Капитан Толмачев считал себя опытным охотником. Он держал «вертикалку» и кобеля Буяна. «Вертикалка», действительно хорошее ружье, а вот Буян •огромный пес, немецкая овчарка, к охоте был совершенно не приспособлен и все его охотничьи подвиги были навеяны фантазией хозяина.

В субботу, на пирсе, группа офицеров собралась расслабиться. Только что подвезли провиант и, главное, рюкзак с водкой. От нетерпения, вняв возгласу: «Под холзак!», то есть под холодную закуску, хватили по полстакана, закусили хлебом с колбасой и принялись ладить костер и варить уху из купленной вместе с водкой рыбы.

В этот идиллический момент появляется Толмачев на «Ниве» со своей нехилой собаченькой. Когда Буян из добрых побуждений ставил лапы своему хозяину на плечи, тот приседал. О том, что могло произойти, если бы у Буяна вдруг появились недобрые побуждения, Толмачев предпочитал не думать. Он приехал не один, а привез, кроме Буяна, гордо восседающего на переднем сидении, еще двух друзей. Один из них владел «Прогрессом» с мотором. Эта компания собралась уток пострелять. Буяну планировалась роль извлекателя уток из холодной тумнинской воды.

Когда они погрузили снаряжение и запустили мотор, выяснилось, что Буян не имеет ни малейшего желания садиться в лодку. Толмачев его и за поводок тянул и в зад пихал. Попробовал на руках в лодку погрузить. Куда там! Буян зарычал и недвусмысленно показал клыки, какие не всякая белая акула имеет. Друзья Толмачева стали терять терпение. Тем более, что стало ясно: от Буяна на воде толку не будет никакого, а вот проблем он может доставить массу. Известно, что собака, в случае переворачивания лодки, до берега доплывет, а охотник в сапогах и амуниции – вряд ли. А такому монстру перевернуть лодку, что миску с похлебкой.

Толмачев подошел с Буяном к мужикам, разомлевшим от «бархатного кайфа», вызванного первой соткой.

– Парни, можно я у вас Буяна оставлю?

– А он у тебя смирный? Вид у него какой-то страхолюдный…

– Да ты что!? Он ни на кого не кидается. Вот смотри. Буян, ко мне! – кликнул он собаку.

Буян, обрадованный, что его перестали пихать в рычащую мотором лодку, потрусил к хозяину.

– Буян, Буяшка, – потрепал Толмачев по загривку кобеля, вызывающе глядящего на офицеров. – Вот видите, какой смирный, мухи не обидит. – Буян, издав звук захлопывающегося медвежьего капкана, клацнул огромными, как у двуручной пилы канадских лесорубов, зубами и поймал назойливую муху.

– Ладно. Загони его в сарай. Пусть в углу на соломе лежит. А то, не ровен час, дождь начнется, мы его ловить и уговаривать не собираемся.

Толмачев завел Буяна в сарай. Уложил его на солому и сказал: «Лежать!». Потом сел в лодку, и они быстро скрылись за поворотом. Парни проводили их взглядом. Тут уха поспела. Пора продолжать заседание.

Неизвестно, как понял Буян команду «Лежать!», но войти им не удалось. Огромный пёс подскочил и с бешеным лаем кинулся на первого, кто попытался войти в сарай. Мужик проворно ретировался. Так же успешно были отбиты и другие попытки. Становилось смешно, но скучно. Все припасы, а главное, водка, лежали на сене в полном распоряжении свирепой овчарки, которая скорее умрет, чем ослушается приказа хозяина, как бы неправильно она его ни поняла.

Вскоре Буян проголодался и учуял восхитительный запах колбасы и других припасов. На этот счет никаких указаний не поступало. Он разорвал полиэтиленовые пакеты, разбросал то, что, по его мнению, не было едой, и с удовольствием сожрал то, что едой у него считалось. На все попытки отвлечь его от колбасы и бутербродов с мясом он отвечал львиным рыком, от которого стыла в жилах кровь. Когда попробовали с помощью удочки зацепить и вытащить хотя бы рюкзак с водкой, Буян, рыча, перекусил бамбуковое удилище с легкостью бензопилы.

Куда направился и когда приедет Толмачев, никто спросить не догадался. Отправленная на место обычной утиной охоты «Казанка», через час вернулась и никого не привезла. Пошли наши мужички по сараям и, взяв в долг, до вечера, несколько бутылок водки и пару буханок хлеба, скрасили свое ожидание, сидя у костра. Когда, наконец, приехали голодные и озябшие Толмачев с друзьями, все были уже в хорошем настроении и не надавали Толмачеву по шее и пендалей, как собирались.

А когда смогли зайти в сарай, налили им ухи и водки. Дружески потрепать Буяна по холке так никто и не рискнул.