Каков я на самом деле, знают считанные единицы. Сальвадор Дали Андрей был самым-самым обыкновенным учителем. Он преподавал историю и делал это без «огонька», просто «отбывая номер». Возраст его подкрадывался к сорока, и, по идее, он должен был начать болеть кризисом его (возраста, конечно) среднего. Жены у него не было. Точнее, когда-то была, но Андрей с ней разошелся так давно, что и не вспоминал об этом. Школа, в которой работал учителем сей кадр, находилась в нашем, самом что ни на есть банальном городе среднерусской провинции. Этот город был родным для Андрея, хотя он и отсутствовал в нем два десятка лет. Впрочем, всем, начиная с продавцов рыбы на местном рынке и заканчивая расфуфыренными премьер-дамами местного разлива (женами и любовницами местных ну-ну-нуворишей, обрызгивающими прохожих грязью из-под колес заработанных непосильным трудом авто) было абсолютно наплевать на его столь долгую разлуку с родными березами и взопревшими после долгой зимы полями. Я, по должности завуча, которую незаконно отнимаю у долженствующей сию должность занимать озлобленной женщины постсредних лет, многократно напоминал Андрею, что «высокий долг учителя…» (остальное дофантазируйте сами). И запрещал ему курить в кабинете после уроков. Он только улыбался в ответ. Несколько сонно, устало, снисходительно, лениво. Ученики относились к Андрею очень спокойно – он ничего не требовал, они ничего не учили. Так протекали школьные годы (на мотив забытой песни об этом значимом периоде становления человека). …А вот последняя поездка учеников в наш областной центр стала не совсем обычной. Мне рассказывал участник событий. Я только несколько литературно обработаю его рассказ. …Автобус двигался с автостанции областного центра в крейсерском режиме. Дорога была пуста, на ней хозяйничала ранняя весна. Ученики возвращались с музейной экскурсии, а Андрей, которого послали в качестве сопровождающего, за неимением и нежеланием других кандидатур, дремал в кресле после некоторой дозы коньяка из фляжки. В полусроке от прибытия вдруг с одного из кресел встал человек, который, улыбнувшись, сообщил будничным тоном, что автобус захвачен. Другой человек приставил ствол к голове водителя, а третий поддержал их обоих. В руках двоих появились сморкалки «Ингрэм», а ствол у виска водителя был «Стечкиным». Автобус встал по приказу этих бандюганов на обочине. «…В салоне царил недоуменный ужас…». Вот как в плохих романах бездарных писак. …Больше всего ученики, сочинители легенд и творцы глупостей, удивились поведению Андрея. Он открыл один глаз и заявил вооруженным бандитам: «Отпустите всех. Оставьте здесь только меня». Один из бандитов в некотором недоумении ударил Андрея по голове рукоятью «Ингрэма». Андрей не среагировал никак на заструившуюся по щеке кровь. В скором времени, автобус был оцеплен, подъехала целая толпа машин и людей. …Прошел час, другой третий…Толстые полковники были в растерянности, поджарые лейтенанты курили, сдвинув маски с подбородка на нос… В автобусе сидели оцепеневшие от ужаса люди и дети, дети и люди. А причиной ужаса были трое нелюдей. …Что произошло в одну прекрасную долю секунды, успели увидеть все пассажиры автобуса. Для них этот отрезок времени стал вечностью, всю бесконечную длительность которой они наблюдали как фрагмент тарантиновского кино в замедленном темпе. В качестве зрителей. …Андрей встал с разболтанного кресла и сделал три движения: сломал бандиту в локте руку, ударом двух пальцев правой руки вышиб ему глаза и согласованным движением обеих рук сломал шею. Второй бандит стал медленно-медленно (так казалось зрителям) поворачиваться на шум борьбы. И немедленно получил удар по горлу, причем, при обратном движении руки Андрея кадык бандита оказался почти вырван. Потом очень спокойно и очень медленно Андрей подобрал «Ингрэм» и, не спеша, разнес башку третьему бандиту, который стоял рядом с шофером. Струя огня, прихватив с собой содержимое черепной коробки нелюдя, вылетела через проем лобовика. …Немая сцена…Занавес… Андрей, наступив на мертвую морду одного из бандитов, направился к выходу из автобуса. Потрясенные свалившимся счастьем свободы и второго рождения зрители-пассажиры молча проводили его взглядом. Андрей вышел из автобуса, мрачно покосился на стволы автоматов, которые держали в руках лейтенанты, закончившие курить и надвинувшие маски с носа на подбородок. Андрей сел на ступеньки автобуса и спросил у мужественных лейтенантов будничным тоном: «Парни, закурить есть?». И, глубоко затянувшись сигаретой, выдохнул вместе с дымом: «Уберите дерьмо от людей. Там, в автобусе. Дети переживают»… |