Здесь разбавленный Севером воздух, влажный, плоский финляндский покров беглых слов, белых снов, островов... Долгий закат в розоватом растворе, в створе Гороховой улицы, где дразнит утонченностью вдали игла Адмиралтейства. Закат догорает над Невским, Литейным, Летейским... Летит – и льнёт, и слёзы льёт, не в силах оторваться от земли. ...Здесь всё так неизменно, всё так протяжённо и зыбко, всё подёрнуто выцветшей царственной дымкой. Этот город с вокзала приемлет в объятья, приникает к тебе, проникает в тебя. Это небо, немеркнуще-близкое, эти воды и своды, и хляби, эти перистые облака, эта вечная, злая река... Эта бедная, тайная радость в достоевских трущобах... И в морозные сумерки дому Мурузи Венеция снится – еще бы!.. Эти лики и блики в канале – и грифоны над рябью поводят златыми крылами. ...Отражения стынут в Фонтанке. В сетке веток, на жёлтой стене дома Анны Всея Руси тени качают луч. А усталый Бог сохраняет всё, даже наши стихи. Даже вздох затонувших, угасших, вчерашних... Даже тленный, мгновенный, имперский всплеск на прощанье. Всплеск небес – и недальнего моря всплеск. Этот странный, пространный, ростральный, расстрельный, астральный Город! Здесь, среди снега, тоски и дождя, призраки вечно толпятся, выхода не находя. ...В дацане на Приморском проспекте тихо-тихо звенят колокольцы. Я хочу пить разбавленный Севером воздух и не ведать, что будет после. |