"А месяц будет плыть и плыть, Роняя весла по озерам... И Русь все так же будет жить, Плясать и плакать у забора" С.Есенин Вечера Спит под снегом земля худосочная, Покосился забор, чуть живой. Рядом банька, как баба порочная, С непокрытой стоит головой. Небо тушей кровавой распластано, Ни огня не видать, ни души. Хватит, черти, над судьбами властвовать В безалаберной русской глуши! Вам вольготно, где церкви порушены, Где гостит по избёнкам запой. Хватит красться за падшими душами Неприметною снежной тропой. В полумраке Алёнкой расхристанной Грустно смотрит луна в полынью… Хватит, черти, глумиться над Истиной И насиловать землю мою. Здесь никто не пиликнет гармошкою. Будто вымерло всё до утра. Туча выползла чёрною кошкою... Вечера над страной. Вечера. Под крылами наследье орды Под крылами наследье орды: Ленты рек, перелески, распадки. Хрипло дышат моторов лошадки - Хлопья пены слетают с узды. Занялся над Россией рассвет. Там, в туманной дали, неизвестность. В мыслях строчки про чахлую местность, Что, любя, завещал нам поэт… Я Россию судить не берусь. Мне бы петь бубенцом под дугою! Навсегда для Европы изгоем Будешь ты, азиатская Русь… Что же, братцы, давай-ка нальём! Вон и солнце встаёт из тумана… Мы сдвигаем над бездной стаканы, Пьём, вздыхаем, молчим о своём… А во мне спорят свой и чужой. Но сближает всех в небе попойка… И не важно куда мчится тройка Под разгульной монгольской вожжой. Монолог на завалинке Наливай, поэт. Наливай, не трусь! Пусть я нынче пьян, матюгаюсь, пусть. Самогонку лей. Не терплю отрав! Как слеза чиста. Или я не прав? Не боится Русь никакой чумы. Не ушёл и я от тюрьмы-сумы… Удавлю того, кто родню предав, Укротит в себе вольный русский нрав. Наливай полней, расскажу секрет - Польским паном был мой родимый дед. А когда старик напивался пьян, По горбам цепом молотил крестьян. Кучеряв мой чуб и чернява бровь: Через мать во мне есть цыганска кровь. Красоты такой ты не знал, поди… Ну, а я русак… Жаль, помру один… Как сорняк расту на земле ничей. Самогонку пью, сторонюсь врачей. Ты налей, дружок, мне еще стакан. Наливай полней, не жалей, друган. Слышь, про грусть мою нацарапай стих. Я сегодня пьян. Ты меня прости… На перроне Бежит состав. Мелькают за окном в колёсном ритме сёла, полустанки, церквушек развалившихся останки и новостроек серых домино. Кружится в танце сирость деревень, вальсируют лужайки и покосы, выводят па пасущиеся козы и яблони, обнявшие плетень. Вот скорый поезд замедляет ход, и, презирая вечные запреты, спешит продать еду и сигареты проезжим предприимчивый народ. К вагону в повседневных сапогах трусит старушка бодрыми шагами. Её корзинка пахнет пирогами, баул - дымком копчёного сига. А в десяти шагах, войдя в кураж, играет дед "Прощание славянки". Терзают пальцы клавиши тальянки. Разносится любимый с детства марш. На службу провожают пареньков, успевших отхлебнуть из горькой кружки. Сквозь слёзы сыплют шутками подружки, касаясь их постриженных висков. Дай бог вам доброй службы, пацаны. надёжных командиров в деле ратном и возвращенья к матерям обратно, не испытав беспамятства войны. Перрон качнулся. За окном гроши считаются: до них народ не жадный. Хотя он внешне скроен и нескладно, но изнутри, я знаю, крепко сшит. Лети, мой друг Лети, мой друг. Прошу, не помни зла. Дай руку без обид и без истерик. Раскинул лайнер два тугих крыла, И скоро-скоро незнакомый берег. Ты знаешь, чужеродная страна Таких, как ты, встречает без оваций. Но ты летишь... Накрыла нас волна Девятым валом новых эмиграций. Сегодня все, кто стайный и крылат, Спешат туда, где зимы, будто вёсны. К чему тебе твержу я невпопад, Что нам родней заснеженные сосны, Про то, что расхворалась с горя Русь?... Гогочет стая. Да я сам, не скрою, Машу крылом, как тот колхозный гусь, Желающий сорваться за тобою. Да, полно. Знать, судьбой не суждено Прибиться к стае поумневшей птицей. Я для себя решил давным-давно: Мне умирать, где довелось родиться. Мне легче так, чем с болью вспоминать Родных людей, тропинки и озёра И ветхий дом, где расхворалась мать... Будь счастлив, друг. Жму руку, без укора. Там, где в сумерках… Там, где в сумерках с травами росными Обнимается сизый туман, Где мальчишкой бродил я покосами, Хмурых елей стоят терема. Что-то шепчет зарянка в малиннике, Филин ахает в далях тайги, Над озерными гладями синими Плачет лебедь в просторах куги. Сколько троп по затёскам здесь пройдено. Знаю стежки я в каждом леске. Так близка может быть только родина, Что сродни моей пришлой тоске. Мы с родимой обмолвимся взглядами, Ей махну на прощанье рукой, Понимая, - другой и не надо мне... Да и я ей не нужен другой. |