Женщины всегда вспоминают своего первого возлюбленного, только

вряд ли они помнят, кто им был.

- Клавка, ты помнишь свою первую любовь? – спросил Федя, на ночь

глядя.

Он любил смотреть на ночь, потому что там ничего не было видно. Он

вообще ничего не видел, когда любил смотреть. Даже днем, когда другим

все было видно, он ничего не видел, но смотрел. Зато он хорошо слышал, и

особенно там, где ничего не видел.

- Я слушаю, - сказал он Клавке.

- Конечно, помню, это был не ты, - ответила она.

- Кто же, если не секрет?

- Этого я не помню.

- А каким был я?

- Ты был молодым и стройным.

- А по счету, каким я был по счету у тебя?

- Зачем это тебе?

- Ладно, тогда скажи, каким я был для тебя, красивым?

- Ты был третьим.

- Понятно, третьим, значит лишним?

- Совсем не лишним.

- А сейчас?

- Не помню.

- Ты вспомни, лучше будит.

- Ну, как тебе сказать…

- Скажи, как есть.

- Не последним, скажу тебе.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Хочу сказать, что ты у меня на первом месте.

- Зачем ты мне все это говоришь.

- Ты сам спросил.

- О чем я спросил?

- Ты спросил, помню ли я свою первую любовь?

- И что ты мне ответила?

- Я ответила, что помню только тебя, - сказала Клавка.

- Это потому, что я был у тебя не первым и не вторым возлюбленным, от

которых ты была без ума, и поэтому ничего о них не помнишь, да?

- Ну, почему же, кое-что я еще помню.

- Например?

- Ну, там….

- Ладно, проехали, - остановил ее Федя.

- Спокойной ночи? - спросила Клавка.

- Нет, - сказал Федя, и уснул крепким сном.

Во сне он ничего не видел, но зато все слышал.

С ним случалось такое, когда он хотел что-то выяснить у Клавки, а та

запутывала его так, что он ничего не помнил.

- Слышишь, - иногда спрашивала его Клавка в минуты, когда он уже

засыпал.

- Чего тебе? – отзывался Федя.

- Ничего, - отвечала Клавка, - проверка слуха, и тоже засыпала от

нечего сказать.

Так они и жили. Как и все другие.

 

Эд Гемадзе