Ланковский призрак

 

Ланковая - Один из притоков красивой, богатой, иногда страшной в своей первобытной дикости реки под милым названием Ола. Она не так полноводна и широка, тихо и спокойно несет свои воды от истока до устья, являясь домом для многих видов рыб, местом гнездования речных и нырковых уток. Здесь в гармонии живут акклиматизированные ондатра и американская норка, нередко можно встретить красавицу-выдру. Эти места с удовольствием посещают рыбаки, желающие половить кету и кижуча, мальму, хариуса и кунжу. Здесь же можно встретить охотников на уток, гусей, рябчиков и глухарей.

На всем своем протяжении Ланковая принимает в себя множество ручейков и ручьев, становясь всё шире, солиднее, но быстрой она не становится никогда. Огибая извилистые берега, она несёт свои воды с достоинством больших рек. Самая высокая сопка в пойме находится на гряде Билибина и называется “Отметка 1550”.Она завершает собой широкий, но не длинный распадок. Он темен, мрачен, неприветлив, от него в любое время года веет первобытной дикостью. Его склоны внизу заросли густым лиственничником с подлеском из непролазных зарослей ольхи. Верхняя часть склонов покрыта еще более непроходимыми зарослями причудливо переплетенного кедрового стланика. Его дно густо устлано стволами деревьев, поваленных ветром яростной, необузданной силы. НА вершине распадка, в самом труднодоступном месте, находится необычная пещера. Вход в нее абсолютно незаметен. Ни одна из зеленых травинок возле входа летом не бывает повреждена. Зимой никаких следов на снегу никто и никогда не сможет увидеть. Даже вход, позволяющий взрослому человеку войти туда, не пригибаясь, отгорожен от посторонних глаз нависающими сверху толстыми лапами кедрового стланика. Хозяин этого убежища никогда не попадается на глаза ни зверю, ни человеку, предпочитая присутствовать незримо. Короткий ход ведет в небольшую пещеру. Она не лишена своеобразного уюта, если его можно так назвать. Ее стены цвета белого камня. На них ничего лишнего, лишь изредка отражаются блики большого яркого костра, дающего тепло в пещере. Дым от костра выходит наружу через какой-то потайной канал, проходящий через всю толщу горы. Канал длинен и широк, позволяя дыму не задерживаться в жилище. В одном из углов располагается большая лежанка из лиственничных жердей. Покрыта она хорошо выделанными лосиными шкурами. Поверх них лежат шкуры летнего оленя, служащие идеальным одеялом. Посредине стоит стол на толстых вековых чурбаках. Столешница изготовлена из отесанных с одной стороны лиственничных жердей. На столе большие медные котел, чайник и кружки. Посуда идеально вычищена. Из чайника поднимается аромат каких-то неведомых простому смертному целебных травяных отваров.

 

Под оленьим одеялом мирно спит тот, кого зовут просто и коротко - Дед. Одеяло откинулось, и показалось человекоподобное существо богатырского сложения, облаченное в одежду, тканную из толстых нитей. Дед поднялся на лежанке, сел и застыл на мгновение. Существо, контуры которого ограничивались в пространстве только одеждой, было бесплотным. Под колоритной одеждой не было ничего материального. И, тем не менее, Дед был реальностью в параллельном для человека мире - невидимом, неосязаемом, непонятном и во многом непостижимом его разуму. Он потянулся. Послышался хруст старческих суставов, казалось бы, бесплотной субстанции, взял кружку, и отхлебнул ароматного отвара, затем по-богатырски крякнул, будто здоровенный мужик после стакана крепчайшего первача. День начался. Один из многих, счет которым он не знает. Сколько ему лет, не знает даже он сам. Он не помнит, был ли он когда-нибудь ребёнком. Годы в его восприятии равны неделям, века - годам. тысячелетия – четвертью века. Он даже точно не помнит, в каком веке Великий Бог определил ему для надсмотра, поддержания издревле установленного течения жизни участок планеты, ограниченный бассейном небольшой речки Ланковая.

Круг его обязанностей необъятен: он отвечает здесь абсолютно за все. Ему ведомо, где и сколько в его владениях живет пушных, копытных и прочих зверей, и как живет в реке рыба. По его воле ложится снег на тундру, и только он, когда и как ему вздумается, раскладывает зимой сугробы и надувы. По его прихоти в отдельные годы тундра почти не покрывается снегом. И по его же воле в другой год на тундра покрывается им с избытком. Весной, когда он тает, мелкие ручьи превращаются в серьезные препятствия.

Несмотря на свой порой необузданный нрав, Дед стремится поддерживать ровное и определенное Великим Богом течение жизни всех обитателей Ланковской тундры – от могучего медведя до самой мелкой бурозубки. Ему, и никому больше, подвластна жизнь всего и всех постоянно обитающих в его владениях. Под его же власть попадают и те, кто по любой причине даже на короткое время навещают его вотчину. Как встретит Дед гостя, зависит от его настроения, а порой и каприза. Нрав у Деда таков, что предсказать его поведение, понять его логику простому смертному невозможно.

Дед глотнул травяного отвара и подумал:

« Какой же день сегодня, в каком веке и в каком году я нахожусь? Что-то я слегка потерялся в реке времени».

Сам с собой говорить он не хотел и уже давно, вернее почти всегда, просто раздумывал. Думать можно молча, ведь молчание - золото. По каким-то неизвестным приметам Дед сумел определиться во времени. Он находился в 2008 году от рождества Христова, в мае, и число в этом месяце было первым.

Еще отпив теплого чаю, Дед погрузился в воспоминания.

«Я видел на своем нескончаемом веку много и разного. Перед моими глазами проходили древние кочевники с несметными оленьими стадами, рыболовы промышляли на Ланковой рыбу, обеспечивая себя и собак пищей на долгую колымскую зиму. Эти люди жили в единстве с природой, почитали меня и не раз были отмечены моей щедростью.

 

Видел охотников, тяжелым трудом добывающих в моих владениях белку и соболя, многих из них наделял честным даром добычи. Жадных и ленивых не терпел, и никогда не буду помогать в их делах. Более того, жестко наказывал. Так было издревле и так будет, пока я есть в этих местах.

Текли века, приходили в этот мир и уходили в иной многие поколения людей и зверей, проживших нелегкую жизнь в моих владениях. Всех их я встретил и всех проводил, помогая тем, кто чтил законы тайги. А я оставался, остаюсь и останусь здесь навсегда.

Кого-то без пощады и иногда жестоко наказывал за нарушение таежных законов. Обычно для виноватых это заканчивалось плохо. Грешен, каюсь, иногда не соизмеряю меру наказания и тяжесть содеянного проступка. Впрочем, кое-что новое и я узнал от них.

Меняются эпохи, и на смену кочующим людям уже приходят другие. Радуюсь что еще есть те ,кто едет в мои владения не в поисках пропитания для себя и семьи. Им у меня хочется другого - вернуться в первобытное и неподвластное ничему состоянию гармонии с собой. Дед еще отхлебнул целебного отвара, задумчиво глянул на потрескивающий костер. Начинался еще один день его бесконечной жизни …