Ремарка - А.Поперечный хорошо известен как поэт-песенник, но мало кто знает его стихи, не положенные на музыку... поэт Анатолий Поперечный Анатолий Поперечный Советский и российский поэт-песенник Анатолий Поперечный в возрасте 79 лет скончался в ночь на воскресенье, 18 мая, в Москве. Об этом «Ленте.ру» сообщил его родственник. Анатолий Поперечный родился 22 ноября 1934 года на Украине. В годы Великой Отечественной войны он жил вместе с матерью на Урале, однако в 1944 году они вернулись в Николаев, где будущий поэт закончил десять классов. По окончании школы работал на Черноморском судостроительном заводе, был участником заводского литобъединения «Стапель» и заочно учился на филологическом факультете Николаевского педагогического института. В 1954 году окончил Ленинградский пединститут. В 1960 году Поперечного приняли в Союз писателей СССР. Поперечный — автор 22 сборников поэм и стихов. Он, в частности, написал стихи к таким популярным эстрадным песням, как «Соловьиная роща», «Малиновый звон», «Олеся», «Свадебные кони», «Малиновка», «Аист на крыше», «Почему, не ведаю», «Трава у дома», «Завалинка». Стал лауреатом всесоюзных конкурсов, а также академиком Академии проблем безопасности, обороны и правопорядка. "Кони мои..." А у наших коней да заместо подков Полумесяцы на ходу. У Зелёного Яра, у жёлтых песков За звездой высекают звезду. Кони, кони мои! Ну, не кони, а гром! Объезжали вас наши отцы. И, бывало, в страду били вас батогом, А потом целовали рубцы Соловьиная роща Там, где месяц сказку сторожит, Где в зелёных дебрях ветер ропщет, Роща соловьиная стоит, Белая, берёзовая роща. Там на тонких розовых ветвях, В зарослях черёмухи душистой, Соловей российский - славный птах Открывает песнь свою со свистом. * * * * На березах солнечные родинки, А на травах знобкая роса. И глазами карими смородины Родина посмотрит мне в глаза. И уже звучит в пространстве нынешнем, Так звучит, что можно зарыдать, От веретена и от лучинушки Песня, что певала в детстве мать, С птичьего полета даль окину я — Там петляет в прошлое стезя, И горит, святая, материнская На щеке у Памяти слеза. Та слеза такая безутешная, Вечная и вещая, Она — Совесть наша, боль, тоска нездешняя, Здешняя и горькая до дна… На березах солнечные родинки, Я лежу, как в детстве, на земле. И глазами той родной смородины Родина глядится в душу мне. * * * * С желтыми глазами черный кот На карнизе ушками прядет, Нежится на солнце старичком, Лапкою играя с паучком… И горят янтарные зрачки, Как светозащитные очки… В свой непостижимый мир маня, Кот гипнотизирует меня. Не мигая, долго так глядит Этот вот домашний индивид, Как сама загадка… Черный кот, Я расшифровал твой тайный код: В медленном мурлыканье твоем — Кто-то за теплом скребется в дом, Просит, словно хлебушка кусок, Доброты иль нежности чуток, Боль вложив в нехитрую мольбу, Жалуется тихо на судьбу, На судьбу пропащую свою, Может быть, у бездны на краю… Вдруг ему подскажет верный ход С желтыми глазами черный кот?!. * * * * Опять открываются дали, Дожди спать уходят в загон. Как князь ждет оброка и дани, Ждет солнца пустой небосклон. И я жду тепла золотого, Парного дымка из стогов, Как ждут заповедного слова, Того — среди множества слов. Оно громом с ясного неба Пронзительно грянет в тиши. И словно от теплого хлеба Очнутся амбары в глуши. Приветливей глянется роща, Уже приготовясь к зиме. И вновь безмятежней и проще Захочется жить на земле, Есть в той простоте — суть святая И вера, что вечно живешь, Душой где-то в небе витая, И все ж на земле ты умрешь… И я, эту правду приемля, В себе все сомненья глушу, Держу на руках своих землю И в белое небо гляжу. * * * * Синий, белый, оранжевый дым — От лесов, от болот и от пашни, От лугов, от урочищ опасных От земли, той, за плесом речным. И еще — от родного жилья, Старой хаты моей однотрубной, Словно детство, уже недоступной, Где моя начиналась земля. Там подсолнух качал головой, Целоваться лез глупый теленок, В дом заманивал лапкой котенок И шаманил в трубе домовой. И петух, от зари алой рьян, Семицветный красавец повеса, Женихался под ветхим навесом, Над подворьем и курами пан… Я петушье кривое перо Окунал в голубые чернила, И рука моя что-то чертила В час, когда все в округе спало. Спал окованный став — Лунный выплеск, Стыл за кузницей старенький плуг. Ну, а я, словно сельский пастух, Гнал слова золотые на выпас. И рогами священных коров Упиралась мне в ребра поэма. Караванного хлеба эмблема Проступала сквозь песенность слов. Пели птахи в чащобах глухих, И вздыхали коровы в сараях, И земля, на рассвете сырая, Заворочалась в песнях моих. Дым Отечества… * * * * Февральская метель Деревья и снег. Тишина. И ждет, засыпая, округа, Что ночью проснется она, Как будто дитя, от испуга. Заплачет, качнув колыбель, Ударит поземкою в очи, Февральская эта метель Разбудит меня среди ночи. И я ей окно распахну, Впущу, словно белую стаю. Забывшись на миг, обниму И словно душою оттаю. И будет нам с ней не до сна, И станет не так одиноко… А в небе прищурит луна Свое омутовое око. И я, может быть, на беду, Со свистом, чтоб знала округа, В обнимку с метелью пойду, Чтоб ты увидала, подруга. Чтоб ты, припадая к окну, Меня и ее опознала, И вновь, как в былую весну, Любила, ждала, ревновала. Стелила бы долго постель, Но что, что такое вдруг сталось? |