Была весна, начало мая, киношник был навеселе, семью Романовых снимая в воспетом Пушкиным селе. Трещала камера фатально, к финалу подвигая двор. Династия документально на мир глядит как бы в упор. Царь, щурясь, смотрит на погоду, княжна в траве нашла ферзя. Алеша тоже хочет в воду, он хочет… но ему нельзя. Нельзя всерьез, ни понарошку грести веслом, бежать босым. И опечален он немножко, наверно, тем, что царский сын. Взмолюсь, как если б в моей власти: «Киношник! Хватит, не снимай! Не надо самой страшной части! Пусть просто длится царский май!». Но тени от богатых платьев скользят по саду. Тишь и твердь. И скоро будет дом Ипатьев, и ужасающая смерть… Господня воля? Иль тирана? Но, боже мой,как жалко мне, что Алексей ушел так рано и не поскачет на коне… |