Переводы (с) Хуан Мануэль Кастильо появились на страничке Рустама Карапетьяна относительно недавно. Они поражают своей оригинальностью и глубиной содержания. В каком государстве проживает этот самый Кастильо, нам не ведомо. Судя по именам персонажей, скорее всего, в какой-то из испаноязычных стран. Но проблемы и взгляды на жизнь героев от того не меняются, а потому мы запросто узнаем и грустного продавца селедок, и патрульного, и старую Долорес, и падре, и тучную торговку Лусию, и продавца игрушек, и самого Хуана и его возлюбленную, которой он и направляет свои послания. Мы знакомы с Дождем, который Хуан впустил жить в свое жилище; мы провожаем взглядом бутылку с письмом, брошенную Хуаном в океан с пустынного берега. С ним мы побывали у ангелов, но совсем недолго; пили кислое вино вдвоем с Луной; попрощались с любимой на перроне... Ирреальный, но! Какой узнаваемый мир! "Мои сны — все равно что ваше бодрствование" - читает Хуан, открыв наугад «Вымышленные истории» Борхеса. Не знаю, что это значит, Но почему-то я это запомнил. Все стихотворения написаны верлибром. Казалось бы, почему верлибр? Тех же символистов переводили рифмами, неужели поэты устали? Но, вчитываясь в неторопливое повествование, в каждой строке которого – не только может оказаться новый размер, но картинка, которая, неизвестно, как долго удержится и что явится следом, понимаешь, что рифма бы уводила от полифонии, насквозь пронизывающей каждое послание, в котором самая мельчайшая деталь говорит своим голосом и живет своей жизнью в общем потоке. Именно верлибр способен не только удержать, но подчеркнуть это многоголосие, глубже ввести в содержание, в драму бытия, что развертывается ежедневно на наших глазах, но только словами Поэта и удается воплотить никогда не повторяющиеся ее образы об одном и том же, в полотне, которое остается: А вы можете так? - Когда перрон уже тронулся, И всё пришло в движение: Люди, птицы, облака и мысли, На одно лишь мгновение Усилием души и воли Остановить весь мир. Итак, перевод Наш дом (с) Хуан Мануэль Кастильо Недавно сгорел наш дом. Мы были за тысячи миль от него. Дом полыхал, он звал нас на помощь, Он оседал на землю. Наш дом предстает перед нами как живое существо (он звал нас на помощь), в котором мы жили, или он в нас жил, но, так случилось – его больше нет, сгорел. Так начинается третье стихотворение из восьми представленных (пока?) на страничке. Что же случилось? Дом как символ отражает не только внешнюю крепость, но и внутренний мир человека. Мы были за тысячи миль – возможно, мы были за тысячи миль от самих себя. Обычная человеческая ситуация. А мы ничего не знали. Как в сказке: «Отдай мне то, чего сам не знаешь», – просит нечистый у царя. Тот пожимает плечами, и думает: «Чего же я знать не могу? Если не знаю, то оно мне и не надо! Бери!» Так про что же мы не знали? Про то, что наш дом сгорел. И про то, что старую Долорес застрелили За то, что она глуховата, Поэтому когда патрульный крикнул ей: - Стой на месте, старая ведьма! Она продолжала идти. Помимо «нас», появляется старая Долорес, которую застрелил патрульный. Мы узнаем, что в городе военное положение, если Хуан в Латинской Америке, то – очередная революция, переворот, передел власти и благ. Старая ведьма – ведьму не так-то просто убить, тем более, простым оружием, но – застрелили... Видно, эта старая Долорес была близка Хуану и его возлюбленной, и о ней болит сердце, потому что глуховата, а не «глухая». Кто этот патрульный, застреливший старую Долорес? Бедный перепуганный мальчик. Он ведь даже ни разу не был в тире И очень боялся партизан. Он так испугался, Что его вывернуло прямо на себя. Но позже вечером в пьяной казарме Он уже хвастался, Что спас, как минимум, город. Глупый, честолюбивый парнишка, никогда не просто не воевавший, но не бывший даже в тире, ему дали в руки автомат, напугали партизанами, забрали из дома (или его дом тоже сгорел?) и поселили в пьяной казарме. Ты помнишь его?- обращается Хуан к своей возлюбленной. А далее, через воспоминание об этом мальчике, следует блестящая реминисценция в школьные годы, когда было все еще так замечательно: Он учился в одной с нами школе И был младше нас на два года. Оказывается, все трое – Хуан, возлюбленная и этот мальчик учились в одной школе. И однажды она этому мальчику даже помогла. Однажды, когда он упал и разбил коленку Ты отвела его в медпункт. Там все блестело и пахло лекарствами. Воспоминание о медпункте именно сейчас, из военного времени, так естественно. Но тогда, тогда все было по-другому. А из окна был виден наш дом, Тот, который вчера сгорел. Оказывается, дом еще вчера был жив, Мы были за тысячи миль от него, а сегодня, когда преодолены эти тысячи миль (к себе?), мы узнали, что дом сгорел и старую Долорес застрелили, сгорело старое представление о жизни – нас нет, и нет Долорес. Что же нам остается? Из окна медпункта было видно красную крышу И балкон, на котором Долорес Всё время сушила белье. А ты кричала ей с самого края крыши: У нашего дома была красная крыша. Крыша символизирует защиту от врага, защиту Господа, красный цвет — с одной стороны, воплощает жизнь, с другой, ярко-красный цвет выступает как символ огня, способного вызвать ссору, разрушить отношения. Любимая стоит на самом краю и видит белье на веревке, висящее на балконе. С одной стороны, она видит знак счастливого случая, удачи (белье сушится все время), с другой – у этого самого случая нет однозначного толкования. Но смотрящий в окно будет услышан Богом. Из окна медпункта любимая видит саму себя, весело кричащую с самого края крыши: - Эй, Долорес, нагадай мне жениха! И хохотала так звонко, Что прохожие внизу останавливались И задирали головы вверх. О любимой нам известно лишь то, что с Хуаном они ровесники, учились в одной школе, и – единственный штрих портрета – звонкий ее смех. Жаль, что так получилось с Долорес. Жаль, что так получилось с нами. Жаль, что так получилось со всеми. Жаль, что нам больше некуда возвращаться. Казалось бы, дом сгорел, Долорес застрелили, отношения разрушились (о «нас» узнаем в прошедшем времени), Но сегодня я шел по улице И словно услышал откуда-то сверху: "Эй, Хуан, нагадай мне жениха!" И смех, ярче солнца. Я поднял глаза И высоко-высоко На самой высокой крыше Увидел улыбающуюся Долорес. Неожиданная развязка: «смех, ярче солнца» - лейтмотив любимой, но она обращается с просьбой нагадать жениха уже не к Долорес, а к живому Хуану! Но она – Долорес! Любимую тоже звали Долорес! И увидел он ее на той самой крыше – а почему бы и нет?! Это чудо отсылает нас к «Кислому вину»: Завтра я умру и вернусь молодой. Далее идет отступ, Хуан (просыпается) со словами: Господи, сделай так, Чтобы наш дом не сгорел. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
