… «Таким образом, идея возрождения наций связана с идеей их врожденности». На этой оптимистической ноте я окончил свое лекционное повествование. Разноголосица студентов исчезла в коридоре, я остался один в аудитории, освещенной скромным светом дня ранней осени, в который неизменно возвращалось мое время на протяжении многих лет. Устало взглянул в окно на серо-золотые прииски природы. «Все, можно идти домой». Я старомоден, и до сих пор не подладился под стиль Цукреберга. Поэтому ношу тройку, хотя и пользуюсь «Фейсбуком», впрочем, не для общения, а потому, что люблю утренние и вечерние газеты. Это связывает меня с внешним миром. Каждый новый курс студентов сначала издевался надо мной. Но со временем заканчивали, видимо, становилось скучно. И то, и другое меня совсем не волновало. Привык. Никогда не писал конспектов. Все, что нужно, было в моей голове. Разве что соберу со стола разрозненные листочки в четверть принтерной бумаги с краткими записками, написанными непонятным почерком (его я испортил еще в универе). Когда-то в молодости, особенно, начиная, преподавать, я старался, что называется, соответствовать. Занимался борьбой, атлетической гимнастикой. Это еще к тому, что, окончив с отличием университет, считал себя гармоничным совершенством тела и духа. Фигня это все, как восторженность страха юнги перед образом капитана Ахава. Впрочем, как и радость от серых мартовских облаков (а это лучшая в мире фигня). Фигня потому, что все проходит, превращая в утиль грезы. И оставляя горькую окалину реальности. Вот с этими размышлениями я вышел из дверей факультета и двинулся в сторону дома. Осень безуспешно (в который раз) пыталась ободрить меня. Подходила к концу очередная мера моего года. Было достаточно тепло, сухо и как-то уж очень уютно на пустынных улицах моего маленького городка. Осень радовала, осень (безуспешно) ободряла. Я шел по сухому тротуару, под сенью второй половины сентябрьского дня, и в голове настойчиво стучалась (из пределов id в сознание) мысль, которая, в сочетании с привычным осенним настроением, доставала глубины души…«Сезон идеальной веры». Так, к сведению, я - интроверт. Парк, мимо которого я ходил много лет на работу, выглядел всегда мирно. В этот теплый осенний день, я решил прогуляться по его тропинкам, между остатками летнего отрыва и безумия. И между неизменными осенними рябиновыми бликами. Я шел, пиная спущенные клоунские морды из целлулоида. И фантики от мороженого. «Не торопятся службы убираться здесь». Так думая, я шел и шел вглубь парка. Так добрел до павильона, который, видимо, не торопились убрать, может быть, за ненадобностью. Павильон был сколочен из старых досок, выглядел ветхим и убогим, только надпись над входом белела и краснела свежими красками. «Выставка сверхценных идей». Я, как культурный в прошлом человек, читал «Волшебную лавку» Уэллса. И именно поэтому захотел зайти. И подошел к входу. Какая-то уютно-болезненная фантасмагория была в этом названии, подобно спущенной клоунской морде из целлулоида посреди поляны в неухоженной глубине парка. …Перед входом в павильон дрыхла кассирша, а из павильона выходила пара – мужчина в плаще и шляпе поддерживал свою женщину под локоть. Эмоции на их лицах не читались. Я постоял у входа. Отошел к урне и закурил… «А ну его на…». Бросил (в урну) окурок. И пошел по аллее парка, пиная спущенные клоунские морды. И фантики … |