Июнь выдался жарким, сухим. На городок в российской глубинке набрасывались то мошки, то комары. Еще хуже досаждал южный ветер, кидал пыль в лица, окна. Лето только началось, а зной изматывал людей, выжигал еще недавно свежую зелень. На окраине, среди частных домишек, стоял магазин. Располагался он в кирпичном доме, таком же ветхом, как окружающие. Стены, когда-то окрашенные, давно облупились, их цвет не определялся. Старое деревянное шаткое крылечко, такие же окна и дверь. Зато забор был замечательный: весь резной, когда-то очень красивый, а сейчас покосившийся и зыбкий. Покупателей встречали прохлада и полутьма. Торговали здесь всем понемножку. Заходили в основном бабушки да детишки. Продавщица Люба знала всех, и частенько давала продукты в долг. Посетителей не было, Люба сидела за прилавком, по которому ползала неуловимая муха, и размышляла. О своей жизни. О прошлом, где она была инженером, звалась Любовью Сергеевной, слыла кокеткой и модницей. Маникюр, прическа, костюм все было при ней. Прошлое всегда кажется лучше. Память избирательна. «Ностальгия по молодости», - улыбнулась про себя Люба. Получала свои сто двадцать, была довольна. И, надо же, хватало! Радовалась жизни, а как смеялась! До слез, колик и полного изнеможения. Потом контору закрыли, осталась без работы. Муж… Где он теперь? Ни слуха, ни духа. Встретишь – не узнаешь. Да, помыкалась она тогда, все в те времена так жили, попала в этот магазин, да так и осталась. А что, нормальная работа. Главное, рядом с домом. Она разгладила на себе голубенький фартук продавщицы. «Потому как радость была в жизни», - продолжила она свой внутренний монолог. «Мне пятьдесят. Всего, или уже – не это важно. Важно то, то ничего не хочется, ничто не радует. Дети выросли, живут в другом городе. У подруг семья, хозяйство, некогда им. Работа – дом – вот и день прошел, слава Богу. Если спросить: «Душа, душа, чего ты хочешь?», не сразу ответишь…». «Вот ты чего хочешь?» - спросила она муху. «То-то и оно, молчишь». Размышления прервал звук подъехавшей машины. Любу обдало жаром, сердце забилось сразу везде, в висках, в груди. Даже под коленными чашечками. Она почувствовала, что краснеет! Поблагодарила Бога за полумрак в магазине. Стала вспоминать, когда она краснела в последний раз, но не успела, потому что дверь открылась, и вошел «ее» покупатель. Тут надо сказать, что, конечно, все покупатели были ее. Но этот – особенный. Она про себя так и называла «мой», без всякого на то права, потому как формально отношения к этому человеку не имела никакого. Вошедший мужчина был в возрасте, каком именно Люба не определила, но явно старше ее, на что указывали морщинки вокруг глаз и многое другое. Высокий, худощавый, сутулящийся, отчего голова его, казалось, шествовала впереди. Маленькая ростом, пухленькая Любочка смотрела на него из-за прилавка всегда снизу вверх, отчего чувствовала себя ребенком и робела. Может, не из-за роста, но все равно, робела и все. В остальном внешность покупателя была до того бесцветная, даже серая и не примечательная, что, заметив его в толпе, можно совершенно не обратить на него своего внимания. Имени его она не знала, потому что на личные темы, они не разговаривали, хотя этот человек ходил сюда уже второй год за продуктами. Любил сосиски, конфеты и пряники. Этот набор менялся, но пряники оставались неизменны. Любочка всегда оставляла ему самые мягкие. Почему-то она была уверена, что мужчина одинок. Нет-нет, он не был неопрятен, не ухожен, истощен от голода. Просто Люба чувствовала, что этот человек сам за собой следит и ухаживает. Он никогда не поднимал на нее глаз, не смотрел в лицо. Это было странно. Она не знала, какого цвета его глаза. Разглядела только белесые ресницы, оказавшиеся на удивление длинными и вздернутыми, такими, как раньше загибали щипчиками барышни! Сейчас я скажу вам самое главное. Эти двое были не знакомы друг с другом и на посторонние темы не разговаривали. Вслух. Но они беседовали в мыслях! Да, да, не удивляйтесь, но между ними ничего не было, и вместе с тем все было, та мысленная внутренняя общность, которая иногда связывает людей, но такое случается с близкими людьми! Это общение не поддавалось никакому объяснению. Несколько раз в неделю он приезжал в магазин. Люба, даже не глядя в окно, видела, как останавливается его старенькая пятнашка, как он, сгорбившись, выходит из нее, идет к старому крылечку, скрепит рассохшейся дверью. Входит, и, не глядя на продавца, говорит, что ему нужно. В прошлый раз он подумал: «Какие у нее маленькие пухленькие пальчики, как у ребенка!», а она мысленно произнесла: «Совсем седой, хотя шевелюра целая, без залысин. Сколько же тебе лет? Пятьдесят пять? Шестьдесят? И где твоя семья?» - Шестьдесят два. На Любу смотрели зеленые глаза. Именно сегодня, когда она делилась своими мыслями с мухой, «ее» покупатель заговорил! - Мне шестьдесят два года. Вы правы, я одинок и обожаю пряники. Люба присела за прилавком. Сердце опомнилось и затрепетало под коленными чашечками. Женщина снова мысленно поблагодарила Бога, или грязную тусклую лампочку под потолком, за полумрак в помещении. Сонная муха встрепенулась и улетела. - Можно узнать, когда Вы заканчиваете работу? Хотя, что я говорю, я это прекрасно знаю. Вас можно подождать? – вздернутые ресницы запорхали, как бабочки. Любочка подумала, что вот, она совсем не может говорить, и только утвердительно кивнула головой, уверенная, что он и так все поймет. - Жду за калиткой. Скрипнула закрывающаяся дверь. * * * Было еще жарко, хотя вечер сгладил дневной зной, угомонил ветер, прибил дорожную пыль. Они ехали в старенькой пятнашке, той самой, что так часто останавливалась у магазина. Машина скрипела и ворчала, может, осуждала хозяина, кто ее знает. Люба сидела рядом со своим старым-новым знакомым. Водитель и пассажирка молчали, но, казалось, что они были знакомы очень давно, всю свою жизнь, потом надолго расстались, а теперь встретились. И сейчас эти люди одновременно и те самые, из прошлого, родные, близкие и, одновременно, совершенно чужие, прожившие так долго врозь. Им предстояло заново узнать друг друга, рассказать, как, и почему были не вместе все это время. Это чувство волновало и пьянило. Она видела его в профиль, чувствовала рядом его руку. Ехать пришлось долго, за город. Она подумала, что готова путешествовать вот так, рядом с этим странным человеком, бесконечно. Загородный домик, у которого они остановились, встретил их темными окнами, лаем собаки и мяуканьем голодного кота. Это жилище оказалось таким, каким Люба себе его представляла: чистым, ухоженным, но все-таки холостяцким. Свет горел на кухне. Пыхтел кипящий чайник. Пил молоко голодный кот. Варились сосиски. В вазочке расположились пряники. Впереди была вся ночь. * * * В июне рано светает. В начале пятого встает солнце, будит птиц. Те, радуясь, тормошат новый день: подымайся, соня, проспишь! Двое, усталые, опустошенные, июньским утром пили на кухне кофе. Утром многое видится по иному. Недаром оно «мудренее». - Я тебя провожу. - Да, конечно. - Ты жалеешь? - Я просто устала. Он отвез ее домой и вернулся в пустой дом. Тот был прежним, и одновременно другим, даже чужим. Его вещи, лежащие не на своих обычных местах, раздражали. Привычка. Вернув комнате первоначальный вид, пошел на кухню. Собрал посуду. Его любимая чашка стояла на столе с недопитым кофе и следами от губной помады. Это ЕГО чашка, и никто не должен ее трогать! Он потянулся. Споткнулся о лежащего под ногами кота. Тот заорал. Чашка, как при замедленной съемке, стала падать, переворачиваясь в воздухе и, наконец, ударилась об пол, разбившись со звоном. * * * Мяукал кот. Что-то звенело. Человек лежал на кровати и недоуменно смотрел на дребезжащий будильник. Утро? Пора вставать? Пожилой мужчина, худощавый, сутулый, сел и огляделся. Все как всегда. Его спальня. Его вещи на своих местах. Никаких следов присутствия посторонних. Неужели все было во сне? Вышел на кухню. Порядок. Его любимая чашка, чистая, целая и невредимая стояла на полке. Кот терся о ноги и просил есть. За окном пели птицы, светило солнце. Мужчина стоял у окна. Два вопроса не давали ему покоя: может, стоит ему сменить магазин?, или все-таки спросить у той продавщицы, когда она заканчивает работу? ОТ АВТОРА: Сегодня ночью мне приснился этот рассказ. Я была в том городе, изнывающем от жары, пыли и мошек. Входила в старый магазин по скрипящим ступеням. Ощущали прохладу и полумрак, видела продавщицу в синем фартуке, сонную муху на прилавке и странного покупателя, который сутулился и покупал пряники. Весь день я думала, может, записать рассказ из сна? А потом решила: почему бы и нет! Это первое мое произведение, где я не придумала ни слова. |