В детстве мы все любим животных, и только повзрослев, и, приобретя некоторый жизненный опыт, нередко меняем отношение к братьям своим меньшим. Недавно, на моих глазах, лошадь сломала трёхлетнему ребёнку ножку, ударив его копытом. Встал вопрос, кто виноват? Толи родители, которые стояли рядом и не доглядели за малышом, разрешили ему приблизился к животному, то ли хозяин, оставивший диковатую молоденькую лошадку без присмотра, то ли сам малыш, но, думаю, точно не лошадь. Хотя, взрослые в один голос принялись яростно обвинять именно её, какая она плохая, дикая, невоспитанная, в общем, ненормальная и её надо отправить на живодёрню. Наблюдая эту не весёлую картину, невольно вспомнила своё детство, взаимоотношение с животными, в частности с лошадьми. Как я любила лошадей! В шестидесятые годы теперь уже прошлого века, в колхозах техники было мало, использовался в основном физический труд людей. Пахали поля, боронили, косили, возили, всё делалось при помощи конной тяги, поэтому в колхозе держали много лошадей. К каждой лошади был прикреплён, так называемый, ездовой. На конном дворе, где одно время мой отчим работал конюхом, стояло больше сорока голов лошадей, и на соседнем дворе столько же. Я часто навещала конный двор, лошади меня очень привлекали. Если спросить, чем привлекали, то отвечу - всем. Большие, тёплые и красивые, а ещё ласковые и добрые трудяги… Любила расчёсывать и заплетать им гривы в косы, угощала их принесённым из дома хлебом, помогала конюхам раскладывать по яслям рубленый клевер, или насыпать овёс в торбу. Рано научилась запрягать лошадь в сани или телегу, самостоятельно управлять повозкой, любила, не скакать, это слишком громко сказано, а ездить верхом без всякого седла, и держалась на коне уверенно. Мне было двенадцать лет, когда со мной произошёл один случай, напрямую связанный с лошадью, и который, должен был отбить охоту ездить верхом, а, возможно, и притушить любовь к этим животным. Но, этого не случилось. Однажды родители решили отвезти зерно со склада на мельницу. Склад находился на высоком пригорке, а ниже по склону располагался птичник, и ещё, чуть дальше, текла река. Лошадка, запряжённая в телегу, стояла беспокойно, донимал овод. Она перебирала копытами, махала хвостом и лягала себя по животу, отбиваясь от слепней. Пока отчим с мамой грузили на телегу мешки с зерном, я, от нечего делать, залезла на лошадь и пробралась по её спине ближе к хомуту. Не знаю, что спровоцировало кобылку, то ли я её напугала, то ли ей стало щекотно, то ли не понравилось моё нахальство, только она рванула с места и понеслась по склону к реке. Отчим в тот момент стоял на телеге, укладывал мешки и, когда лошадь понесла, на первом же хлюпке его скинуло с телеги. Меня тоже сбросило со спины лошади, но я успела схватиться за хомут, просунуть под него руку и сцепить руки в замок. Не сделай я этого, лошадь меня просто бы растоптала и переехали колёса телеги. Я слышала, как телега гремела и дребезжала, подскакивая на кочках и ямах, как бухались о её дно «прыгающие» мешки. Слышала всполошенные крики людей, бегущих сзади, и, больно ударяясь об оглоблю и тело вспотевшего животного, думала только о том, чтобы не расцепились руки. Моё детское, худенькое существо висело на хомуте, и болталось, скользя по оглобле до тех пор, пока вожжи не намотало на колесо. Они натянулись, и животное встало, дрожа всем телом и тяжело поводя боками. Когда подбежали взрослые, они еле расцепили мои руки. При попытке поставить на ноги, которые дрожали и не слушались, я падала. В тот момент я вся была не в адеквате, плохо соображала и не очень понимала слова и вопросы. Случай запомнился, но желание ездить, верхом не отбил. Правда, лошадей старалась выбирать покладистых и смирных. В колхоз входило несколько деревень, народу в них проживало много, и для удобства работы в разных отраслях колхозного хозяйства были созданы бригады. В каждой деревне была своя полеводческая или животноводческая бригада. Моя мама на тот момент ухаживала за овцами, а овчарня находилась в соседней деревне за три километра. Летом уход за овцами был не сложным. Утром выгнать в поле под присмотр пастуха, а вечером закрыть в овчарне. Посмотреть, нет ли больных или раненых. Выпускать овец, утром рано, мама ходила сама, а вот закрывать их на ночь посылала меня. Она-то ходила пешком, а я ездила на велосипеде, и мне было не сложно и не долго. К тому же, там находился ещё и конный двор. Уезжала туда всегда за час, полтора до пригона отары. Проверив, что вокруг никого нет, шла на конный двор. Днём там всегда находилось несколько лошадей, оставленных для отдыха, или приболевших. Я особенно любила Муську, пожилую, толстую и смирную кобылу, слегка прихрамывающую на одну ногу. Я её всегда угощала хлебом. Она была высокая, и надеть на неё узду по причине своего малого роста, я бы не смогла, но Муську приучили наклонять голову в момент надевания узды. А, чтобы залезть на спину лошади, я подводила её к телеге и с неё взбиралась на широкую Муськину спину. С каким удовольствием я гарцевала на ней по дороге между полями! У лошади хоть и были такие толстые бока, что мои ноги, словно короткие тычинки, смешно торчали в разные стороны, но сидеть и ехать на ней, было одно удовольствие. Она, словно степной корабль, несла седока бережно и плавно. Мои катания на Муське продолжались с месяц, пока местные ребятишки из зависти не донесли на меня бригадиру. Ещё запомнился случай с молодым жеребцом. Когда осенью или весной пахали частные земельные участки, плуг оставался в деревне до тех пор, пока не был вспахан последний огород. Каждый вечер, после работы, лошадь под уздцы вели на конный двор для кормёжки и отдыха. Чтобы лошадь сильно не уставала, за один день пахали не больше трёх участков. В тот раз у нас пахал молодой жеребец по кличке Весёлый, высокий, поджарый и сильный, чёрной масти, с небольшой головой и роскошной гривой. Мускулы так и играли под его атласной кожей. Красавец, одним словом. Ему бы не землю пахать, а на выставке выступать. Он, даже таща за собой плуг, вышагивал гордо, красуясь, и как бы пританцовывая. Не знаю, почему этого коня заставляли пахать огороды, только чуть позже, его забрал председатель. Весёлый стал выездным жеребцом, то есть возил в саночках начальство. После того, как был вспахан огород, мы с мамой повели Весёлого на конный двор. Она, зная о моей любви к верховой езде, сама предложила мне прокатиться верхом. Помогла мне влезть к нему на спину, я натянула узду, и он поднялся на дыбы, то есть встал на задние ноги, подняв передние. Не знаю, как я удержалась на нём без седла, но удержалась. И он понёс меня, не разбирая дороги, забыв про усталость, и не слушаясь седока. Я вспоминаю, что мне не было страшно, у меня было одно желание удержаться на коне. Чтобы усидеть на нём, я держалась и за гриву, и за узду, и за его шею. Хорошо, что он не взбрыкивал, а только носился то рысью, то галопом, то намётом. Устав носить меня по полям, Весёлый остановился, фыркнул и затем с достоинством стал слушаться меня и узду. Когда, приблизились к месту, где ждала нас мама, та от страха за мою жизнь, держась за сердце и обвиняя себя, в слезах сидела на траве. О своей верховой «прогулке» на Весёлом я рассказала друзьям, но никто не поверил. Все знали Весёлого, как строптивого жеребца, не обученного верховой езде. Теперь, к сожалению, деревня обеднела животными. В нашей местности, нет ни колхозов, ни лошадей, коров в частных хозяйствах тоже редко кто держит. Следует отметить, что и людей-то в деревне проживает мало, а тем более детей. Неужели ушло безвозвратно то время, когда деревенские улицы были полны народа и детского крика, из каждого подворья раздавались голоса животных. Летним вечером из поля возвращались сытые разномастные бурёнки, неся полное вымя настоящего, полезного и вкусного молока. Как же прививать детям любовь к животным, умение делить с ними среду обитания, если животных они скоро смогут увидеть только в зоопарках |