Солнце, словно вытаскивает себя за волосы, бросая лукавый прищур на тенистую мостовую – а-ля милостыня. Собственный взгляд застревает в черте города – в каменной кости мостов, стен, дорог, в косогоре кровель – оставаясь единственным по-настоящему родным и близким. Он, точно шлюха, не терпящая простоя, ищет обочину, цепляясь за разговор, за добрый глоток вина; но находит, лишь дождь на карнизе собственного дома, где оконная рама дрожит, как рука с перепоя, будто окно пытается выброситься из окна. Клинопись ливня штопает пыльные ранки асфальта, на живую, въедливо; влажная дурнота подступает к глотке вешних улиц, просеивающих смальту онемевших витрин и придорожных реклам. Дождь возит челюстями по мокрому воздуху, сплёвывая остатки прямой речи, и расставляя всё на свои места: взгляд, словно шлюха, не терпящая простоя, прохладный вечер, вокруг ни души, значит в душе – весна. |