(Фёдор Алексеевич ЖЕЛТОВ: жизнь, творчество, судьба)

 

Желтовский пруд – одно из памятных мест города Богородска Нижегородской области…

Он приютился между улицами им. Свердлова и Московской, в том месте, где их пересекает переулок Песочный. Ещё в начале ХХ-го века, когда город Богородск был селом Богородским, улица Свердлова именовалась Стрелецкой, а Московская носила название Банные зады. По берегам пруда растут вековые вётлы – главное его украшение. Высокая безмолвная стать деревьев словно хранит в себе историческую память, которой буквально дышит этот маленький тихий уголок, расположенный недалеко от центра города…

В самом названии пруда запечатлена память о замечательном человеке земли богородской Фёдоре Алексеевиче Желтове. Его жизнь пришлась на правление трёх последних Российских императоров, смуту, вылившуюся в революцию и государственный переворот, установление диктатуры пролетариата, образование СССР; он чудом уцелел среди первых волн большевистского террора, но 1937 год захлестнул и его, 78-летнего старца, проповедовавшего добро, мир, любовь…

К середине XIX века все Желтовы в селе Богородском Горбатовского уезда Нижегородской губернии считались старожилами и были уважаемыми людьми. Не исключение и родители Фёдора Алексеевича, местные крестьяне Алексей Григорьевич и Мария Ивановна, духовные христиане (молокане) по вероисповеданию. А. Г. Желтов немало способствовал удалению из Богородского его последнего владельца Сергея Васильевича Шереметева, порой неумеренно злоупотреблявшего помещичьей властью. «Отец мой был уполномоченным от общества по жалобе на помещика С.В. Шереметева и имел личное сношение с тогдашним губернатором Муравьёвым»1, – писал Фёдор Алексеевич в своих воспоминаниях о В.Г. Короленко. Неудивительно, что после отмены крепостного права Алексей Григорьевич стал первым, единогласно выбранным сельским обществом волостным старшиной.

Фёдор Алексеевич Желтов родился в 1859 году 12 числа… С месяцем же до сих пор неясно, поскольку сам Фёдор Алексеевич в автобиографии от 1913 года указал март, а шестнадцать лет спустя в анкете при письмах Л.Н. Толстого для редакционной комиссии по подготовке к изданию Полного собрания сочинений Льва Николаевича – февраль… Отец его имел небольшое шорное производство в Нижнем Новгороде, что позволяло семье жить в достатке. Из упомянутой автобиографии, написанной Ф.А. Желтовым от третьего лица, следует, что он «нигде не учился кроме начальной сельской школы и получил только домашнее образование»2. Фёдор Алексеевич рано пристрастился к чтению, посвящая этому занятию всё свободное время, благо отец позаботился о домашней библиотеке. Когда она перестала удовлетворять познавательные интересы сына, Алексей Григорьевич стал брать для него книги из частных библиотек знакомых ему людей, в том числе «из обширнейшей библиотеки известного исследователя Нижегородского края Александра Серафимовича Гациского, бывавшего в дому А.Г. Желтова по исследованию сектантства с писателем нижегородцем П.И. Мельниковым»3. Страсть к чтению заставляла Фёдора Алексеевича приобретать впоследствии всё новые и новые книги. Так он собрал большую собственную библиотеку, которой безвозмездно пользовалось всё читающее население села Богородского.

До семнадцати лет Ф.А. Желтов, кроме самообразования, занимался также домашним хозяйством. В 1876 году внезапно умирает Алексей Григорьевич. Мария Ивановна не только сумела сохранить производство мужа, но и расширила его, организовав в Богородском кожевенный завод, конторой которого заведовал Фёдор Алексеевич до тех пор, пока сам не стал хозяином предприятия. В девятнадцать лет он женился на дочери местного промышленника Елене Ивановне Кукиной, и в начале XX века в большой и дружной семье Желтовых было шестеро детей: четыре сына – Алексей, Александр, Иван, Анатолий и две дочери – Надежда и Лидия. Ф.А. Желтов успешно справлялся с делами на производстве, вёл занятия в руководимой им местной общине секты молокан, а также занимался сочинительством.

«Первые робкие шаги к выступлению в литературе начались с простых корреспонденций, а потом и мелких рассказов, печатавшихся сначала в «Нижегородских губернских ведомостях» и Нижегородской же газете «Волгарь», а потом в Московских – «Русском курьере» и «Современных известиях»4, – отмечал Фёдор Алексеевич в автобиографии. Публикации, увидевшие свет в середине 80-х годов XIX века, по большей части представляли собой очерки на разнообразные темы. Ф.А. Желтов писал о проблемах крестьянского быта в деревне, археологическом интересе Горбатовского уезда, природных явлениях (например, о солнечном затмении, которое наблюдал 7 августа 1887-го в Нижнем Новгороде), молоканской общине села, легендах и былях родного края, знаковых событиях, таких, скажем, как празднование 25-летия отмены крепостного права 19 февраля 1886 года в Богородском, когда была освящена часовня в память Царя-Освободителя Александра II. Стоит отметить, что именно Фёдор Алексеевич составил текст всеподданнейшего адреса царствующему Государю Императору, после богослужения прочитанного волостным старшиной перед народом и отправленного затем монарху через начальника губернии.

В это же время Ф.А. Желтов знакомится с отрывками из «Краткого изложения Евангелия» Льва Николаевича Толстого. Книга была запрещена и распространялась в литографиях и рукописях. Фрагменты одной из копий случайно оказались у Фёдора Алексеевича. «… Приводимые понятия, – вспоминал он, спустя более тридцати лет, – совпадали с усвоенными сектантскими мировоззрениями духовных христиан (молокан), той среды, в которой я родился и получил воспитание… Простота изложения, глубина мысли и близкое к жизни освещение вопросов Евангельской истины захватили меня…»5 Под впечатлением от прочитанного Желтов 18 апреля 1887 года пишет Льву Николаевичу, начав обращение к нему словами из Евангелия от Иоанна (4; 15): «Господин! дай мне этой воды, чтобы не иметь жажды…»6 Кратко изложив воззрения на окружающее в соответствии с молоканской верой, Фёдор Алексеевич просит наставить его на литературном пути, дабы нести свет Евангельской истины: «… Я хочу, чтобы свет, если он во мне есть, – не угасал; хочу, чтобы он если не ярко горел, то хоть мерцал, ибо и то есть благо. Но вопрос в том, что есть истинный хлеб, какие истинные задачи литературы?.. Я желаю знать тот истинный путь, по которому должно идти на этом поприще. Укажите мне его. Направьте на дело мои молодые силы. Дайте работы, не бесплодной работы, а полезной, плодотворной, животворящей»7. К письму были приложены несколько ранее опубликованных статей.

Искренность двадцативосьмилетнего молоканина тронула великого писателя. Немедленно откликнувшись, он так рассуждал о литературном труде: «Я полагаю, что задача пишущего человека одна: сообщить другим людям те свои мысли, верования, которые сделали мою жизнь радостною. Радостной, истинно радостной, делает жизнь только уяснение и применение к себе, к разным условиям своей жизни евангельской истины. Только это можно и должно писать во всех возможных формах: и как рассуждения, и как притчи, и как рассказы. Одно только опасно: писать только вследствие рассуждения, а не такого чувства, которое обхватывало бы всё существо человека… Одинаково по-моему дурно и вредно писать безнравственные вещи, как и писать поучительные сочинения холодно и не веря в то, чему учишь, не имея страстного желания передать людям то, что тебе даёт благо»8. Довольно критично отозвавшись о присланных Желтовым очерках, Толстой, тем не менее, утверждает: «Писать вы, как мне кажется, можете и потому, что владеете языком и, главное, потому что вы с молодых лет всосали в себя учение Христа в его нравственном значении, как это видно из вашего письма»9. Более того, предлагает прислать что-нибудь для печатания в организованном по его инициативе издательстве «Посредник», которым в то время руководил друг и соратник Льва Николаевича – Владимир Григорьевич Чертков.

Вдохновлённый участием Толстого Фёдор Алексеевич через два с небольшим месяца отправляет ему для «Посредника» своё первое серьёзное произведение – повесть «На Волге, или Злом горю не поможешь». С незначительными исправлениями по рекомендации Льва Николаевича повесть вышла отдельной книжкой в 1888 году. Имя автора на обложке указано не было. Оно появилось лишь в последнем, девятом издании «На Волге…» через тринадцать лет после первого.

В марте 1888-го состоялось и личное знакомство Фёдора Алексеевича с Толстым в московском доме писателя. Во время встречи, по-видимому, речь зашла и о «Кратком изложении Евангелия», потому что рукопись этой книги Лев Николаевич на время передал Желтову, который не только прочёл её, но и полностью переписал для себя.

Период с конца восьмидесятых годов XIX века и до начала нового столетия оказался для Ф.А. Желтова самым насыщенным и плодотворным. Веря, благодаря Толстому, в свои писательские возможности, он создаёт новые произведения, которые печатаются по большей части в издательстве «Посредник». Например, рассказы «На сходке (Вдова)» (1888) и «Перед людьми» (1892), посвящённые проблемам крестьянской жизни, таким как расслоение общины, обнищание семей, уход с земли на производство, трагически сказывающийся на судьбах людей, непонимание имущими неимущих, распространение пьянства, от которого гасла в человеке искра Божья. Об отношении Фёдора Алексеевича к последнему стоит сказать особо. Как и все молокане, он вёл абсолютно трезвый образ жизни, обходясь без табака и спиртного. Вот почему Желтов не только вступил в организованное Толстым согласие против пьянства, но и не без успеха агитировал за присоединение к нему крестьян родного села Богородского. В его письмах Льву Николаевичу в качестве постскриптума можно прочитать: «Запишите в члены согласия против пьянства: Пётр Привалов, крест. с. Богородс. 41 г., Иван Иванов Балакин, крест. с. Богор. 36 л.»10 (2 мая 1888 г.). «Запишите члена в обществ. трезв.: Василий Иванов Хохлов, крестьянин села Богородского. 20 лет.»11 (16 июня 1888 г.). «Запишите в члены общества трезвости: Михаил Иванов Фролов, крестьянин села Богородское Ниж. Губ. 55 лет.»12 (4 июля 1888 г.).

Фёдор Алексеевич написал также статью, обличающую пристрастие к алкоголю, и отправил её Л.Н. Толстому 31 января 1889 года с письмом, в котором высказал своё мнение относительно оформления и подачи материала: «Спешу Вам послать… статью о пьянстве… Мне хотелось бы, чтобы она была непременно напечатана брошюрками, так как это я считаю удобнее для народа – книжечки в руках долее хранятся, впрочем, хорошо бы отпечатать и книжками и листами»13. Статья Льву Николаевичу понравилась. Подредактировав, он озаглавил её «Перестанем пить вино и угощать им», после чего передал В.Г. Черткову, отметив важность скорейшей публикации. Материал увидел свет в марте 1990-го. Статью отпечатали в типографии И.Д. Сытина в виде плаката на простой бумаге, украшенного незатейливой рамкой. Фамилия автора под текстом отсутствовала. После первого последовало ещё несколько изданий, причём не только «Посредника», но и Александро-Невского общества распространения религиозного просвещения в духе Православия при Воскресенской церкви. С 1910 года статья выходила уже с подписью Ф.А. Желтова в серии «Посредника» – «Борьба с пьянством» под № 18. В этом издании она представляла собой хорошо оформленный стенной листок с воспроизведением посередине картины Максимова «Хомут пропивает».

В год своего тридцатилетия Фёдор Алексеевич Желтов, стараясь больше узнать о живущих в Российской Империи молоканах, посещает общины духовных христиан в Тамбовской, Саратовской и Самарской губерниях. В начале пути он, словно за благословением, заезжает в Москву к Льву Николаевичу Толстому, которому позже, 15 октября 1889 года, напишет: «Весной я в первый раз так близко ознакомился с некоторыми молоканскими обществами, и это знакомство дало мне новые взгляды на ту степень духовного возраста, в котором большая часть молокан теперь находится»14. Представив Льву Николаевичу довольно-таки обстоятельный отчёт о поездке, поделившись размышлениями относительно бесед с молоканскими старцами, Фёдор Алексеевич заключает: «Приходится только радоваться за тот свет, который всё более и более возгорается в сознании людей; не далёк тот от царствия Божия, кто веру свою переносит прямо в практический склад своей жизни – в этом его благо и благо других людей»15. Ни единожды бывая потом в разбросанных по России молоканских общинах, Желтов тем самым способствовал их сближению.

Судя по немногим сохранившимся воспоминаниям современников, Фёдор Алексеевич был общительным и располагающим к себе человеком. Круг его знакомых составляли самые разнообразные люди: богородский астроном-самоучка Константин Иванович Каплин-Тезиков, писатели Владимир Галактионович Короленко, Николай Александрович Рубакин, Иван Фёдорович Наживин, революционеры, впоследствии видные партийные и государственные деятели Елена Дмитриевна Стасова и Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич, занимавшийся к тому же исследованием сектантства и, конечно, друзья и соратники Толстого. «По его указанию, – вспоминает Желтов, – заезжали к нам в село некоторые его друзья, из которых помню П.И. Бирюкова, Е.И. Попова, А.П. Архангельскую, Хохлова, Рахманова, А.Н. Дунаева, И.П. Брошнина, докт. Шкарвана, которые были в Богородском и повторяли посещения проездом»16.

Более двадцати двух лет продолжалась переписка Ф.А. Желтова с Л.Н. Толстым, который благоволил к молоканину из нижегородского села, невольно восхищаясь его кристальной душой, о чём говорят записи, сделанные рукой великого писателя. «… Пришёл Желтов, и я с ним пошёл по книжным лавкам… Какой чистый человек Желтов!»17 – отметил Лев Николаевич в своём дневнике 22 февраля 1889-го. Последнее известное письмо Толстого Фёдору Алексеевичу датировано 12 октября 1909 года. По тону и содержанию оно предполагало продолжение переписки. Так, похвалив вышедшие в серии «Книги свободомыслящих христиан» брошюры Желтова «Разумное служение» и «Два пути», Толстой в заключение сообщает: «Посылаю вам вновь вышедшую книгу «На каждый день» за июнь. Будут на все месяцы. Когда отпечатаются, пришлю вам»18. Если книги высылались, то обязательно вместе с письмами. Однако трагические переживания великого писателя в последний год жизни могли помешать ему выполнить обещание, и эпистолярное общение близких по духу людей прервалось прежде, чем один из них ушёл из жизни.

Со времени личного знакомства с Толстым Желтов хотя бы раз в год навещал Льва Николаевича, когда тот жил в своём московском доме в Хамовниках. Лишь однажды проездом, 13 февраля 1890-го, Фёдор Алексеевич вместе с женой, сестрой и зятем навестили Л.Н. Толстого в Ясной Поляне. О воздействии этой встречи на Ф.А. Желтова можно судить по его восторженному посланию, отправленному знаменитому адресату через месяц: «Дорогой брат, Лев Николаевич! Только что возвратившись из своей поездки и находясь под влиянием живого впечатления от того братского общения, которое Вы оказали со всей Вашей семьёй нам, когда мы были у Вас в Ясной поляне, я не могу не написать Вам этого письма, чтобы не выразить Вам своей признательности за ту Вашу любовь, свет которой невольно и влёк нас заехать к Вам…»19

В начале XX века Ф.А. Желтов передал управление производством старшим сыновьям, решив целиком посвятить себя литературе и общественной деятельности, которая не ограничивалась только рамками секты. Неравнодушие к проблемам крестьянства и, вероятно, подспудное чувство вины перед деревенской и сельской беднотой за собственное материальное благополучие побудили Фёдора Алексеевича вступить в Крестьянский союз Всероссийский, который образовался в ходе первой русской революции и предусматривал в своей программе национализацию земли. В 1906 году Желтов участвовал в работе нелегального съезда организации, а некоторое время спустя был арестован за агитацию от имени союза и представлен к высылке. Последнего, к счастью, не случилось.

Вековой рубеж стал своеобразной вехой и для литературного творчества Фёдора Алексеевича. В нём всё больше начинают преобладать просветительские тенденции в духе усвоенной с детства молоканской веры. Вот почему от художественной прозы Ф.А. Желтов постепенно переходит к религиозно-философским трактатам, в которых, на его взгляд, «отразилась та таящаяся в сектантстве свобода раскрепощённой мысли, которая иногда поразительно глубоко проникает в сущность и значение своеобразно понимаемого смысла религии и религии не как отвлечённого понимания, а как практического дела жизни, дела, определяемого благом всего человечества»20. Свои новые произведения Фёдор Алексеевич публикует в журнале «Духовный христианин», в издании которого, будучи одним из видных представителей секты молокан, принимает активное участие. До начала революционных событий в России его трактаты не раз издавались отдельными брошюрами в издательстве А.С. Проханова (серия «Книги свободомыслящих христиан»). Среди них – «Два пути» (1909), «Свидетельство духа» (1910), «Плоды и листья» (1911), «О зелёной палочке» (1911) и другие, захватившие, по словам Желтова, «не только сектантский мир», но и привлекшие внимание «даже заграничных богословов, так как редактор журнала «Духовный христианин» получал из заграницы по поводу брошюр не мало запросов»21. Правда, первый шаг на этой стезе был сделан ещё в 1889 году, когда Фёдор Алексеевич написал легенду «Кость и золото», основанную на одном из эпизодов Талмуда. Главный герой этого произведения, всемогущий непобедимый царь, владеющий огромными пространствами и несметными сокровищами, пройдя через всевозможные испытания, убеждается, что счастье человека не в богатстве и пресыщении. Просветлев разумом, он произносит в финале: «Мы ищем счастья около, а оно – внутри нас. Оно не в праздности, а в труде; оно не в роскоши, а в довольстве необходимым; кто хочет быть счастливым, тому нужно понять прежде всего, к чему мы созданы и что для нас создано… Славлю Тебя, Господи, что Ты открыл рабу Твоему истину, озарил меня светом правды Твоей! Отныне я знаю волю Твою, и подчиняюсь ей, и пойду не к бездушному облику лукавой и ложной жизни, а к разумному велению Творца моего. Глаза мои видят свет, и иду к нему, и знаю, что царство Твоё не там, где зависть, задор и вражда, а там, где люди – братья, где царит мир, правда и любовь!..»22

С точки зрения Русской Православной церкви Ф.А. Желтов достаточно вольно интерпретировал как изречения, так и деяния Христа и Святых Апостолов в духе молоканства, отвергающего обрядность, почитание икон, таинства, например, водное крещение, относя его Ветхому завету и полагая, что по Новому – крестить следует духом, на практике – словом молитвы. Вот почему православные богословы не оставляли его работ без внимания. Так в газете «Нижегородский церковно-общественный вестник» за 1910 год были опубликованы статьи священника Николая Покровского «Разумное служение» (№№ 2 – 5) и «Дух и вода» (№№ 32, 33, 37 – 39), посвящённые критическому разбору одноимённых произведений Фёдора Алексеевича. Подвергнув тщательному анализу всё, что противоречит канонам господствующей в России церкви относительно Священного писания, отдавая дань уму Желтова, священник жалеет, что свои таланты тот употребляет на борьбу с «установленной Богом Церковью Православной» и остерегает как молокан, так и автора трактатов, приводя выдержку из его же «Разумного служения»: «В заключение считаю себя обязанным обратиться к уважаемому автору г. Желтову и всем его единомышленникам с конечными, заключительными словами разобранной брошюры: «Подумайте, подумайте хорошенько над своим положением, а то как бы (Откалываясь от Православной Церкви, считая себя подчас умнее Св. Апостолов) не ошибиться быть на Христовом пиру не в брачной одежде и не услыхать бы голоса, который говорит: что вы Мне говорите: Господи, Господи, а того, что приказано вам, не делаете?»23

В начале 1908-го Фёдор Алексеевич познакомился с начинающим литератором из села Дуденева, расположенного на берегу Оки недалеко от Богородского, Николаем Степановичем Власовым, позже известным под псевдонимом «Н.С. Власов-Окский». Н.С. Власову шел тогда двадцать второй год, он уже печатался в нижегородских газетах и был приказчиком богородского книжного магазина, куда в поисках необходимого издания заглянул однажды Желтов. О своих встречах с Фёдором Алексеевичем Н.С. Власов-Окский написал в автобиографической повести «В сказочную страну», оконченной в 1941 году и до сих пор не опубликованной. Её машинописный вариант хранится у внука Николая Степановича – Валерия Павловича Черкасова, с разрешения которого я и привожу здесь отрывки из этого произведения. Хочу еще заметить, что себя в книге Власов-Окский называет Павлом Семёновичем Клёновым, под псевдонимом выведен и хозяин книжного магазина. Остальные действующие лица носят реальные имена, скажем, одна из главок повести так и называется «Желтов» и посвящена первой встрече Власова с известным молоканином...

«В магазин вошёл высокий плотный мужчина, одетый в чёрное, совсем новое, демисезонное пальто из дорогого сукна и чёрную же, почти новую, широкополую шляпу. Белое продолговатое лицо, широкий морщинистый лоб, большие голубые задумчивые глаза, коротко остриженные борода и усы, плотно сжатые губы под крупным тонким носом, как и одеяние, показывали, что вошедший – не купец и не служащий, да и не заводчик-кожевник, какими они здесь выглядят.

Он внимательно посмотрел на Павла…, притронулся к правому полю своей шляпы и бархатистым баском произнёс:

– Здравствуйте»24.

Нужной книги в магазине Фёдор Алексеевич не нашёл, зато, разговорившись с приказчиком, узнал, что тот пишет и публикуется. Видя искреннее желание молодого автора получить отзыв о своих произведениях от человека, имеющего отношение к литературе, пригласил к себе. Описание дома Желтова на бывшей Стрелецкой улице и окружающей его территории до сих пор узнаваемо.

«Павел попросил прислугу доложить о нём, а сам остался на просторном крыльце с двумя скамейками.

Широкий каменный двухэтажный дом стоял на солнечной стороне одной из лучших улиц. Перед ним лежал подо льдом огромный пруд. Позади дома – неоглядный двор, обнесённый тесовым забором. В конце двора – кожевенный завод, безмолвствовавший по случаю праздника.

Прислуга вернулась и позвала:

– Пожалуйте в кабинет»25.

Обстановка кабинета также не осталась без внимания автора.

«Это была просторная комната в два окна. У одного из окон стоял большой стол из красного дерева. За столом – кресло, обтянутое кожей, пред столом – другое, и четыре таких же – у стены против входа. У задней стены огромный книжный шкаф со стеклянными дверцами. За стёклами виднелось множество книг в дорогих переплётах»26.

Пока Фёдор Алексеевич внимательно читал принёсенную гостем поэтическую тетрадь, главный герой повествования продолжал осматриваться.

«Он опустил свой взгляд на стол, обставленный богатыми письменными принадлежностями. До сей поры он ни разу не видал мраморных подставок для чернильниц; самые чернильницы показались ему серебряными. Мраморное пресс-папье было скреплено винтом с набалдашником из неизвестного красного прозрачного сверкающего минерала. Слева от письменного прибора лежала стопка бумаги почтового формата, справа – книга Л.Н. Толстого «Круг чтения» в переплёте из чёрного шагреня, с золотым тиснением.

В такой обстановке писать удобно, – думал Павел и повернул лицо в сторону книжного шкафа. – И книг много!.. И – под рукой… И – никто не мешает заниматься: полное уединение и тишина… Тут удобно…»27

Трудно сказать, насколько точно воспроизведён последующий разговор, ведь Власов-Окский начал работать над повестью через тридцать лет после этой встречи, однако нельзя не заметить, что в рассуждениях Желтова прослеживается характерная интонация, запечатлённая в его произведениях. Отметив очевидное дарование автора, Фёдор Алексеевич указывает на разноплановость стихотворений, причём по содержанию некоторые поэтические опыты вызвали у него серьёзные возражения.

«… Одно за другим прочитал четыре стихотворения…

– Видите? ... они по духу разные. Посмотрите. В первом стихотворении – пейзаж с небольшой символикой. Во втором звучат уже духовные мотивы. А третье… третье никак не вяжется с двумя первыми… вы уж извините меня, …жизнь у нас теперь совсем не такая уж жуткая, какою вы хотите изобразить её.

Конечно, несправедливость ещё встречается. Но всё же… Ведь крепостное право пережили!.. Тогда вот, действительно, тяжело было… А теперь – печать, гласность, земство, сельская община, даже коммуны толстовские, я хотел сказать – духовных христиан. «Тьма царит в стране глубокая», – пишете вы…

Он опять открыл тетрадь.

– Неверно. Какая же тьма, когда чуть не в каждой деревне школа!.. «Непокрытая нужда»… Это можно допустить только в отношении вдов престарелых и сирот… а то какая же нужда!.. Всякий, кто не ленится, может заработать себе кусок хлеба… Дальше: «рвут на части кулаки…» Да что это, собаки, что ли?.. А последнее стихотворение уже совсем нехорошо по духу своему…

Он перевернул несколько листков:

– Извольте. «Я люблю того, кто может ненавидеть нищих духом…» Нехорошо. Христос говорил как раз обратное: «Блаженны нищие духом, ибо их есть царство небесное».

– Но я ведь, Фёдор Алексеевич, если и думал о том, чтобы напечатать эти стихи, то отнюдь не в церковных или сектантских изданиях… – досадливо возразил Павел.

– Видите ли, в чём дело, уважаемый Павел Семёнович, …всякий издатель захочет печатать лишь то, что соответствует его нравственным запросам. Это, во-первых. Во-вторых, зачем употреблять печатное слово, особенно слово художественное, как орудие для сеяния розни, неприязни и озлобления? К чему хорошему может это привести? Даже если и есть тени на лице жизни, нужно удалять их светлым словом. Второе ваше стихотворение вот как раз в нужном духе написано. Писатель должен быть сеятелем света, примирения и любви, а не мечом, разделяющим людей на два враждебных лагеря…

… дарование у вас есть, но пути своего вы ещё не нашли. Обратитесь к евангелию»28.

И всё-таки Ф.А. Желтов сделал попытку помочь Н. С. Власову выйти за рамки нижегородских газет. Отобрав несколько стихотворений и рассказов Николая Степановича, он послал их в «Посредник», полагая увидеть напечатанными в одной из книжек издательства. Однако главный на тот момент руководитель «Посредника» Иван Иванович Горбунов-Посадов ответил отказом, заключив, что им такие произведения не подходят.

В 1913 году, завершая автобиографию, Желтов написал: «В настоящее время Ф. А-ч не оставляет своего литературного труда и продолжает скромно служить развитию нравственно-религиозной мысли на основах чистого Евангельского учения»29. Это была пора, когда в жизни Фёдора Алексеевича, без преувеличения, царила гармония: окончательно определилась литературная стезя, пастырское служение в среде молокан укрепляло духовные силы, радовали дети: старшие успешно вели дела на заводе, младшие подрастали, помогая по дому… В родном же селе Ф.А. Желтов был, пожалуй, самым уважаемым человеком, даже имя его произносилось порой с невольным благоговением, о чём свидетельствует автобиографическая повесть Н.С. Власова-Окского.

Размеренное течение жизни всколыхнула война 1914-го. Сказалось не только тревожное состояние, вызванное первой мировой бойней, но и ситуация вокруг кожевенных предприятий Богородского: они стали работать на армию, получая немало казённых заказов. Для снабжения войска необходимыми кожтоварами и своевременного обеспечения заводов сырьём в селе начали действовать как правительственные, так и частные организации. Среди них – военно-промышленный комитет, в состав которого входил и Желтов.

Февральская революция 1917-го также не явилась для Фёдора Алексеевича добрым знаком: будучи уверенным в необходимости перемен, он не связывал их с изменением государственного устройства. Последовавший затем октябрьский переворот в судьбе Ф.А. Желтова отозвался трагедией. Новая власть не только национализировала его завод, лишив бывшего хозяина избирательных прав, а затем и выселив из собственного дома, но и отняла сына. 24 мая 1918 года в Богородском произошли события, которые позже назовут контрреволюционным мятежом. Прибывшие из Нижнего Новгорода и Павлова отряды быстро навели порядок, не забыв и о мерах устрашающего характера. Специальные уполномоченные ходили по богатым домам и брали заложников. Не миновали и Желтовых. Вошедшие потребовали хозяина дома и велели следовать за ними. Однако вместо Фёдора Алексеевича, который был нездоров, вызвался идти его младший семнадцатилетний сын Анатолий. Нежданные гости не возражали. Анатолий ушёл навсегда… Заложников расстреляли на окраине кладбища у приготовленного рва и, прежде чем закидать землёй, засыпали известью. Думаю, в гибели сына Ф.А. Желтов винил только себя.

В последующие 20-е годы знания и опыт Фёдора Алексеевича оказались востребованными, причём не только на местном уровне. Ещё с 1918-го он состоял членом Нижегородской учёной архивной комиссии, осуществлявшей контроль над исполнением служащими декретов Совнаркома по уничтожению архивных документов. Четырьмя годами позже богородский педагог Валентин Аркадьевич Рождественский, организовав в селе выпуск литературно-художественного сборника «Искры творчества», пригласил к сотрудничеству и Ф.А. Желтова, чей очерк о зарождении кожевенной промышленности на родной земле завершал первый номер издания. Ещё через год в «Нижегородском сборнике памяти Вл. Гал. Короленко» (1923) были напечатаны воспоминания Фёдора Алексеевича об этом замечательном писателе, с которым он встречался и переписывался.

В 1921 году к Ф.А. Желтову за помощью обратился историк литературы Всеволод Измаилович Срезневский, занимавшийся организацией музея Л.Н. Толстого при Академии наук. Разбирая документы, связанные с жизнью великого писателя, он обнаружил среди бумаг статьи и письма Фёдора Алексеевича, после чего написал ему, попросив сделать необходимые комментарии. Эта переписка позволяет также установить, что Ф.А. Желтов до середины 1921-го жил ещё в собственном доме № 61 по улице Стрелецкой (ныне – им. Свердлова), именно такой адрес указывал он на конвертах и в самих письмах. Затем просил высылать корреспонденцию на почтовый ящик 12. Последнее, полагаю, свидетельствует о том, что Фёдор Алексеевич лишился своего дома, однако новое пристанище постоянным не считал.

Отрадные хлопоты сопровождали 1929-й год. Представитель Государственной редакционной комиссии по подготовке полного собрания сочинений Л.Н. Толстого В.С. Мишин, непосредственно занимавшийся эпистолярным наследием писателя, попросил Ф.А. Желтова предоставить для издания оригиналы писем Льва Николаевича, на что Фёдор Алексеевич немедленно откликнулся, сопроводив документы подробными ответами на вопросы анкеты, предложенной комиссией.

Вместе с тем приходилось жить заботами богородской общины духовных христиан, которая прекратила своё существование лишь в конце 1937 года после ареста своего пастыря. «Теперь я очень занят хозяйст[венной] организацией молоканской сектантской общины»30, – писал Ф.А. Желтов В.И. Срезневскому в конце июля 1921-го, когда для основания сельскохозяйственной коммуны молокане Богородского по инициативе Фёдора Алексеевича ходатайствовали перед Наркомзёмом об отводе земельного участка, который в количестве 300 десятин и был предоставлен им близ села. Из-за неурожая 1923 года и отсутствия необходимых подсобных средств коммуна преобразовалась в две артели: кожевенную и земледельческую. Первая, более многочисленная, занималась хорошо известным ремеслом, вторая работала на одной трети отведённого участка, передав 200 десятин местным крестьянам-земледельцам. Дела пошли значительно лучше, поскольку кожевенный промысел, принося стабильный доход, помогал развиваться и земледелию. С началом массовой коллективизации артели были упразднены: новая власть становилась всё более нетерпимой к обособленности и самостоятельности.

При общине имелась довольно-таки основательная библиотека, постоянно пополнявшаяся, в том числе и за счёт книг издательства «Посредник». Дабы связь эта не прервалась, Ф.А. Желтову пришлось написать специальное заявление в Народный Комиссариат Просвещения с просьбой разрешить «Посреднику», как и прежде, высылать книги для богородских молокан, что и продолжалось до закрытия издательства в 1935 году.

Начало 1930-х принесло новые заботы. Будучи уже в почтенном возрасте, Фёдор Алексеевич всерьёз обеспокоился судьбой своей уникальной библиотеки, значительная часть которой после его смерти оказалась бы в Богородске невостребованной. Обратившись по совету друзей к В.И. Срезневскому, Фёдор Алексеевич интересуется, нет ли возможности поместить имеющийся у него книжный фонд в музей Л.Н. Толстого или библиотеку Академии наук. «Подбор книг, – писал Желтов Всеволоду Измаиловичу 10 июля 1931 года, – был всё время под влиянием идей, близких к вопросам, затронутым Л. Н-м… В книгах библиотеки найдутся и редкие теперь некоторые сочинения и по религиозно-философским вопросам и по сектантству рационалистического направления… Мне хотелось бы, чтобы собиравшиеся мною книги в течение около 50 лет, не распылились бесследно, а остались бы сохранёнными, как ценность переживаемой эпохи, или при музее имени Толстого, или же при Академической библиотеке»31. Увы, после ликвидации общинных трудовых артелей к богородским молоканам постучалась нужда. Не обошла она и Фёдора Алексеевича, вот почему в том же письме он виновато замечает: «По стеснённым обстоятельствам я не могу передать все книги бесплатно, но в стоимости вознаграждения не буду очень настаивать»32. К несчастью, у В.И. Срезневского в тот период очень трудно складывались отношения с руководством Академии наук, да и директором музея вот уже несколько лет был не он, а один из секретарей Л.Н. Толстого Николай Николаевич Гусев. К нему и перенаправил Всеволод Измаилович Ф.А. Желтова. Н.Н. Гусев, правда, в том же году сложил полномочия директора, но помочь обещал. Однако из-за царивших в учреждении затяжных перемен в руководстве, некоторое время договориться ни о чём не удавалось. Наконец из музея уклончиво ответили о возможном размещении лишь небольшой части предлагаемой Фёдором Алексеевичем библиотеки, хотя последний уже не вёл речь о вознаграждении, желая лишь уберечь книги. Ответ не имел последствий… Ещё несколько попыток передать библиотеку в надёжное место успехом не увенчались. В итоге она погибла вместе с хозяином.

Нужда между тем становилась сильнее. На ситуацию не повлияло и решение Нижегородского краевого исполнительного комитета от 10 мая 1932 года, согласно которому Ф.А. Желтов был восстановлен в гражданских правах вопреки сопротивлению Богородского райисполкома. Видимо, отчаявшись найти средства к жизни в родном отечестве, Фёдор Алексеевич просит помощи у последнего секретаря Л.Н. Толстого Валентина Фёдоровича Булгакова, который, будучи выслан из РСФСР в составе «философского парохода», с 1922 года жил в столице Чехословакии. Первое письмо Желтова Булгакову утрачено. Во втором, от 20 июля 1933-го, он благодарит Валентина Фёдоровича за желание помочь: «Очень рад был получить от Вас письмецо и от души благодарю Вас за Вашу готовность оказать мне просимую братскую помощь, на что при первой возможности я постараюсь ответить Вам тем же. Попросите Ваших друзей, и хотя бы самую возможную сумму, не стесняясь размером, постарайтесь перевести. Даже в кажущейся незначительности суммы, это будет мне большим пособием при настоящем переживании»33. Вместе с письмом Фёдор Алексеевич отправляет адресату изданную «Посредником» ещё в конце девятнадцатого века книжку со своим рассказом «Трясина», надеясь, что его, а впоследствии, возможно, и другие произведения удастся напечатать за рубежом, получив хоть какой-нибудь гонорар: «В дополнение… посылаю Вам свою книжечку под заглавием «Трясина», что в рукописи было у Льва Николаевича, и он одобрил тогда содержание… Если у Вас имеются какие-либо издательства, то предложите… напечатать даже и в переводе, причём я отдаю в полное Ваше использование и гонорарную плату за это, если только это возможно. Могу в случае прислать и ещё кое-что из своих печатавшихся произведений, а если пожелаете, то есть и в рукописях»34.

Издать рассказы Желтова Булгаков не сумел, но материальную помощь, подключив друзей из Голландии, организовал, и она достигла цели, о чём Фёдор Алексеевич сообщал ему 19 декабря названного года: «Дружески и сердечно уважаемый Валентин Фёдорович, не могу вполне высказать Вам того чувства благодарности, которое отразилось на моём сердце за Ваше доброе ко мне внимание… На днях я уже получил извещение от кассы «Торгсин» при Банке о получении ими сообщения о переводе, и на днях постараюсь получить что можно из продуктов продовольствия, что очень, очень поможет мне в переживании при моих годах престарелости и при тех занятиях, которым при этой братской помощи я хотел бы посвятить конечные дни своей плотской жизни»35.

Трудно утверждать определённо, поскольку от переписки с В.Ф. Булгаковым сохранились лишь пять писем Фёдора Алексеевича: четыре за 1933 год и одно за 1937-й, – но, возможно, не без посредства Валентина Фёдоровича Ф.А. Желтов наладил контакты с протестантскими конфессиями за рубежом. Последние не оставили в нужде своих духовных братьев и не раз помогали посылками и денежными переводами, которые в середине тридцатых годов прошлого века оказались хорошим подспорьем для молокан теперь уже города Богородска.

В начале 1937-го Фёдор Алексеевич не испытывал трудностей четырёхлетней давности, о чём можно судить по его письму В.Ф. Булгакову, отправленному 21 января. В нём Желтов просит навести справки об аппарате «для тугоухих под названием «Vibraphon»36, выпуск которого налажен в Чехословакии, причём добавляет, что необходимые расходы готов оплатить. «Пожалуйста, – продолжает Фёдор Алексеевич, – исполните эту мою просьбу, за что очень буду благодарен Вам, тем более что это нужно лично для меня ввиду некоторого частичного понижения слуха при моей престарелости (мне 78 лет), а мне приходится часто участвовать на свободно-религиозных беседах нашей местной общины братства сектантов-молокан»37.

Занятия в общине духовных христиан продолжались до середины осени, пока в городе не начались аресты по делу № 11233 о контрреволюционной сектантской группировке, возбуждённому Богородским РО УНКВД Горьковской области. 15 октября 1937 года Фёдор Алексеевич был взят под стражу и препровождён в спецкорпус Горьковской тюрьмы. Как следует из протокола № 44 заседания тройки Управления НКВД Горьковской области, Желтова обвинили по ст. ст. 58-8-11 в том, что он «являлся руководителем к[онтр]р[еволюционной] группы молокан в г. Богородске, подготавливал нелегальный выпуск молоканского журнала. Среди сектантов вёл к[онтр]р[еволюционную] агитацию против мероприятий Партии и Правительства и террористическую пропаганду, поддерживал связи с сектантскими а[нти]с[оветскими] организациями в Германии, в США, Эстонии, Латвии»38. В доме, где последние годы жил Фёдор Алексеевич, произвели обыск, вследствие чего изъяли всю его переписку и личные тетради с рукописями. Уникальную библиотеку Ф.А. Желтова сожгли, как собрание вредных сектантских изданий, самого же приговорили к расстрелу с конфискацией имущества.

Согласно материалам следственного дела по обвинению Желтова Фёдора Алексеевича приговор вынесли 22 декабря 1937 года, а привели в исполнение ещё 14 декабря, то есть восемью днями раньше. Формальность с осуждением, как видно, значения не имела: такие как Фёдор Алексеевич были обречены с момента ареста. Своё последнее пристанище он нашёл в общей могиле на Бугровском кладбище города Горького, отчасти повторив судьбу своего младшего сына, который, сам того не ведая, пошёл за отца на расстрел.

Спустя почти двадцать два года, 12 августа 1959-го, решением Президиума Горьковского облсуда «постановление тройки УНКВД по Горьковской области от 22 декабря 1937 года отменено и дело в отношении ЖЕЛТОВА Фёдора Алексеевича ПРЕКРАЩЕНО за недоказанностью обвинения»39. К тому времени даже в родном Богородске крестьянского писателя стали забывать. Память уходила, и только одна природа, казалось, противилась забвению: пруд, который некогда был обустроен по распоряжению Фёдора Алексеевича, в народе именовался Желтовским.

Интерес к личности Ф.А. Желтова возник в 90-х годах прошлого века. Среди краеведов г. Богородска Нижегородской области первым начал собирать сведения о нём Андрей Евгеньевич Белехов: его статья «Рассказ о бородатом незнакомце», напечатанная в районной газете «Ленинская победа» (№ 20, 1991), для многих богородчан стала настоящим открытием. Чуть позже поисками материалов о знаменитом молоканине занялся известный в Богородске журналист Николай Алексеевич Пчелин, в год 140-летия А.Ф. Желтова при участии А.Е. Белехова выпустивший брошюру «Фёдор Желтов: судьба, окружение, гипотезы» (Н. Новгород, 1999). В кратком предисловии автор признавался, что «делает попытку дать беглый (пока!) анализ жизни и творчества известного далеко за пределами нашего края человека…, чтобы сдвинуть с места тяжёлый камень забвения»40.

Юбилейный для Фёдора Алексеевича 1999 год отмечен ещё одним изданием. Благодаря Славянской исследовательской группе при Оттавском университете свет увидела книга «Л.Н. Толстой и Ф.А. Желтов. Переписка», где полностью представлено сохранившееся эпистолярное наследие двух замечательных людей. Кроме того, здесь в качестве приложения была напечатана статья на тот момент директора богородского исторического музея Владимира Васильевича Башкирова «Он встречался с Толстым», ранее опубликованная в «Богородской газете» (бывшей «Ленинской победе») от 19 июня 1997 года.

Исследовательская работа затруднялась тем, что в 1990-е книги Ф.А. Желтова были практически недоступны для чтения. После 1937-го они изымались и уничтожались в массовом порядке, а потому остались лишь в спецхранах главных библиотек Москвы и Ленинграда (Санкт-Петербурга) да редких частных собраниях. Сейчас некоторые произведения Фёдора Алексеевича можно найти на молоканских сайтах в интернете, фонды же Российской государственной и Российской национальной библиотек открыты настолько, что при случае можно заказать электронную копию интересующего издания…

Была у Ф.А. Желтова книга, которую он писал большую часть жизни. Как отмечал сам автор в письме В.Ф. Булгакову от 27 ноября 1933 года, это «дневник переживаний за много лет,… в котором изложены более всего религиозно-философские мысли из прочитанного и из личных бесед со многими, с кем приходилось иметь общение, в особенности с Льв[ом] Николаевичем и близкими к нему друзьями»41. «… Их я назвал просто: «Капельки», – продолжает Фёдор Алексеевич в следующем послании Валентину Фёдоровичу 19 декабря 1933-го, – … как крупицы, падающие в сознание от вечного источника жизни, Того Космического Мирового Сознания, Которое объединяет всё и путём переживаний из несовершенного создаёт СОВЕРШЕННОЕ, в том числе и человека»42.

Эту своеобразную, наполненную всевозможными размышлениями книгу Ф.А. Желтов начал писать в 1889 году, когда ему исполнилось тридцать лет. Через четыре года, будучи тяжело больным и полагая, что дни его сочтены, хотел отправить рукопись либо Л.Н. Толстому, либо В.Г. Черткову. Однако болезнь отступила, и Фёдор Алексеевич вернулся к своему заветному труду, написав предисловие, в котором утверждал, что записки будут продолжаться. Понимая, что в Советской России книгу не напечатать, Желтов посылает машинописную копию предисловия Булгакову в надежде заинтересовать рукописью, дабы попытаться переправить её за границу и, может быть, издать. Ответ Валентина Фёдоровича неизвестен. Неизвестна и судьба самой книги. Видимо, она так и осталась у Фёдора Алексеевича в рукописных тетрадях, которые изъяли во время обыска. К счастью, среди бумаг В.Ф. Булгакова сохранилось предисловие Желтова к «Капелькам», которое читается как духовное завещание автора, желавшего, «чтобы всё…, что читатель найдёт хорошим в ... книге, послужило бы людям на их пользу, на пользу познания и разумения самих себя, жизни и Бога, и чтобы… помогло им освободиться от многих обманов и соблазнов, окружающих человеческую жизнь»43. Но той же гуманной цели служат и другие произведения Фёдора Алексеевича Желтова. Их ещё предстоит постичь…

 

Примечания

 

1. Желтов Ф.А. Из воспоминаний о В.Г. Короленко // Нижегородский сборник памяти Вл. Гал. Короленко. Н. Новгород: Изд-е Нижгубсоюза, 1923. С. 110.

2. Желтов Ф.А.: [автобиография]. В кн.: Л.Н. Толстой и Ф.А. Желтов: переписка / Под ред. А.А. Донскова. Оттава: Славянская группа при Оттавском университете и Государственный музей Л.Н. Толстого, 1999. С. 12.

3. Там же. С. 12.

4. Там же. С. 13.

5. Российский государственный архив литературы и искусства (Далее – РГАЛИ). Ф. 436. Оп. 1. Ед. хр. 2300. Л. 2.

6. Л.Н. Толстой и Ф. А. Желтов: переписка. Оттава, 1999. С. 31.

7. Там же. С. 30.

8. Там же. С. 32.

9. Там же. С. 33.

10. Там же. С. 40.

11. Там же. С. 50.

12. Там же. С. 51.

13. Там же. С. 52.

14. Там же. С. 60.

15. Там же. С. 69.

16. РГАЛИ. Ф. 436. Оп. 1. Ед.хр. 2300. Л. 3.

17. Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т. 50. 1952. С. 40.

18. Л.Н. Толстой и Ф. А. Желтов: переписка. Оттава, 1999. С. 148.

19. Там же. С. 74.

20. Там же. С. 14.

21. Там же. С. 14.

22. Желтов Ф. Кость и золото. Москва, 1899. С. 30.

23. Покровский Н. Разумное служение // Нижегородский церковно-общественный вестник, 1910, № 5. С. 100.

24. Власов-Окский Н.С. В сказочную страну: повесть. Авторизованная машинопись. Л. 179. ЛБ В.П. Черкасова.

25. Там же. Л. 191.

26. Там же. Л. 191.

27. Там же. Лл. 192–193.

28. Там же. Лл. 193–195.

29. Желтов Ф.А.: [автобиография]. В кн.: Л.Н. Толстой и Ф.А. Желтов: переписка. Оттава, 1999. С. 17.

30. РГАЛИ. Ф. 436. Оп. 1. Ед. хр. 2695. Л. 2.

31. Там же. Л. 4–4 об.

32. Там же. Л. 4.

33. РГАЛИ. Ф. 2226. Оп. 1. Ед хр. 665. Л. 1.

34. Там же. Л. 1 об.

35. Там же. Л. 8 об.

36. Там же. Л. 11.

37. Там же. 11 об.

38. Центральный архив Нижегородской области. Ф. Р-2209. Оп. 3. Д. 12109. Л. 5.

39. Там же. Л. 6.

40. Пчелин Н. (При участии А. Белехова). Фёдор Желтов: судьба, окружение, гипотезы. Н. Новгород, 1999. С. 2.

41. РГАЛИ. Ф. 2226. Оп.1. Ед. хр. 665. Л. 6–6 об.

42. Там же. Л. 8–8 об.

43. Там же. Л. 9.