Жила –была девочка или Зеленый свет «Калейдоскопы» детства вспоминая... ... Каждое утро девочка подходила к большому зеркалу в доме и рассматривала себя в нем, не узнавая... Казалось, она должна быть другой, не такой! На нее смотрели доверчивые детские глаза на безобразном (по ее мнению ) лице и улыбались... «Сегодня я я должна быть другой, красивой! –говорила она себе, по- детски, распахивая свои мохнатые ресницы. Ей казалось, что она должна разгадать тайну этого «зеленого света», таившего что –то в разноцветных преломлениях зеркального стекла...Она крутилась перед зеркалом в незнакомом танце и мечтала...стать чуть красивей, а может быть, стать красавицей! Деревянное зеркало старинной работы с вкраплениями по краям из венецианского стекла было приобретено в их семье по случаю отъезда богатых соседей в Израиль. Сосед по улице, старый, добрый еврей, оставляя это зеркало, сокрушаясь по этому поводу, сказал как в завещание, напоследок: « Много всего перевидало это зеркало, вобрав в себя радости жизни... А вам, оно вернет, отдаст все эти радости...» В семье это зеркало любили, берегли... И вытирала «изысканную» пыль с него только мама, заботливо отирая стекла, не давая никому дотронуться. Она гордилась им, зная, что ни у кого такого замечательного зеркала не было...при нашей-то бедности... И в солнечный день зеркало это необычно отражалось в пространстве комнаты светящимися гранями, украшая дом переливами цвета, играя светом, меняя краски... И верилось всем в доме, что это на самом деле необычное зеркало, что оно вдруг изменит и нашу жизнь к лучшему. Верила в это свойство зеркала и девочка, наивно доверяя отражению свои тайны. Каждый раз дотрагиваясь и оглаживая кромку , округлости зеркала пальцами, всматриваясь в свое отражение, девочка пыталась передать ему свои тайные мысли. Казалось «этот свет» должен преобразить и ее, девочку, превратив ее в красавицу - принцессу! Вот и сегодня она торопилась подбежать к резному стеклу зеркала, отражавшему «искорку», и вновь взглянула: не стала ли за ночь другой, красивой? Худенькое, бледное лицо с синеватыми тенями под глазами, усиливая бледность бумажной бескровной кожи, высокий лоб, -делали свое дело, обезличивая ее. - Факт, она некрасива! - грустно говорила она о себе. - Когда же я стану красивой? – в ожидании, спрашивала она, всматриваясь в себя, ожидая, пытаясь найти «фантастические» изменения за ночь. И опять видела эти тоненькие уродливые косички, так расстраивавшие ее. Они , по-прежнему, торчали в разные стороны, а маленький курносый нос, «в крапинку», от веснушек, также смотрел уныло, был таким же маленьким...и «безучастным» И, не увидев особых изменений, девочка вдруг замечала только особый огонек, «зеленый свет», отраженный зеркалом в ее глазах, который неописуемо оживлял выражение лица, делая облик красивым, а глаза - внимательными и спокойными, готовыми , по –прежнему, доверить зеркалу свои тайны...и улыбку . - Доченька, вставай, вставай детка, пора уж и к деду...Вон, уж и утро настало...Холодно сегодня, зябко. Вставай, доченька, снеси ему утрешнее –то, просил вчерась, чтоб вечернего не приносили... Слышь! Кому говорю, - вторила мама. – Вставай! Да не забудь, кофтенку –то накинь, там знобко. И продолжала про себя: - Капризы дед выказывает, чем дальше... тем хуже, ворчит все... И то ему не так, и это... Все ему неладно, и запах молока уже не нравится...Да, наше-то молоко вся округа берет... Вот и Мария Ильинишна (она так и проговаривала вместо ч –ш) давесь, хвалила, мол, вкусное и лучше нету... Свозь сон мне уже представлялся или мерещился один и тот же страшный старый дом, вросший ставнями в землю, очень похожий на дом деда. Казалось, дом деда тоже скоро уйдет совсем под землю...Окна с тяжелыми наличниками, падающими ниц - наклонились в косом обличие, в бессилии подняться. Крыша, позеленевшая от мха, наросшего по краям, торчала необычно, уродливым выступом – остовом, посередине, готовая свалиться в самый неожиданный момент. И весь он был похож на дом бабы Яги, которая , казалось, « ненадолго ...почему-то покинула этот дом, но вот-вот, явится, и выбросит старого деда на улицу»... и останется дед совсем одиноким и несчастным долее, чем ныне... Я спросонья, вновь представляла старика, «вглядывась» в лицо «своего» деда... Большой, здоровый на вид, широкоплечий, - «с медведя» - с растрепанными волосами, которые он никогда не вычесывал –они так и торчали вокруг старческого лица в разные стороны, безобразя облик его, страша меня, - он медленно берет бутылку, не торопясь, моет ее в грязной воде, вытирает, а затем также долго и медленно достает из пакетов и протягивет мне свои «гостинцы»: розовый пряник или конфету в мятой обертке, пропахшей травами. Проходило целых полчаса, а иногда и час целый за этой возней... Я успевала «фантазировать»... Мне казалось, что это друг той самой Бабы Яги, -страшный «домовой» , которым пугали всех детей, из сказки, нечаянно оказавшийся тут, рядом с нами, в нашей жизни... Казалось, вот он скоро закончит все свои дела здесь, на земле, и отправится дальше в «свою» сказку...Да, что – то, задержался, не по делу... Мое воображение рисовало картины, одну страшнее другой... Поэтому, когда мне приходилось заходить к нему, в его пропахшую разными незнакомыми запахами комнату, я старалась не разговаривать с ним... Думалось, если заговорю, еще и он заговорит «на час» или «уведет он и меня в свою страшную сказку»... «Уговорит»... Слушая маму сквозь сон и дрему, я продолжала спать, пытаясь завернуться головой в глубь одеяла, не желая вставать, вылезать из теплой постели. а более того, не хотелось идти к деду, к его запахам... Я знала, что отец теперь растапливает печь и ставит казанок с похлебкой – наш завтрак... и обед, - сытный, на весь день в уже растопленную, жаркую печь, чтобы успеть накормить всю нашу ораву, - пока мама не вернется со своим «вкусным бидоном» с работы. По утрам мама доила нашу корову«Стешку». Ей нужно было до работы управиться со всеми домашними делами, а после -еще бежать на работу, в ресторан, а вечером на дежурство в магазин, там, ночью она «принимала» теплый, свежий хлеб... -А вечером поедим теплого, мягкого хлеба, - мечтала я спросонья. К деду идти не хотелось...И я всякий раз отнекивалась, а когда не получалось, шла как на каторгу...Надо! Вот опять я, углубляясь в воспоминания, отвлекаюсь, отходя от темы... Разве это обойдешь? Ни у кого тогда на столе не было такого хлеба... Мягкий, душистый! Тогда хдеб давали «по головам», сколько голов в семье, столько буханок и давали...Времена такие были, их называли «хрущевскими», когда начисто пропал со стола белый хлеб! Да и черный-то не всегда имели... Ну, а о белом хлебе только мечтали. Вот мама и устроилась в хлебный магазин, чтобы не стоять в очередях за хлебом для большой семьи... только и всего, а чтобы - больше, нельзя было и подумать, хоть и работала рядом с лотками хлебными...Поэтому маму мы почти не видели. Сами кормили живность дворовую: гусей, кур, скот. Сами управлялись со всем хозяйством. Правда, вечером попадало некоторым из нас, за отлынивание... Была я тогда еще маленькой, даже в школу не ходила, -« под стол... пешком ходила», а все помню... Знала, с ночи тепло в доме выветрилось, и в комнате, как всегда, - холодно, пока отец не протопит печь. Зябко. Поеживаясь от утреннего холода, я выходила на еще пустую улицу и шла к дому деда... Авгус т, с дождями и ветрами, как всегда, приходил быстро, прогоняя теплое лето, укорачивая длинные летние ночи. Шла пустынной по утрам улице и думала о том, что сейчас, там, в доме, как всегда, в утренней тишине дома слышатся только голоса отца и матери. И вспоминала о ее наказе: - Ты вечером –то ко мне приходи, в магазин, ночевать одной страшно. - Поможешь мне, управиться, если захочешь. И я представляла теплый, «мамин магазин» с душистым запахом свежего хлеба. Ходить с мамой на работу я любила. Магазинные полки, полные хлеба, -и белого, и черного...представлялись мне «Хлебным царством». Только в «царстве» этом не было мне места...Были даже французские сладкие «сайки», которые мама не покупала нам, они были очень дорогие для нас, а здесь, ночью, мама вдруг угощала, как бы за заслуженную работу. Ей продавцы давали вкусные булки «вместо благодарности», за хорошую, справную работу. Ведь у мамы, в ее смену, за ночь не пропадала ни одна буханка хлеба, как у некоторых. И работники магазина ценили ее, хвалили, а мы слышали и гордились! И каждое утро повторялась одна и та же картина... В чистом белом фартуке, с белой косынкой на голове, с эмалированным ведром в руках, -мама возвращается с дойки. Подоенное утрешнее парное молоко разливает в стеклянные четверти, расставленные по утрам по порядку на столе, туго закрывает горлышки бумажными затычками . Затем тяжелые, полные четверти молока (так думаю, что каждая с 2,5л) с трудом вставляет в плетеные корзинки, перекидывает их через плечи сестре и отправляет ее на базар. ... Усталая, с пустыми четвертями в корзине за спиной, возвращалась она домой с базара, и успевала даже сделать уроки и бежать в школу. Помню еще... А на прибыль со сдачи еще и умудрялась конфеток нам купить. И ждали мы ее с базара- малышня , стараясь не пропустить момента. Иначе, можно было и не получить тех заветных конфеток. Придя с базара, как всегда, она усаживалась за большой, круглый стол , надевала на уши «отцовы наушники» и раскладывала перед собой все учебники, стараясь сосредоточиться. А так как у нас только что родился наш младший брат, нужно было иногда покачивать и его люльку.Так она приноровилась качать ее (люльку) ногой, растягивая длинную резиновую веревку через всю комнату, чтобы не отвлекаться... Так, в наушниках, с веревкой –качалкой в ноге, она усаживалась за наш большой стол и просила меня, одновременно с этим всем, еще и расчесывать ее длинные волосы –огромные косы. Я любила расчесывать ее локоны, укладывать косы в «короны», - игралась. А уже в школу она шла строго, с расчесанными волосами, заплетенными в тугие косы. А меня, дошкольницу, с полуторной бутылкой, для меня еще тяжелой , зеленой бутылкой (может быть, от «шампанского»?) мама отправляла к деду, всегдашнему и постоянному нашему покупателю молока. Крепко обхватив, держа за горлышко зеленую тяжелую бутылку молока, я каждое утро отправлялпсь на соседнюю улицу к одинокому старику, проживавшему одиноко в старом, «страшном» для меня тогда, доме. Был он беден, стар, одинок. Жил в старой деревянной избе на соседней улице. Я так и несла эту ненавистную бутылку в охапке, боясь уронить. Запах парного молока бил в нос, хотелось отхлебнуть.. Но этого делать было нельзя Иногда, пытаясь поменять руки, поднимала ее высоко над головой, желая увидеть «зеленый свет» через плотное стекло. Удавалось поймать преломленный зеленый свет! И тогда дорога превращалась в радость! -Вот и поймала! Зеленый свет! –твердила я себе под нос, вспоминая детскую игру с зеркалом. А еще... Такой « зеленый свет» , бутылочный свет, мы «ловили» из осколоков разбитого стекла, когда делали в земле «секретики». Эти земляные рисунки каждый «рисовал» по –своему. Все зависело от количества набранного тобой стекла –осколков и цвета стекла. Тогда можно было нарисовать в «секретике» ромашку или василек... Накрыть все чистым прозрачным стеклом –вот и окошко - «калейдоскоп» ! Гляди в него, радуйся, дари друг другу! Но если не было солнца, то от молока зеленая бутылка становилась темно -землистого цвета, и сколько ни смотри -ни одной искорки разглядеть в стекле на солнце было невозможно. Вот и сегодня солнца не было. Промозглое осенне утро пронизывало холодом легкую одеженку, насквозь. Тяжелые, черные тучи, наседая друг на друга, сгущаясь, теснились на небе, над домом деда, готовые свалиться на крышу... Оттого, дом , в моем воображении, становился еще страшнее, пугал меня, опережая мои предчувствия, накатывая ненужные страхи и смятения. Приближаясь к дому, заметила некую суету около дома...Люди толпами стояли у ворот, шепотом переговариваясь, что-то обсуждали. Я подошла к дому. -Доченька, ты к деду? –услышала я голос соседки по двору. – А его уж и нет! Все! Помер твой дед! –зачастила она. –Вот с утра и не стало...Ой!, Ой... –заголосила она, отдалясь от меня.– Что теперь будет? Народ не расходился. Я не знала, как быть, то ли ждать чего-то, то ли уйти. Стояла в растерянности у ворот. Сразу представила мертвого деда (хотя мертвецов еще не приходилось видеть)... Казалось, вот он уже в гробу. Одинокий и несчастный, никому не нужный... И вовсе не страшный...Стало его жалко! И куда –то улетучилсь мои страхи и представления... Я стояла и стояла с ненужной теперь бутылкой молока, в которой «померк свет», глотая в переживаниях соленые слезы... Девочка проснулась вдруг со странным чувством ожидания, что что-то случится сегодня с ней... необычное. Солнце теплом скользнуло по щеке, заставив окончательно проснуться. Она открыла глаза и увидела на стуле новое платье. - Ах, да! Нынче –мой день рождения! – радостно воскликнула она, вспомнив об этом ожидаемом дне. Радость от этого осознания не умещалась в ней, и она мотыльком подлетела к своему любимому зеркалу в надежде на то, что она это обязательно увидит, - что-то должно измениться в ней сегодня. -Сегодня такой день! Мой день! – твердила она себе под нос, второпях надевая новое платье. Оно было подарено ей к этому дню сестрами... Сшито из «выпускного» платья сестры – «панбархата»...нежно – голубого шелка с темно – синими выпуклыми цветами. Красоты необыкновенной! -Разве я могу быть в новом платье некрасива? –спросила она себя. -Ведь так не бывает, -успокаивала она себя, прихорашиваясь. –Даже дурнушки в сказках становятся красавицами! Ведь я добрая! Они должны увидеть мою доброту и забыть о моей злосчастной внешности, - твердила она себе под нос, как считалочку. Даже солнце, отраженное в кусочках зеркала зеленым светом стекла подтвердило это предположение девочки, скользнув по лицу, по платью девочки еле заметной искрой, рассеяв лучи ее отчаяния по комнате. -Вот, вот! И вчера мне все говорили, что я большая, -замерла она, увидев себя в этом необыкновенном новом платье... – Значит со мной сегодня должно случиться что-то особенное, что не останется незамеченным, - вторила она и вновь взглянула на себя со стороны, увдев свое отражение в зеркале. Сначала она даже не узнала себя... -Я не дурнушка! Нет!- воскликнула она. - В этом платье я особенная! Невсегдашняя! Как и подобает новорожденной! Я красивая! -Ну, что же ты молчишь? – направила она свой вопрос –взгляд отражению. –Неужели я та же, что была и вчера? Неужели я не стала взрослее, красивее? Посмотри на меня, -обратилась она к зеркалу и своему отражению, задавая немой вопрос... Она даже присела у зеркала на колени, пытаясь приблизиться к зеркалу и заглянуть во «внутрь» ....Яркое весеннее солнышко заигало гранями зеленого стекла, направив на нее прямые лучи! -Красавица! Да и только! –воскликнула она в сердцах. -Сколько раз я давала себе слово, что я не буду гневить Господа! (так говорила мама) - Странно! Я даже забыла о том, что я некрасивая, - с опозданием заметила она, любуясь собой перед зеркалом О эта внешность! Будто без нее –никуда... Неправда! Я счастливая, значит, я красивая! –из нее вырвался тяжелый вздох облегчения, унося с собой куда-то боль и прежние переживания. И она закружилась в вихре только ей известного танца. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
