, а ты под заборами лазишь. Чего молчишь?

-Я не молчу. Вы мне слово сказать не даете.

-Ладно, - смягчился дядька, - говори уж, я тебя слушаю. Выражение его лица заметно изменилось.

-А чего собственно говорить? Я сотрудник областного исторического музея, - на ходу придумывал я, - И меня интересует лишь одно, небольшие подробности из жизни, ну а сейчас, конечно же и смерти, вашего, я так понимаю соседа, Владимира Андреевича.

-А зачем это Вам? – все равно не унимался мой собеседник.

-Понимаете, к нам из центрального архива пришел запрос по поводу этого человека, поэтому, может быть, вы мне расскажите, что это был за человек, и о его странной смерти.

-А чего странного, смерть, как смерть, тебе бы столько прожить, сколько он прожил, - посмотрел на меня дядька.

-Говорят, что он умер не своей смертью.

-Может, и говорят. Так ведь это еще доказать надо. У вас закурить не найдется?

-Берите, - я протянул ему початую пачку, - берите всю, у меня еще есть.

-Вот за это спасибо! – он принялся шарить в карманах в поисках спичек или зажигалки, - а я думаю, что все таки сам помер, хоть и странный был человек.

-Странный? Что вы имеете в виду?

-Не знаю… Он был не такой как все… Угрюмый, какой то, замкнутый…

Дядька умолк, затянулся сигаретой и о чем – то задумался. Повисла пауза, нужно было как то продолжить разговор.

-А что родственников у него не было?

-Не а. Жил один, как волк-одиночка, один и помер Вы, вот говорите, не сам помер, а кому интересно мог помешать столетний дед?

-Не знаю, может кому – нибудь и помешал за столько лет.

-Не. Не мог. Хороший был дед, плохого ничего не могу сказать.

Я уже приготовился слушать историю жизни умершего соседа, как вдруг дядька умолк, посмотрел на часы, что – то прикинул в уме.

-Если вам будет не скучно поболтать с пенсионером, я живу вон там, - он показал на соседний одноэтажный, на высоком фундаменте дом с террасой, - а зовут меня дядя Миша.

-А по отчеству как?

-По отчеству ты меня можешь не найти, просто дядя Миша. Спроси у любого на улице, всяк подскажет. А сейчас, мил друг, извини, внучку надо к врачу в поликлинику, приболела малость.

-Спасибо, дядя Миша, - поблагодарил я его, протянув руку для рукопожатия, - вот и познакомились. А меня Иваном Федоровичем величают. Я думаю, что обязательно к вам загляну на огонек.

Расстались мы, как старые знакомые. Я был доволен. В наше время очень трудно бывает, разговорить людей. Не любят они рассказывать о своих взаимоотношениях с соседями кому – то бы не было, а тем более, абсолютно постороннему человеку. Вспомнились слова моего первого начальника Уфимцева : опер должен быть коммуникабельным и контактным, во всех отношениях, человеком и уметь разговаривать даже с кошкой: доброе слово поможет открыть душу любого. А ведь человек не кошка, он молча жить не может, чем больше ты будешь разговаривать с людьми, тем больше будешь знать, а кроме всего прочего, опер должен уметь не только говорить, но и слушать и это талант, а талант может быть, а может и не быть.

Я еще раз прошелся около дома. На улице начинало заметно темнеть. Елена так и не появилась. Мне здесь делать уже было нечего, и я поспешил в отдел, нужно предупредить Володьку, а то он, с присущей ему активностью, точно ринется расспрашивать соседей о нашем деде.

В отделе народ уже готовится к отбытию по домам, кучкуется на первом этаже здания и обсуждает происшедшее за день. Я снова кивнул дежурному и показал пальцем вверх, это могло означать только одно, - я у себя. В кабинете из пепельницы струится дым от сигареты, а потом медленно оседает вниз. Значит Кирсов где – то здесь. Я открыл форточку, и с темной улицы меня обдало легким запахом бензина и выхлопных газов. Наше окно выходит во двор, где к вечеру собирается вся отделовская авто техника. Чувствую, какой тяжестью навалилась на меня усталость, но усталость приятная, значит день прошел не зря. День прошел как то не заметно, почти до обеда проговорили с Еленой, потом почти час пришлось все это еще раз пересказывать « Дмитричу», благо, что он человек разумный и схватывает все на лету.

- Добрый вечер, гражданин директор, можно ли побеспокоить вашу великую персону? – ухмыляющиеся Кирсов с толстой папкой каких – то бумаг стоял на пороге, и почти сразу же абсолютно противоположное, - ты чего расселся, я что один должен работать, нашел Золушку.

- Ладно, не пыли. Рассказывай, что намыл. Я ведь вижу по твоим глазам, тебя так и распирает, от своей значимости.

- А рассказывать то собственно нечего, я имею ввиду дедушку. В трудовой книжке всего две записи: Принят на работу. Уволен в связи с выходом на пенсию. А работал он всю свою сознательную жизнь, если можно так сказать, сторожем. Попробуй угадать, где? Все правильно, не угадал – в музее. Представляешь, всю жизнь просидеть среди старья и рухляди. Но самое главное, что сидел то он только ночью, это ж от тоски умереть можно.

- Ты бы точно помер, - решил поддеть его я.

- Может быть и помер, но не сегодня. Я в музее с такой женщиной познакомился, отпад, Еленой Васильевной зовут.

- Что, опять Елена? Не много ли для одного дня.

- Таких женщин много быть не может.

- Ну я надеюсь ты произвел на нее впечатление?

- Не удалось. Она замужем и любит своего мужа. А жаль.

- Что жаль? То, что она замужем или то, что она любит своего мужа?

- И то и другое.

- Ах, ах, ах и теперь твоя чувствительная душа не знает покоя.

- Смеёшься. На вот разбирайся, - и Володька сунул мне папку, которую все это время держал в руках.

- Что это?

- Это Елена Васильевна решила ликвидировать нашу с тобой безграмотность в плане знания истории родного края и вообще…

Я развязал тесемки и раскрыл папку. Сверху лежали несколько старых газет «Голос трудового народа», « Крестьянин – коммунист», « Колхозник» и «Знамя коммунизма», насколько мне известно, то это одна и та же газета, только названия её в различные периоды истории нашего города, были разные. Дальше вырезки и пару фотографии. На одной – мужчина лет 30 – 40 с лопатой и чугунком, на второй опять мужчина, но уже другой, в форме командира Красной Армии, с саблей на боку.

- Кто это? – спросил я у Володьки.

- Не знаю.

- А что ты в музее сказал?

- Что меня интересуют драгоценности и клады, начиная с гражданской войны.

- А бивень мамонта тебя не интересует?

- Ты сначала газетки посмотри, а потом ругайся, по - моему, там про нашего деда есть кое – что, - сказал Володька и вышел из кабинета.

Я взял первую попавшуюся вырезку.

«1910 год. Дерзкая кража в Успенском соборе. Похищена икона Владимирской Божьей Матери, одна из древнейших святынь Руси. Этой иконой был благословлен на царство первый из дома Романовых- царь Михаил Федорович. Раскрытие данного преступления взял под личный контроль сам Государь Император.»

Я перевернул вырезку, ничего особенного, какое то объявление о продаже скобяных товаров. Никаких пометок не на полях, не между строк, название газеты тоже не известно.

Ну что ж потом разберемся что к чему, я отложил в сторону прочитанное и взял следующую вырезку. Внизу текста карандашом было помечено: «Газета «Крестьянин-коммунист» июль 1927 год. Заголовок: «Воспоминания. Февраль на каторге. Из воспоминаний старого большевика, бывшего ссыльного- каторжанина т. Сумарокова». Далее текст: «-Февральская революция, - рассказывает тов. Сумароков, - меня застала в Пермской губернии. Мы были на каторжных работах в Кизеловских шахтах. Осудили нас за вооруженное восстание рабочих Лысвинского завода в 1914 году. Однообразно тянулись наши дни один за другим. И вот в один из мартовских дней нас, каторжников, просто выкинули с работы, не сказав нам ни слова. О происшедших событиях мы ещё не знали, и объяснить нам, конечно, не пожелали. Как были в арестантской одежде, так и пошли на ближайший вокзал железной дороги, с надеждой что – либо узнать. Там было большое возбуждение среди рабочих и в то же время жандармы ходили с опущенными головами… Здесь мы и узнали о подробностях переворота и о постановлении Временного Правительства, по которому освобождались все политические ссыльные и заключенные бывшей царской России. Это было 4 марта 1917 года.» - Я смотрел на вырезку, ничего не понимая, - Почему разные по содержанию газетные заметки, хранятся в одной папке? Что общего может быть между ними? Нет, без помощи квалифицированного специалиста нам самим разобраться будет очень проблематично. А как ежик в тумане, плутать совсем не хочется. Как было прекрасно если бы все поиски по нашим делам велись к примеру по Географическим картам, настоящим, проверенным компасам, где север – действительно Север, а юг –Юг, где сложно ошибиться, зная элементарные вещи. В нашей же профессии ошибка может стоить многого. Ошибиться не страшно, страшно довериться однажды неправильно – принятому решению и потом мучаться долгие дни и ночи.

Я взял из лежащей на столе пачки сигарету и с удовольствием закурил. – Почему Елена приехала к деду только сейчас, и откуда ей стало известно о его смерти, и о том, что именно в нашем городе он провел всю свою жизнь? - забыв о папке со старыми заметками, снова переключился я на утреннюю посетительницу. – Что - то вы не доработали товарищ майор, - упрекнул я сам себя. Почему условные преступники не могли обыскать дом до приезда девушки? Почему такая драгоценная вещь хранилась в простом комоде и единственная ли это ценность? Может, существует настоящий клад? А каждый, кто трясется над своим золотом или богатством, стремится хранить его где - то поблизости, чтобы удобно было стеречь. Если Владимир Андреевич был действительно одним из таких людей, он должен был хранить клад в доме. Или зарыть во дворе, в саду, в сарае. Отсюда и все эти вечерние и ночные посещения незнакомцев. Я знаю множество истории о кладах. Искатели кладов раскапывают старые захоронения, рушат и разбирают заброшенные дома. Но как правило в семи случаях из десяти клады обнаруживаются обычно совершенно случайно, причем в таких местах ,где никто и не предполагал их отыскать. А что если… - я принялся перебирать вырезки в папке, нашел фотографию, на которой был запечатлен мужчина с лопатой, перевернул обратной стороной… Пусто. Значит - это мне ничего не дает. Я ведь не знаю, как выглядел Владимир Андреевич. Я даже не видел не одной его фотографии. Может быть это он, а может быть, и нет. Думаю завтра постараемся поставить точки над и, а то что – то на сегодня очень много вопросов накопилось. А мысль насчет клада сбрасывать со счетов никак нельзя – это будет одной из главных версии

-Ты, есть будешь? - в дверях с газетным свертком стоял Кирсов.

-Буду.

-Молодец. Ты, представляешь, сколько труда, времени и умения пришлось потратить, чтобы оттяпать у следователей этот кусок сала, а к нему естественно хлеб и лучок ,- говорил Володька, раскладывая на столе свое богатство, - Эх, сейчас бы еще по маленькой…-Он хитро посмотрел на меня. Ведь знает, что в сейфе у меня практически всегда есть то, о чем он говорит.

-Но только по маленькой.

-Ну ладно уговорил, - как бы нехотя согласился Володька.

Я налил в чайные кружки на два пальца из бутылки, изъятой из недр сейфа. Мы молча выпили, и сидели, смаковали хлеб со свежим салом.

-Лепота, - закатил глаза Кирсов. - А хуже всего в этой ситуации то, что, ты наверное больше не нальешь?

-Не спеши.

-А,- потер руки Володька. – Это я могу.

-Как ты, говоришь, звать, величать ту Елену Прекрасную из музея?

-А что?

-Ничего. Её деликатно нужно будет завтра пригласить к нам. Думаю, без её помощи мы с этим историческим наследием не разберемся. Это раз.

-Что будет и два?

-И два, и три, и четыре…

-Ну вот, только хорошо жить начали и бац, вторая смена.

-Какая вторая смена? – не понял я.

-Не обращай внимания – это из кино, - засмеялся Володька.

-Да ну тебя с твоими шуточками. Значит, вторым пунктом нашего безнадежного дела будет все – таки медальон. Вот им ты с утра и займешься.

-А как же дедушка?

- Дедушку оставь мне. Я сегодня с одной ну очень занимательной личностью познакомился. Дядей Мишей зовут. Вот с ним я и попробую завтра покалякать . Это уже три.

-Ты что - то спешишь с третьим. Мы еще по второй не выпили, -чистым, невинным взглядом посмотрел на меня Володька.

Я снова налил в кружки

-За наш успех, в котором я ничуть не сомневаюсь, - произнес тост Кирсов, - И тебе спасибо, мой милый друг, вот тепереча я чувствую себя намного лучше, чем давеча.

Так что, ты, там говорил про третье и четвертое.

-Третье мы уже проехали, а на четвертое ты сам напросился

-Ну, ну не угрожай. Не таких видали, да не боялись.

-На тебе фотороботы ночных посетителей нашей заявительницы, вернее сказать вечерних. Вызовешь её часикам к девяти, и плодотворно поработаете, а после этого я с ней немного пообщаюсь.

-Нет, так не годится, - возмутился Володька, - я портреты составляй, а разговаривать опять ты.

-Ладно, - успокоил я его, - слушай, что у неё нужно выяснить.

Объясняя, напарнику суть дела, я набросал на листке небольшой вопросник, на который завтра Володька должен получить исчерпывающие ответы, - И постарайся не увлекаться, тем, чем не нужно, а вернее тем, кем не нужно.

-Ты, что пожалел лучшему другу?

-Нет, я девушку пожалел, зная тебя.

-Хорошо, постараюсь сделать все, что смогу, насколько это, разумеется, в моих силах, так как только мне известны физиологические потребности моего организма, в отличии от здесь присутствующих.

-Уж постарайся, будь ласка, - в тон ему проговорил я, - а теперь подведем итоги, что, мы имеем на сегодняшний вечер.

После этих слов я сделал непроизвольную паузу, и мы невольно поглядели с Володькой друг на друга, словно ожидали, что на лбу у каждого выступит надпись «я готов» или что – то вроде того.

-А имеем мы не много. Владимира Андреевича, покинувшего нашу бренную землю. Его весьма интересную и загадочную жизнь. Медальон, который покойный оставил своей правнучке, так неожиданно свалившейся нам на голову, кучу всяких газетных вырезок, принадлежащих теперь Елене первой, и вот эту папку, которую нам любезно предоставила Елена вторая, из музея. Хоть и не много, но считаю, что для одного дня достаточно и даже чересчур.

-Не дрефь, разберемся. Главное, что трупов пока нет и это надо закрепить, - Володька разлил остатки из бутылки.

-Сплюнь три раза через левое плечо, - сказал я Кирсову, проделывая то же самое.

-Сам, плюйся, а я лучше по дереву постучу, - ответил он, постучав по моей голове.

-Господи!.. Когда уж ты нормально разговаривать научишься? – отмахнулся я от Володьки.

-Вот с завтрашнего дня и начну, а теперь утро вечера мудренее. Пора и на покой, только в хорошем смысле этого слова.

-Да что ты, - удивился я, - что уже так поздно?

-Для меня поздно. Ко мне кум с женой на голубцы должны прийти. Слушай, звони своей, и подгребайте тоже. Сам ведь знаешь, как у меня Маша готовит, пальчики оближешь. Во, я уже вижу по твоей обильно выделяющейся слюне, что ты не против. Ладно, ждем, и не забудь со стола убрать, сам понимаешь, морской закон, кто последний, тот и крайний ,- мой напарник исчез, как будь-то его и не было. О голубцах можно было забыть. Я не стал говорить Володьке, что супруга ушла к подруге на вечерние посиделки или иначе как она их прозывает, на девичник. Ясно, что просидят они допоздна, а одному мне идти к Кирсовым не улыбалось.

Я открыл, лежащую на столе папку, которую Кирсов принес из музея и стал более внимательно просматривать содержимое, отложив в сторону, уже знакомые документы.

Просмотр занял почти два часа. Но эти часы были потрачены не зря, кое-что я все-таки для себя полезное почерпнул из этой старины.

Вернулся я домой около 22 часов, немного усталый от дневной суеты. В коридоре опять перегорела лампочка, поэтому с трудом открыл входную дверь, стучать не хотелось, а звонок с прошлого года дожидается, когда же я его ну хотя бы посмотрю, о ремонте ему можно и не мечтать. Я каждый раз с трудом пытаюсь заставить себя что-нибудь отремонтировать или сделать в квартире, в конечном результате это все равно происходит, но с какими мученьями и страданиями вынашивается. Сколько живу, столько и удивляюсь, как терпит меня жена. Сначала на Севере, где все технические работы по дому выполняли бойцы, вверенной мне части, мне и сейчас стыдно, что я совсем чуть-чуть, но все же использовал свое служебное положение, потом уже здесь, когда ночь, полночь я на службе. Наверное, она все-таки меня любит.

-Шлепанцы на базу торпедных катеров ,- громко сказал я, не обнаружив на месте свои стоптанные тапочки.

-Привет, пап ,- вышла из своей комнаты дочь, вернув мне похищенное ,- ужин на столе, мама у тети Ирины, мы дома.

Странно, но есть совсем не хотелось, сало не пропало даром, думаю, стакана чая с бутербродом будет вполне достаточно.

В детской горел свет. Дочь, наверное, делает уроки, а сын как обычно воюет с компьютером, он заменяет ему все мыслимое и немыслимое в этом мире. Быстро проглотив теплый чай, я удобно расположился на диване, взяв с полки мировую историческую энциклопедию, в надежде найти, что-нибудь полезное для себя.