Комдив у нас был – крутой мужик. Летал лучше всех, но долго в воздухе находиться не любил. Больше всего он дозаправку в воздухе уважал. Сложнейший вид боевой и летной подготовки. Особенно на Ту-16, когда с крыла на крыло. Ее в районе аэродрома отрабатывали. Сколько летчиков обучил, не перечесть! А сам был специалист в этом деле – непревзойденный. И днем, и ночью, и с левого кресла, и с правого, и с одной ракетой, и с двумя, и даже с тремя, как он говаривал: «с тремями». И на Ту-16К10, и на Ту-16К16, и на Ту-16К11-16, и на Ту-16К11-16-26, и на Ту-16 СПС. Если бы был такой Ту-16, который вверх колесами летать мог, он бы и на нем заправку освоил.

И как генерал был суровый. Никому спуску не давал. Сам покоя не знал и другим не давал залеживаться. Вот спит он у себя в генеральской квартире. Холодно, топят в гарнизоне плохо. Но сам выносливый был. И семья у него морозоустойчивая была. Терпят. Пока какая-нибудь бабенка не выдержит и позвонит ему: «Караул! Замерзаем!». Тут он встает, звонит оперативному дежурному: «Базе тревога! Построение через полчаса у штаба базы». И это, заметьте, в два часа ночи. Приезжает к ним. И всей базой едут в котельную разбираться, почему плохо топят? Включая начфина, начвеща и начпрода, которые, если разобраться, ни сном, ни духом, то есть ни уха, ни рыла в этом деле не смыслят. А командир автороты и вовсе как бы, ни при чем. Они едут и командира базы потихоньку хулят. Громко боятся. А ну, услышит – должности лишиться можно. А должность штука хорошая. Вон, начвещь, из Белоруссии. Так у него своя деревня, откуда он родом, в летном обмундировании щеголяла, а та, из которой жена была, – в техническом. Чтоб не задавались.

Или, например, труба канализационная забилась, и пятиэтажка, извиняюсь, говном поплыла. Так что думаете, он свой генеральский нос на сторону воротил? Нисколько не бывало. Соберет руководство базы и к люку, где два бича ковыряются, проволокой тащат, что люди наши в унитаз кидают. Один раз, не поверите, детское пальто вытащили. Вполне при-личное пальтецо. Простирнуть, посушить погладить и вот, хоть носи. Так наш генерал самолично (!) в люк лазил в летном обмундировании. Когда оттуда вылез, предложил всем офицерам базы лично полюбоваться. И они поочередно лазили туда, как были, в шинелях. С замначфином казус произошел. Он сквозь люк пролезть не мог, толстый такой. Его еле вытащили. Но он все равно ничего не понял, так как в говне не разбирался и в трубах не соображал. Только выпачкался весь.

Генерал возле «Волги» своей все с себя, вплоть до перчаток, снял, на землю бросил и домой уехал. А начвещь, как был весь в какашках, так на склад к себе и побежал: генералу новое обмундирование предоставить. Да и остальные не лучше были. Правда, командир автороты возмущался, ему-то зачем на говно смотреть? У него, мол, в роте все в порядке. Да не в добрый час ляпнул. Мысль изреченная материальна. Уже на другой день на генеральской «Волге» кардан полетел. А в базе торжественное собрание. Так этого капитана, командира автороты, чуть ли не из-за стола вытащили и, как был он в парадной форме, попросили посмотреть и сказать, что это с машиной случилось? А кардан, сами знаете, под днищем находится. И пришлось капитану, как был в парадном, под машину лезть. Так он впредь каждый день лично все штабные машины на эстакаде осматривал, и никто из дивизионного начальства на исправность автотехники больше не жаловался. Ну а уж в полках…. В полках бывало. Где на всех запчастей набраться?

Если кто думает, что это он так только с руководителями обращался, а рядовым – «отец солдатам», тот жестоко ошибался. И нашему брату, мелочи пузатой, доставалось на орехи. Я лейтенантом был. Назначили в наряд на КДП наблюдателем. Попка с биноклем. Стоит на вышке, смотрит и слушает. Как руководитель полетов очередному самолету посадку разрешает, так наблюдатель тут же свое весомое слово вставляет: «Шасси, закрылки выпущены». А если честно, то за официанткой с завтраком или обедом ездил. Более унизительного для офицера наряда и придумать нельзя. Поехал я в очередной раз за официанткой. А она толстая, как беременная каракатица, оказалась. Посадил я ее рядом с водителем, а сам на кузове, бачки и тарелки придерживаю. Водила по самой пыльной дороге поехал. Подъезжаем к КДП. Я спрыгиваю весь в пыли, а пыль неважное украшение для черной шинели. Тут и славный генерал выходит и, не разбираясь, говорит:

– Отправляйтесь к Петрикову (комендант наш, сволочь редкая), пусть он вам шинель почистит.

То есть отправляет меня генерал на трое суток на гауптвахту. Меньше трех суток тот держиморда-комендант не давал. А больше прав не имел. Петриков, на мое счастье, в отъезде был. Я в общаге шинель почистил, подгладил и на стартовой машине на КДП поехал, докладывать об исполнении. Но и генерал куда-то уехал. Так я без взыскания и обошелся. А другие влетали по полной программе. Иногда и от генерала подарочек привозили. На неделю у них наблюдательство затягивалась. На гауптвахте за крысами наблюдали. А потом годами от подарка этого избавиться не могли. Ниже комдива никто снять взыскание не мог. Разве что подвиг, как Александр Матросов, совершил бы, тогда командующий, может быть, и снял бы. А с неснятым взысканием ни в должности подрасти, ни в загранку слетать.

Так что шутить у нас с генералом никто не пробовал. Говорят, чувство юмора у него какое-то феодальное было. А посмеяться нам и без него было с кем.