- Хочешь, я расскажу тебе, как потеряла девственность? – вяло спросила она, положив мне на колени тяжёлые ноги, обутые в тупоконечные солдатские ботинки. Кроме ботинок на эти мощные, но упругие конечности были невесть как натянуты чёрные сетчатые колготки. Эти колготки, которые что есть, что их нет, делали кожу, выпирающую из чёрных квадратиков, зрительно ещё белее. Я сидел на диване в своей только что снятой и весьма с недавних пор холостяцкой квартире. На низком журнальном хозяйском столике передо мной почти пустая бутылка Мадейры, батон недорезанной колбасы и палка разломанного пополам метрового багета, похожего издали на заготовку для непоседливого Буратино. Дополнял натюрморт гранёный советский стакан с отбитым краешком, соседствующий под руку с кофейной чашкой из канувшего в лету богатого сервиза с золочёными ободками. Это была практически вся посуда, что нашлась в этой угловой однушке на втором этаже серой панельной пятиэтажки. А ещё радовал яркими картинками большой чёрный телевизор у стены, домашний кинотеатр с пятью колонками, из которых раздавалось бодрое, щекотно колыхающее второй подбородок у обладательницы возлежащих у меня на коленях мускулистых нижних конечностей, рычание Рамштайна. Я был горд! У меня был новый, свой, телевизор и сильная музыка, способная вызвать ощутимое дребезжание оконных стёкол и визит пожилой соседки сверху в первый же вечер моей свободы, которая пожаловалась, что музыка ей не мешает, но посуда на столе подпрыгивает. Диван, на котором развалился я и возлежала хозяйка пока ещё надетых сетчатых колготок, тоже был мой. Кстати, как её звали? Пора уже дать ей имя, чтобы не выражаться в дальнейшем так витиевато. Звали её как-то просто. Лена. Да, Лена, и работала она продавщицей в магазине, куда я по несколько раз в день заезжал в связи со своими обязанностями по работе. Она носила ярко- красные клоунские волосы и внушительный бюст, затрудняюсь какого оценить размера. Лена была одна из первых. Первых можных, которых можно, потому что жены уже нет. Точнее, жена есть, конечно, и живёт в двух кварталах, но она уже не жена. Несмотря на то, что она сама первая раздумала быть моей женой, ей это изменение привычного жизненного уклада далось несколько трудновато. Не проходило и дня, чтобы я не был вызван в своё старое жилище под каким-нибудь благовидным предлогом. То у неё гардина оторвалась, понимаешь, то кран потёк, то йогурта захотелось. А ещё её напрягала необходимость работать, чтобы содержать себя и ребёнка. Алиментов с меня не взыщешь по причине отсутствия у меня официального места трудоустройства, а значит, приходилось жить поначалу исключительно на мои подачки, которые могли весьма меняться в зависимости от разницы между доходами и расходами. Очень скоро я понял, что слово «дай» будет преследовать меня всю оставшуюся холостяцкую жизнь, делая её ничуть не более привлекательной, чем жизнь женатая. Иногда я выкручивался, отбиваясь от нападок натуральной повинностью в виде продуктов или шмоток. Тогда денег требовалось несколько меньше, и она уже не могла шантажировать моё нежное отцовское сердце воображаемым видом голодающей дочери. Через месяц я осознал, что денег жизнь половозрелого холостяка просит никак не меньше, чем бездонный семейный бюджет. Поняла и она, что вечно не сможет доить мои оскорблённые непогасшие чувства, и довольно-таки скоро нашла себе нового мужа в далёкой и манящей своими богатствами развитой капиталистической стране. Принц отечественных кровей её никак не устраивал. Оказывается, её любовь тихо ждала этого часа на родине Кромвеля и сэра Исаака Ньютона. И лишь всемогущий Интернет сумел свести два осколка одного сердца воедино. А моя квартира помогла ей в этой непростой авантюре. Зато у меня осталась машина! Почти новенькая вишнёвая «девятка»! А это было весьма круто по тем только-только пережившим постперестроечную разруху временам. Поэтому, первое время я искренне наслаждался мобильностью и свободой, что помогло мне узнать много нового. Например, детали потери девственности продавщицы Лены, которая была старше меня на пять лет и имела мужа-таксиста. Что вовсе не помешало мне поиметь Лену на уже не удивляющемся разнообразию поп и поз недавно купленном жёлтом диванчике. За короткое время я постиг и тайны грехопадения проститутки Марины с тату в виде красной розы на загорелом плече, вынужденной заниматься нелюбимым делом, чтобы заработать на свадьбу с верным ей и любящим молодым человеком. И особенности интимной сферы любовника- содержанта гренадерского роста Нади, от которой пахло исключительно парной говядиной, в те моменты, конечно, когда не сильно несло перегаром от выпитого спиртного. И даже научил целоваться, например, Олю. Да, точно! Олю. Мы танцевали с ней всю ночь, отодвинув, чтобы не мешался, удивлённый диван, и я одновременно учил её целоваться. Почему-то это было всё, чему я успел её научить, но меня это не сильно опечалило, ведь я был холостым мужчиной в полном расцвете сил, и у меня была личная съёмная квартира с дребезжащим в конвульсиях на кухне холодильником и парой уцелевших тарелок на обшарпанном столе, покрытом останками клеёнки. Свобода пьянила. Первые полгода я ходил гоголем. Работал я сам на себя, поэтому совершенно свободно распоряжался своим временем, превратив его в покорного безответного слугу. Я снова научился делать непристойные предложения, но ещё не умел обуздывать открывшуюся возможность их принимать. Меня попытались женить. Я смеялся, обливаясь холодным потом. Говорят, у меня даже родился ребёнок. Не сильно уверен, что это не так. Я отмазывался яростно и радостно. Радовала меня мысль о том, что я ещё кому-то нужен. Это чувство нужности, позабытое в последние годы совместной жизни, стоило того, чтобы лишиться прелестей обжитого семейного очага. А продавщица Лена подала мне идею. После неё я начал коллекционировать истории потери девственности. К сожалению, большинство из них были банальными. Пьянка, малознакомый парень. Хорошо, когда по любви и с одноклассником. Даже немного завидно. И уж совсем фантастично, когда с щедрым красавцем – сербом двухметрового роста. Что в этом рассказе было больше, правды или ночных эротических девичьих фантазий, сказать очень трудно, но красочности описаний вполне могли бы позавидовать сами Анна и Серж Голон. Как хорошо, когда можно, чего нельзя! Но, с другой стороны, когда нельзя, то гораздо больше этого хочется. Когда было нельзя, то можно было, чтобы никто не узнал. Мои послебрачные приключения были приятны и почти всегда восхитительны, но мои вбрачные походы налево запомнились гораздо ярче благодаря своей волнующей естество запретности. И не известно ещё, явились они следствием неудавшейся семейной жизни или её причиной. Скорее всего, и то, и это. Я даже не знаю до сих пор, кто же принёс в семью эту малоприятную, но неопасную болезнь. Мой не обременённый животом и лишним весом организм вкупе с уснувшей совестью был готов к любым приключениям. Судьба довольно-таки благосклонно отнеслась к моим неуклюжим попыткам подёргать смерть за усы. Даже раскатавшая губу новоявленная невеста не так уж долго высасывала кровь из моих полных кипящей страсти вен. Везение не отвернулось от меня и тогда, когда я повёз пяток девчонок из Лениного магазина покуролесить в ночной ресторан соседнего города. Мест у меня в машине пять. Вместе со мной. Одна из подруг была несовершеннолетняя, хоть и не по годам развитая дочь самой Лены. Её просто посадили на колени. Дорога туда прошла без приключений. В ресторане девки пили и плясали, я поедал мясо по-французски и запивал пивом. Но перед самым закрытием осмелевшие от выпитого продавщицы умудрились нахамить двум солидным дядям в штатском, принявшим их за проституток. Дядьки оказались высокопоставленными служителями закона. Я кое-как запихал обнаглевших матерящихся девиц в свою тарантайку, и мы отчалили под внимательными взглядами неудовлетворенных мужчин. Но не прошло и пяти минут, как нас догнали гаишные мигалки. Забывший представиться сонный и злой лейтенант довольно потирал руки, насчитав у меня в машине пять пассажиров. Из подоспевшего тонированного джипа шустро выскочили пузатые хранители правопорядка, с которыми мы, по моему глубокому заблуждению, благополучно распрощались несколько минут назад. Мне тут же было предъявлено обвинение в управлении транспортным средством в нетрезвом виде. Что грозило лишением на три года, как я прочитал по мстительным ухмылкам стражей закона. Отпираться было бесполезно, ведь я весь вечер сидел за соседним столиком и лакал пиво на глазах у своих преследователей. Но я стал отпираться. Естественно, мне было предложено прокатиться в пункт медицинского освидетельствования. За неимением лишних патрульных машин, мы двинулись странной кавалькадой. Сначала завезли в околоток притихших от осознания своего беспутного поведения девах, а потом поехали в сторону наркодиспансера. Я следовал за ментами, почему-то на своей машине. Правда, права остались в руках гаишника. Мы долго колесили по каким-то тёмным кривым улочкам. Запомнить дорогу в незнакомом городе было невозможно, а навигаторов тогда ещё отродясь никто не видывал. Наконец, вслед за патрульной машиной, я остановился, гаишник забрал у меня ключи от «девятки», и я понуро поплёлся следом. Лейтенант минут пять дубасил в какую-то железную дверь, пока на пороге не объявилась заспанная бабка в мятом белом халате. - Сейчас позову врача, - буркнула она и скрылась в коридоре. Ещё несколько томительных минут ожидания в оклеенном кафелем кабинете. Эти минуты в совокупности и спасли меня, потому что, когда я дунул в трубку диковинного прибора, тот уверенно высветил два нуля. Врач, который сам вместо меня вполне мог порадовать доблестных милиционеров изрядными показаниями своего чудо- алкотестера, был зол. И даже отказался брать кровь. Его сонное непрояснившееся сознание яро протестовало против лишних ненужных телодвижений. Лейтенанту ничего не оставалось, как натужно козырнуть в знак своего поражения и молча вернуть мне мои права и ключи. Я не верил своему счастью! Неужели Бог есть? Тогда впервые пошатнулись мои нравственные устои воинствующего атеиста. Однако, это была только первая часть Марлезонского балета. Нужно было ещё найти дорогу обратно и вытащить из каталажки своих неверных буйнопомешанных подруг. Не буду останавливаться на этом подробно, скажу только, что я с честью справился и с этими задачами. А слегка протрезвевшая Лена даже пыталась приставать ко мне в мчащейся с бешенной скоростью по предутренней автостраде машине. Но была послана окончательно и бесповоротно. Подругам так и не удалось всучить мне её непослушное тело, когда мы благополучно вернулись в родной город. Почему-то я уже совершенно не мог представить ЭТО в своей постели. Бурно начавшееся увлечение пышнотелой Леной, которое закончилось для неё свинцовыми примочками под глаз в результате ночного приступа ревности не совсем ещё потерявшего бдительность мужа, для меня же явилось отрезвляющей пощёчиной. Я понял, что делаю что-то не так. И на самом деле жизнь холостяцкая не только сплошная романтика и свободная любовь, но и всё множащиеся проблемы в связи с увеличивающимся количеством бывших и настоящих, каждая из которых имела на меня определённые перспективы, но никак не собиралась мирно сосуществовать с другими претендентками на мою свободу. Не все, конечно, желали затянуть меня в свои тенета, но интересы их пересекались, что требовало от меня всё большей изворотливости и занимало изрядное количество времени. Не сразу, но я понял главное – большинство из моих подруг совершенно не стоят затраченных на них усилий, а негативные последствия от времяпрепровождения с ними значительно превышают удовольствие от этого самого процесса общения. И вот тогда, совершенно неожиданно и определённо, я влюбился… И жизнь моя снова перевернулась с ног на голову. Только это уже совсем другая история, длинная и слезоточивая. Может быть, когда- нибудь и её я поведаю миру. |