В игольное ушко зрачка вдевает нитку солнце. Из-под туманного плаща косится лунный серп. Унылый шум берёз скользит, отбрасывая проседь. Перебивая слёзно ночь, росой звенит рассвет. Вбирая форму пустоты, смотрясь, как щёголь, в воду, подобие своей тоски в глазах реки застав, телегу катят облака к оврагу горизонта, благословляя лязг дождя и пустозвонство трав. На сотню вёрст – лишь двадцать грамм души и влага неба, где пьют прохладную волну ракушки сонных век, и сердце, словно на износ, качая кровь рассвета, лениво нянчит слёзы ив над вязким илом рек. |