Пелена слезливых теней мембраной кроет окна глаз... Сквозь них он видит привидений, когда не спал вот, как сейчас. Они выскакивают всюду: из стен, розеток, потолка... Одно, второе чудо-юдо, лучом сквозь пыли облака. А он зовёт играть их в карты – вином пропахший преферанс: “Турист фантазий, лезь за парты, энд уэлком ту май декаданс.” “И что на кон ты ставить будешь?” – спросил багровый тусклый глюк. “С меня за выигрыш ты получишь…” – юнец указывал на люк. Квадратный люк блестящей стали – бельмо на матовой стене. Его увидев, глюки сдали по десять карт ему, себе. А стены – море, стены – гладь; и чешуя лунной дорожки. “Ну что, чудес ещё позвать?” – спросили три дохлые кошки. “Да хватит, полноте, мурлыки! Эй, дядя Гекльберри Финн!” – Как на маяк, на эти крики пришёл кошачий господин. Он взял котишек за хвостишки; мигнув, кивнул своим брылём Друзьям, что рубятся в картишки, и те махали все втроём. Затем, отдёрнув штору-море, как в своё время Моисей, Он, словно в дырочку в заборе, ушёл, оставив трёх друзей. А те играют и играют, в очках химера счет ведёт. Про то, как в гору набирают, про то, как каждому везёт. – Вот раз! – Вот два! – Вот три! – Вот пас! – Семь пик СЫГРАЮ я сейчас! – Ну что ж, я – вист! – Ну нет, я пас… – Ходи! – сорвался грозный бас. Вот туз, и взятка игрока... а мы ходили с "семака"… Пытались, козырь выбивали, но снова что-то просчитали… И, проиграв, юнец шел к люку... достал ключи, отпёр замок, Нащупал что-то, дёрнул руку, и потянул за уголок. Из сейфа медленно и плавно тянулся длинный узкий стол На нём, под кровом целлофана, он спрятал то, что ставкой счёл. Оно гнило, но пошло пахло, и мягким было от червей… “Неси, неси!” – кричали нагло два глюка в облике чертей. Застёжка-молния жужжит и тайну вмиг разоблачает: В чехле покойница лежит, столовый нож в груди сверкает. И нет червей, пропал весь запах; она лежит, мертва, бела, Красива, девственно мила… Навеки в сильных смерти лапах. Не смог парнишка удержаться, и упустил одну слезу... Сквозь тишину хлопок раздался – хлопок, напомнивший грозу. И глюки страхом побелели, да побежали кто куда… Но хоть куда себя б не дели, везде сгорали завсегда. А под слезой любовь очнулась… из сердца вытянула нож, “Во век не сможешь… Не убьешь…Я вновь с тобою… Я вернулась.” Опять они сидят и смотрят… Вдвоём сидят, глядят в окно… Всё ждут таинственно кого-то, и пьют дешёвое вино… |