Зябко ёжится ночь, словно лес выдыхает шёпот. Расступаются травы, волнисто рисуя тропы. Злую птицу на ниточке прячет в груди Маша, Ощущая плечами отрезанных кос тяжесть. Ей бы в лес, что хранит её, но сохранить не может. Ведь у Маши лишь птица в груди, ничего нет больше. Небо настежь распахнуто, звезды текут мутно. Ей бы в лес, только путь сквозь сырую траву путан. Заблудиться бы в чаще, исчезнуть, пропасть бесследно. С волдырями крапивными, содранной в кровь коленкой, Босоногой и легкой, пропахшей густым светом, Беззащитно уткнуться в живое тепло лета, В рыже — бурое в десять обхватов медвежье брюхо. Ведь у Маши в душе, как в берлоге, темно и глухо. Пожалеет косматый медведь, запоёт громко: “У лисицы боли, у медведя боли, волка…” Но отцвёл горицвет, став пыльцою на пальцах Маши. Лопнул шарик воздушный и змей улетел бумажный. Ей бы в лес в синем платьице ситцевом. Лес лечит. Птица злится, но нитка медвежьей любви крепче. Ночь вольётся в окно, нестерпимо подкатит к горлу. Закрываясь ладонями, Маша заплачет в голос. И почудится ей, будто старый медведь воет: “У лисицы боли, у медведя боли, волка…” | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
