Потерянное поколение 90-х, или Война за детство, которого не было... (мой первый опыт в публицистике) Я не умею писать публицистику, но очень хочется рассказать о том, что видела, с чем постоянно сталкивалась в своей жизни. Мне «везло», практически всегда около меня находились либо взрослые люди, прошедшие детдом, либо дети, которых туда отправляли. Так случилось, что НИ РАЗУ я не услышала слов похвалы о содержании в детском доме. Убегали оттуда дети, и будут убегать. Почему? Ответ простой – детям нужна семья, пусть самая плохенькая, но семья, за которую, как за якорёк, можно уцепиться и выжить в этом бушующем океане под названием жизнь, а иначе закрутит, выбросит на камни и разобьёт. И борются за это якорь изо всех силёнок, для них это борьба не на жизнь, а на смерть… Впервые я, так сказать, «нос к носу» столкнулась с проблемой лишения родительских прав в далёком 1983 году. Как молодому специалисту мне предоставили квартиру, смотреть пошла с начальницей. Квартира запущенная, в ужасном состоянии, но либо сейчас, либо ждать ещё три-четыре года. По пути мне поведали о том, что в квартире жила женщина и пятеро деток, все от разных мужей. Мать постоянно пила, дети брошенные, без присмотра. Старшей девочке тринадцать лет, с десяти плотно общается с мужчинами – ещё бы, такой пример! Учатся все плохо, хотя учителя старались, приходили, разговаривали. Детей бесплатно взяли на «продлёнку», занимались с ними. Пока мы шли до здания, мне рассказали, что могли, однако я даже представить не могла то, что увидела. Запах немытых тел, кучи непонятного тряпья, море тараканов и детские глазёнки, полные страха. Все в одной комнате. Старшая девочка обнимает двух малышей, напротив, прямо на полу сидят двое мальчишек-погодок. Один из них с ненавистью смотрит на меня. -Всё равно убегу! Жить там не буду! Второй толкает его в бок: -Молчи, а то в разные места пошлют. Оба угрюмо замолкают. Ошарашенная, выхожу в подъезд. Начальнице неудобно передо мной, она привыкла видеть то, что впервые так близко увидела я. Смущённо одёргивает форму и принимается говорить о том, что эту женщину не переделаешь, а детей надо спасать. Я шла и думала о том, какие семьи могут создать эти дети. И ещё, что ЭТА сможет опять родить ребёнка, что, кстати, и произошло. Всех детей распределили по разным детским домам, двое остались на Сахалине, а троих отправили на материк. Волею судьбы через много лет я узнала, как сложилась их жизнь. Те двое мальчишек, что сидели у стены, пропали в тюрьмах, старшая девочка умерла при криминальном аборте, одного малыша усыновила семья военных, второго взяли в семью, где было трое детей. Малыши подросли. В семье военных двенадцатилетний пацан взял пистолет и застрелил спящих отца и мать, они усыновили его в возрасте шести лет, он был в детдоме два года. Что с ним было далее неизвестно, на тот момент его не нашли, это был 1995 год. Второго малыша увезли в далёкий Ленинград, он покончил собой в возрасте тринадцати лет. На войне, как на войне… Единственный оставшийся в живых, последний мальчик, родившийся после лишения родительских прав, вырос. Нежно заботился о матери, пока она не скончалась от пьянки, женился, жена умерла вместе с ребёнком при родах, пережил это, женился второй раз, жена сделала тайком аборт(не хотела детей), развёлся и запил. Пока жив, ему 30 лет. Период с 1991 года по 2005 год. Творилось такое, что не придумать ни в одном ужастике. В нашем районе действовала банда малолеток(10-15 лет), которую позднее уничтожили сами уркаганы за бессмысленную жестокость. Столкнулась с этой бандой и я. В ту пору, занимаясь торговлей, открыла небольшой продуктовый павильон. Тогда действовала система рэкета – плати и получишь защиту. Но что-то не ладилось в системе, дань брали, а вот защита не работала – на павильон уже несколько раз с оружием нападали, хорошо, что без жертв. Я приметила паренька лет двенадцати, постоянно покупавшего продукты и сигареты. Он был очень вежливым, улыбчивым, но вот глаза – жесткие узкие щёлочки, дзоты с оптическим прицелом. Сопоставив факты, я напрямую подошла к пацанчику и сказала, что прошу о встрече со старшим в группе. Он слегка замялся, но сказал напрямую: -Очко не заиграет? У нас не кисейные барышни! -Я тоже не вчера родилась! Дело есть. Не знаю, почему, но этот паренек рассказал, что меня приблизительно ожидает и согласился передать просьбу о разговоре. Через два дня, после полуночи я шла за проводником. Глаза не завязывали. Зачем? Не пойму, как надо себя вести, просто убьют. В так называемом, Шанхае, районе бараков, мы долго петляли тёмными закоулками, а потом меня резко затолкали в комнату, полную полуголых подростков. В центре стоял, как я поняла, атаман. С издёвкой глядя мне в глаза, он напрягся и выдал руладу звуков, вышедших из его крепкой задницы. Пацаны залегли от хохота. Наверно, меня это обескуражило, если бы не предупреждение проводника и моя подготовка. Переждав смех, я спокойно посмотрела в глаза главному, и выдала такую же порцию звуков. Тишина стала смертельной. Достав сигарету, закурила: -Лучше дымом дышать, чем дерьмом! Или не так, атаман? Он дёрнул губами в усмешке: -Могёшь! Говори, что за дело. Обсудили мы всё минут за десять. Уходя, я протянула ему большой свёрток: -Пирожки с картошкой, капустой и повидлом. Он кивнул, и шустрый мальчишка ловко развернул пакет, потрогал, надкусил и развернулся к командиру: -Классно! Как у мамки! Главарь взял один пирожок и скомандовал: -Налетай! У порога я оглянулась. Смеющиеся радостные лица, неожиданный подарок, возвращение на миг туда, куда им нет дороги – в семью, где мать печёт пирожки и охаживает полотенцем за то, что хватают еду немытыми руками, а отец, скупо улыбаясь, ворчит на опоздавших к обеду мальчишек. Он лично пошёл меня провожать. Доведя до дороги, сказал: -Больше не приходи, не тронут. И…спасибо за пирожки. Повинуясь скорее наитию, чем голосу разума, схватила его за рукав: -Уходите, вы все погибните! Вам не выжить! -Почему? – в его глазах не было страха, скорее удивление. -Без семьи не выживают, - я опустила голову, мне было стыдно перед этим мальчиком за то, что творилось в стране. -Знаю, - просто ответил он, - но мы постараемся. Осторожно отцепил мою руку и канул в ночь. Через месяц в Шанхае начался пожар. Говорили, что мальчишек вырезали, а потом подожгли трупы. Шёл 1999 год. Страна воевала за выживание, мальчишки тоже… И по сию пору, созваниваясь со знакомыми, я слышу о том, что опять кого-то лишили материнских прав, детей отправили в детдом. Какими они вернутся назад? Армии беспризорников и бессемейных детей растут и множатся. Не верите? Сходите в ближайший детский дом, спуститесь в подвалы брошенных домов. Бессмысленная война продолжается, как вечный бой… Но будут ли победители? Послесловие. В городке, где я прожила много лет, есть интернат для плохо развитых в умственном отношении детей. Директор этого интерната и подопечный мальчишка более трёх лет состоят в сексуальных отношениях. Ему сейчас 16, ей 40-42, замужем. Всё население в курсе происходящего, такое не скроешь. Жаловались, писали. Её дядя в областной думе, всем закрыли рот. Боюсь, что в городке опять начнут постреливать…неизвестные. Не догадываетесь, кто? |