Взрывы, как всегда, приходят неожиданно. Никто не предупреждает население об очередной бомбёжке. Сюрприз – в полном объёме. Ирина разговаривала по телефону с подругой, живущей на Гвардейке, противоположном конце Макеевки.

- Галочка, всё будет хорошо. Я узнавала.

- У кого? У Бога? У Чёрта? У кого? – голос её дрожал. Галина в это время лежала на полу. Рядом завалился кот, хотя раньше вечно бежал под кровать.

- А давай мы с тобой сейчас попьём чайку. Ты у себя, я – у себя. С мёдом.

- Давай. Иду заваривать.

 

Ирина тоже ушла на кухню. В последнее время чайный ритуал как таковой для неё утратил своё значение. Если раньше она заваривала крупнолистовой в специальном, средних размеров, заварнике, затем пила из пиалы, как любит её мама, вкусный обжигающий напиток, то сейчас всё намного проще: щепотка сухой заварки в чашку залить кипятком и перемешать чайной ложечкой. Готово.

 

Только чай заварился, как сотряслись стены. Бомбёжка! Ирина от неожиданности присела. Какой чай?

- Ирина, привет, - через секунду зазвонил телефон.

- Здравствуй, Николай, а у нас…

- А у вас гаубицы.

- А ты откуда знаешь?

- Слышу в трубку. Ты у окна что ли стоишь?

- Да.

- Немедленно отойди в безопасное место квартиры. Ты чем сейчас занималась?

- Чай заварила.

- Вот и отлично. Сейчас и попьёшь.

- Какой чай, Коль?

- Самый ароматный, самый горячий и самый мирный.

 

Даа… Ирина ещё никогда не пила во время бомбёжки «мирный чай». Интересный факт, но сейчас ей не до этого. Стрельба продолжалась около получаса, а затем всё стихло. Чай остыл. Как здорово, что есть друзья. Как здорово, что друзья умеют вовремя позвонить.

 

**

 

Утром думалось, что всё позади. Солнце изо всех сил намекало на бабье лето, листья ни на что не намекали, но этого Ирина не замечала. Впервые бабье лето проходит мимо неё, и это совсем не огорчило Ирину, совсем не зацепилось в её душе.

 

Рабочий день, как всегда, начался с обхода территории. Звучит странно и смешно для неосведомлённого человека, но для Ирины в последнее время это было настоящим ритуалом: подойти хоть к одному человеку на рынке, как тут же целая компания собирается обменяться последними новостями, какими бы они ни были.

 

- Девочки, ваши дети идут завтра в школу?

- Какая школа, Ирина Ивановна? Снова отменили и первый звонок и линейку.

- Как можно в который раз объяснить первоклассникам, что снова не будет праздника? – огорчилась Ирина. Её внучка уже сделала вывод, что война отняла у неё самый главный праздник в её жизни.

- Здравствуйте, Ирина Ивановна.

- Здравствуйте, Людмила. Слава Богу, вы на месте.

- Да, вчера из России вернулись с детьми и внуками. Жаль, моя родня осталась в оккупированных сёлах, и мы не успели вывезти их с собой.

Наверное, всё у них решилось только молитвами. Сколько пришлось перенести моей семье – никто не знает.

- Догадываемся, Людочка. Мы знаем, что ваш зять воюет. Вернее, воевал. Был ранен, а сейчас находится на реабилитации.

- Если бы, - ответила Людмила. – Рвётся в бой, но осколки в ногах не дают ему вернуться в строй. Требуется ещё несколько операций.

- Я понимаю, что такое раздроблённые кости, - сказала Ирина, - это долгий и тяжёлый путь к выздоровлению. А как остальные? Как родня? Я знаю, что они живут в Коммунаровке.

- Теперь можно сказать, что живут, но как они всё это выдержали – знают только они. Знаете, Ирина Ивановна, Люба, сноха, сказала, что если нац. гвардия вернётся к ним в село, они с дочерью тут же отравятся.

- Как отравятся?

- Да-да, они и яд уже приготовили.

- Я понимаю, что страшнее уже быть ничего не может.

- Не понимаете. Это настоящий садизм. Это – безнадёжно. Когда у них на улице появились войска нац. гвардии, они из домов выхватывали женщин и девушек, собирали их в одном помещении и глумились над ними. Какой душераздирающий крик стоял на всё село. Никаких мозгов не хватит это перенести, а что довелось испытать жертвам – страшно сказать.

 

У Людмилы перехватило дыхание. Слёзы текли по щекам, а она продолжала:

- Сваха сказала, что мужчины не могли помочь, их просто сходу расстреляли. Прошли по одной улице и расстреляли всех мужчин и стариков, чтобы остальные боялись. Сваха моя тридцать пять дней не выбиралась из подвала на улицу. Можно было на несколько минут выскочить в туалет или к колодцу по воду. Готовить научились в подвале. Она и помидоры на сок крутила на мясорубке под землёй.

- Да, женщина в любой ситуации остается хозяйкой, - выдохнула Ирина.

- Наши женщины не пропадут. Сваха сказала, что с первым налётом было жутко и невыносимо, но когда пришли новые «освободители», тогда начался настоящий кошмар.

 

**

 

Второе вторжение оказалось самым настоящим испытанием для каждого живого существа: ребёнка, взрослого, старика, кошки, собаки.

Для устрашения новые оккупанты на глазах у хозяев застрелили собаку и пытались её сжечь. Что произошло с их холодными мозгами, но они не завершили ритуал сожжения, пригрозив, что так будет с каждым, кто ослушается приказа.

Часто, напиваясь до мозголомства, они выгоняли женщин и детей из подвалов и под угрозой расстрела гнали их на заминированное поле. Наверное, они скучали по своим детям, и им доставлял удовольствие детский плач и крик. Крик боли и ужаса перед чужими дядями.

 

- Люда, а как родные?

- А родные рассказали, что в соседнем доме снарядом вынесло стену и ,пока хозяин сидел в подвале, «защитники» загрузили в машину всё, что попадало под руки, и вывезли за территорию посёлка. Куда – остаётся только догадываться. И это не единичный случай. Они так и говорили, что у них дома нет такого достатка, как здесь, на востоке.

- Они таким образом решили установить справедливость?

- Свою, Ирина, справедливость. Моя тётка живёт в Бугаёвке. Во дворе у неё старый колодец. Так вот, рядом с колодцем облюбовал место солдат. Тётка рассказала, что он всё время смотрел в бинокль. Я спросила её, зачем ему у колодца бинокль, а она сказала, что бинокль был прикреплён к винтовке.

- Так это снайпер, - сделала вывод Ирина.

- Конечно, снайпер, но тётка этого не поняла. Снайпер загнал всех в подвал и приказал не высовываться. Так и жили там, внизу, боясь показываться на свет белый. Через пару дней выбирается тётка по ступенькам вверх, а стрелок этот сидит на своём месте:

- Матерь Божья, ты здесь? – удивилась старушка.

- Ты что, ещё живая? – повернулся к ней снайпер. – Я думал, здесь всех уже давно положило.

- Я те положу! – вскрикнула тётка. У меня ещё картошка в земле мается.

 

Разговор становился тяжелее от того, что Людмила рассказывала не о чужих людях, а о своих, родных и близких, о событиях которые случайно оставили родню на этом свете.

- Ладно, Людочка, сердце рвётся от таких вестей. Не приведи Господи испытать нам хоть сотую долю этих ужасов.

 

**

 

Только после полного освобождения села от украинской гвардии люди увидели на заброшенной свалке холм. От холма исходил удушливый смрад…

А дальше – раскопки, крики, слёзы, экспертизы, горе…

 

Всё это Ирина быстро записала в своих рукописях, изредка по телефону спрашивая Людмилу о тонкостях жизни в оккупации. Это было чудовищно: и для Ирины, и для Людмилы было испытанием – разговаривать о зверствах. Но это – история. Страшная и жестокая история фашизма.

 

И тут пришло сообщение о том, что на её страничке побывали читатели и оставили свои комментарии. Ирина и думать об этом забыла, но сообщение её заинтересовало. Она всегда трепетно относится к рецензиям читателей. Посторонний взгляд на её мастерство или немастерство бывает зачастую полезен.

 

- Что там мне пишут, - пробурчала Ирина и зашла на страницу. Когда она начала читать не комментарий, а послание, щёки её заалели, как у подростка. Она всего ожидала, но то, что ей написали, вывело её из равновесия. – Господи, как далеки мы друг от друга. Между нами не пропасть. Между нами космическая пустота. Мы – антиподы этой пустоты.

 

Противно до омерзения стало после прочтения комментариев женщин. Ирина о себе узнала многое. Столько грязи она не слышала никогда в свой адрес. Но почему она, по их словам, предатель – это не укладывалось в голове. Выставлять весь грязный экскурс в глубины сознательности не стоит: никто никого не услышит. Никто и не попытается слушать, тем более – прислушиваться.

 

Как странно складывается жизнь. Когда-то кем-то были расписаны, обнародованы и внедрены в массы нормы жизни, правила общения, пункты из правил, исключения из пунктов и правил. А сегодня – новые исключения: исключительно отключился один единственный пунктик: не убий. И этот пунктик потянул за собой отрицание отрицания.

 

Ирина снова погрязла бы в философских размышлениях, если бы не очередной взрыв.

- Грады! – подошла внучка Лизавета к бабушке. – Грады – это всё равно война?

- Лизавета, откуда ты берёшь эти вопросы?

- Из звуков. Ты разве не слышишь?

- Слышу, детка. Слышу…

 

30.09.14