Поломка. Лето в Закавказье знойное. На аэродроме трава – в рост человека. В полку много молодых экипажей. Очередная лётная смена. Полёты в основном по кругу и в зоны техники пилотирования. Один круг: взлёт, заход на посадку, посадка – 8 – 10 минут. 2 – 3 полёта с инструктором – своим командиром звена, контрольный полёт – и 5–6 кругов самостоятельно в составе штатного экипажа. Хотя и нудно, но никого не напрягает. Летать хочется. Часто и много. И надо продвигаться по Курсу Боевой подготовки. Полёты по кругам не минуешь. Они – ступеньки твоего мастерства. Чем больше умеешь, тем больше летаешь. Не станут преградой ночь, облака, плохая видимость. Техники самолётов еле успевают: послеполётный осмотр, заправка, укладка тормозных парашютов. Старший лейтенант Соловьёв только что зарулил на стоянку. К самолёту сразу же подрулил топливозаправщик. Техник спарки (самолёта, у которого вместо штурманской кабины оборудована кабина лётчика-инструктора) уже на плоскости и вставил пистолет заправочного шланга в очко бака. «Давай!» Насос ТЗ натужено заурчал, топливо пошло. Соловьёв, отстегнув парашют, подошёл к своему инструктору – командиру звена капитану Павде. - Разрешите получить замечания по полёту, командир? Павда – асс, в войну был сбит, вышел к своим через линию фронта. Говорит неторопливо, твёрдо, но по-доброму, отечески. - Не подрывай раньше времени. После взлёта не торопись набирать высоту – не истребитель, Расчёт, заход – отлично, посадка – хорошо. Разрешаю самостоятельно. В общем, молодец, Соловей, – закончил не совсем по уставу инструктор. Вылет в составе экипажа через час. - Штурман, радист, пойдём, перекусим, - приглашает пилот свой экипаж. Под навесом у КДП развёрнут выездной столовский пункт питания. Свободные от полётов экипажи подтягиваются к нему. В разгаре стартовый завтрак. Кто жуёт не торопясь, растягивая удовольствие, кто частит челюстью: поджимает график вылетов. Приветливые улыбчивые официантки, услужливый повар хлопочут у термосов. Тихий говор, перестук посуды прерываются изредка взрывами хохота: анекдоты и розыгрыши всегда в ходу. - Пора, - напоминает Саша, упитанный весельчак, штурман экипажа старшего лейтенанта Соловьёва. - Самолёт к полёту готов, - докладывает техник самолёта старший лейтенант Моськин, щуплый низкорослый жгучий шатен. И, подойдя вплотную к пилоту, тихо: - Разреши прокатиться, командир. Очень хочется сверху на окрестность посмотреть. Все знают, что Моськин начинал свою военную карьеру в лётном училище. Что-то не пошло там у него с полётами. «Рождённый ползать…», говорил он о своей неудаче. Перевели в техническое училище, уж очень хотелось быть в авиации. И ни разу не пожалел, давно понял о себе, что он природный технарь. Все системы его самолёта: двигатели, радиооборудование, приборы, вооружение – были всегда «с иголочки», механикам расслабляться не давал. - Ладно, лезь к штурману. Саша, посади его на катапульту. Моськин, только один круг! И – молчок. Не распространяйся. - Спасибо, командир, - и Моськин шустро взлетел по стремянке вслед за штурманом, явно не одобрившим решение командира. Соловей был любимцем полка. Балагур, весельчак, сыпал анекдотами и грешил розыгрышами. Других. Разыгрывать себя не позволял, обижался. Часто, когда с ним не было рядом Саши, попадал в курьёзные ситуации. Саша был его Санчо Пансой. Вот и сейчас, усаживаясь на рабочий пятачок в своей кабине, он не переставал ворчать. Не успел вмешаться. Уж очень стремительно Соловей принял решение. Не к добру. Шёл второй год их совместной службы в полку. Вместе, экипажем, набирали опыт. До совершенства далеко, но продвигались уверенно, без срывов и задержек. Забегая вперёд, скажу, что пару лет спустя Соловей поступил в Военно-Воздушную академию. Окрылённый успехами, несколько расслабился. И однажды чрезмерно отметил какой-то праздник. И попался патрулю. Саша бы не допустил. Он подстраховывал Соловья во всех его подвигах. В общем, вернулся Соловей из академии в свой полк в первый же год учёбы. Соловей уверенно выруливает. При полётах по кругам на старте всегда очередь. Задержки со взлётами эту очередь удлиняют. Самолёты с работающими двигателями выстраиваются друг за другом на рулёжке. Руководитель полётов на чеку. Он осаживает тех, кто раньше времени запрашивает запуск. Соловей получил разрешение занять исполнительный. Ещё на развороте с рулёжки он попросил: - Волкодав, я – 307й, осмотр по карте произвёл, разрешите взлёт? - 307й, я – Волкодав, взлёт разрешаю. И Соловей с ходу, не набрав обороты на тормозах, начал взлёт. Взлётный режим двигатели приобретали в ходе разбега. Штурман докладывает показания указателя скорости: - Скорость 100, скорость 120, скорость 120, скорость 140, скорость 140. Командир, скорость! Скорость! Кончается полоса. Соловей берёт штурвал на себя, поднимая переднее колесо. Но скорости для взлёта недостаточно. Конец полосы. Штурвал на себя. Отрыв. И проседание. Касание. Подскок. Касание основными стойками шасси склона оврага, колёса отлетают, передняя стойка подламывается. Самолёт на животе ползёт по заросшему полю. С КДП его не видно, очень высокая трава. И не видно признаков падения. Соловей выключает двигатели. Тишина. Чудо! Уцелело остекление кабины штурмана. Открывается люк, выскакивает и скрывается в высокой траве Моськин. Налегке, отстегнув в кабине парашют, медленно вылезает Саша, спрыгивает в траву, смотрит в сторону пилота. Тот, открыв фонарь, разводит руками: бывает. Кричит: «Посмотри радиста!» Вой сирен пожарных машин. Подъезжает тягач, санитарная машина. Подруливает (как они перебрались через овраг!?) командирская Победа. Командир полка быстро взлетает по подставленной кем-то стремянке к кабине пилота. - Жив? Вылезай! Примите его! И всякая такая картинка! – командует он подоспевшему полковому врачу. Командир усаживается в пилотскую кабину, осматривая приборы, пробуя рули и тяги. - Где Моськин?! Моськина сюда! - Командир, - переминаясь с ноги на ногу, докладывает полковой инженер, - Моськин… там…, в кустах…, обделался. Узнал ли командир об одиссее Моськина, не ведаю. Разговоров об этом в полку больше не было. Ни со стороны начальства, ни в среде лётного и технического состава. |